— Да, это я.

Слышу шаркающие звуки, затем недоверчивый возглас.

— Нет, я узнал его, — продолжает говорить кто-то. — Я узнал его, узнал. Это он.

Снова звуки шагов. Затем я чувствую, как Дэй встает, и я остаюсь одна на холодной кровати подо мной. Они забрали его куда-то. Они забрали его.

Я хочу зацепиться за эту мысль, но лихорадка снова берет надо мной вверх, и я проваливаюсь во тьму.

Я в своей квартире в Рубиновом секторе, голова лежит на подушке, на лбу выступили капельки пота, тело укрыто тонким одеялом, и я чувствую лучи послеполуденного солнца, пробивающиеся сквозь окна. Олли лежит рядом, его огромные щенячьи лапы лежат на холодных мраморных плитках. Я понимаю, что в этом нет никакого смысла, ведь мне шестнадцать и значит Олли должно быть уже девять лет. Наверное, это сон.

Ко лбу прикасается мокрое полотенце, я поднимаю глаза и вижу Метиаса, сидящего рядом со мной, аккуратно кладущего полотенце так, чтобы вода нне попала мне в глаза.

— Эй, Букашка, — говорит он с улыбкой.

— Разве ты никуда не опаздываешь? — шепчу я. В животе появляется неприятное ощущение, как будто Метиаса не должно быть здесь. Как будто он должен спешить куда- то.

Но мой брат только качает головой, от чего несколько темных прядей падают ему на лицо. В свете солнца его глаза кажутся золотыми.

— Ну, я ведь не могу оставить тебя здесь одну, так? — Он смеется и этот звук переполняет меня чувством радости, что кажется, будто я могу лопнуть. — Смирись, ты надолго застряла здесь со мной. А теперь ешь свой суп. И мне не важно, что ты считаешь его ужасным.

Я делаю глоток. Я могу поклясться, что даже чувствую его вкус.

— Ты, правда, останешься со мной?

Метиас наклонятся вперед и целует меня в лоб.

— Навсегда, малыш, пока ты не устанешь от меня.

Я улыбаюсь.

— Ты всегда заботишься обо мне. И как у тебя остается время на Томаса?

Метиас удивлено смотрит на меня, а затем начинает смеяться.

— Я не могу ничего скрыть от тебя, да?

— Знаешь, вы двое могли бы и рассказать мне обо всем. — Мне больно от этих слов, но я не совсем уверена почему. Кажется, будто я забыла что-то важное. — Я бы никому не рассказала. Или ты боялся, что если Коммандер Джемисон узнает, то отправит вас с Томасом в разные патрули?

Метиас опускает голову.

— На самом деле у меня не было оснований, чтобы признать это.

— Ты любишь его?

Я помню, что это сон и чтобы не говорил Метиас — это просто мой мозг проецирует его ответы. Но, несмотря на это, я чувствую укол боли, видя, как он печально кивает в ответ.

— Я думал, что да, — отвечает он. Я едва слышу его.

— Мне так жаль, — шепчу я. Я встречаю его взгляд полный слез.

Я хочу дотянуться до него и крепко обнять. Но видение исчезает, и я понимаю, что лежу в тускло освещенной комнате на кровати. Метиас исчез. Вместо него за мной ухаживает Дэй, его лицо обрамляют светлые волосы, руки поправляют полотенце у меня на лбу, а глаза неотрывно смотрят на меня.

— Привет, Сара, — говорит он. Он использует имя, которое придумал для меня. — Не беспокойся, ты в безопасности.

Я моргаю несколько раз, чтобы сфокусироваться.

— В безопасности?

— Местная полиция подобрала нас. Они отвели нас в небольшую больницу, когда узнали, кто я. Кажется, они наслышаны обо мне и это сработало нам на руку. — Дэй неуверенно улыбается мне.

Но я чувствую такое разочарование, увидев Дэя, мне так горько от того, что даже во сне я потеряла Метиаса, и я с силой прикусываю губу, чтобы не разрыдаться. Мои руки все еще слабы от напряжения. Я, наверное, не смогла бы крепко обнять ими шею брата, и поэтому Метиас снова ушел от меня.

Улыбка Дэя пропадает, он чувствует мое горе. Одной рукой он дотрагивается до моей щеки. Его лицо так близко, оно как будто сияет в вечернем свете. Я приподнимаюсь из последних сил и позволяю ему крепко прижать меня к себе.

— Дэй, — шепчу я ему в волосы, мой голос звучит по-другому из-за всех не пролитых слез. — Я, правда, скучаю по нему. Я так сильно скучаю. Я так сожалею обо всем случившемся. — Я повторяю это снова и снова, слова, которые я сказала Метиасу во сне, слова, которые я буду говорить Дэю до конца жизни.

Дэй крепче прижимает меня к себе. Он проводит рукой по моим волосам так нежно, как будто я могу развалиться на кусочки. Я цепляюсь за него, как за последний смысл в жизни, не в силах сделать вдох, утопая в печали и пустоте.

Метиас снова ушел. Он всегда уходит.

Дэй

СПУСТЯ ПОЛЧАСА ДЖУН НАКОНЕЦ СНОВА ЗАСЫПАЕТ, после того как медсестра вколола ей какое-то лекарство в руку. Она снова оплакивала своего брата, и кажется, будто она ломает сама себя, открывая всем свои сердечные раны. Эта сила в ее карих глазах — теперь их выражение поменялось, как будто она ... сломлена. Я вздрагиваю. Я хорошо понимаю, что чувствуешь, когда теряешь старшего брата. Она дергается во сне, скорей всего снова из-за одного из кошмаров от которого я не могу ее спасти. Поэтому я делаю то, чтобы они сделала для меня — глажу ее по волосам, целую щеки, губы. Не думаю, что это ей поможет, но я не останавливаюсь.

В больнице на удивление тихо, лишь пара звуков разбавляют эту тишину: слабый шум от ламп на потолке и какая-та суета на улице за окном. Как и в Республике на стенах висят мониторы, транслирующие новости с фронта. В отличие от Республики в этих новостях появляются рекламные ролики, которые мы видели на улице, смысл которых я не могу понять. Через некоторое время я перестаю смотреть на экраны. Я вспоминаю, как мама успокаивала Идена, когда он подхватил чуму, как она шептала ему ласковые слова и касалась лица перевязанными руками, как Джон подошел бы к его кровати с банкой супа в руках.

«Я так сожалею обо всем случившемся». Так сказала Джун.

Спустя несколько минут, в комнату входит солдат и подходит ко мне. Это тот же самый солдат, который узнал меня и доставил нас в эту двадцати этажную больницу. Она останавливается передо мной и быстро наклоняет голову, как будто я офицер или еще кто-то. Так же удивительно, что она единственный солдат в нашей комнате. Должно быть, эти ребята не видят угрозу в нас с Джун. Ни наручников, ни охранников возле двери. Знают ли они, что это мы сорвали убийство Электора? Если они спонсируют Патриотов, то узнают об этом рано или поздно. Возможно, они и вовсе не знают, что мы работали на Патриотов. Рэйзор в последний момент добавил нас к их плану.

— Полагаю состояние твоей подруги стабильно? — Она останавливает свой взгляд на Джун. Я киваю. Будет лучше, если никто здесь не узнает, что Джун любимая одаренная девочка Республики. — Учитывая ее состояние, — добавляет она, — ей лучше остаться здесь, пока она не поправится достаточно, что сможет передвигаться самостоятельно. Ты можешь остаться с ней или ДесКон Корп с радостью предоставит тебе еще одну комнату.

ДесКон Корп — еще одно местное название, которое мне непонятно. Но я еще далек от того, чтобы начать задавать им вопросы. Если я настолько популярен здесь, что они предоставили нам лечение в больнице, то пока это все, что мне нужно.

— Спасибо, — отвечаю я. — Я бы хотел остаться здесь.

— Мы позаботимся, чтобы для тебя принесли еще одну кровать, — говорит она, кивая на свободное место в комнате. — Мы придем проверить вас утром.

Я поворачиваюсь обратно к Джун. Заметив, что солдат не уходит, я оборачиваюсь к ней, удивленно подняв бровь. Она краснеет.

— Я могу еще что- то сделать для вас?

Она пожимает плечами, пытаясь выглядеть беспечной.

— Нет. Я просто...значит, ты Дэниель Алтон Уинг? — Она произносит мое имя, как будто пробуя его на вкус. — Эвергрин продолжает печать о тебе рассказы в своих журналах. Повстанец, Призрак, Волчий билет — похоже, они придумывают новые названия и достают новую фотографию каждый день. Говорят, что ты самостоятельно сбежал из тюрьмы в Лос-Анджелесе. Эй, а правда, что ты лично встречался с Линольн?