Солдаты осматривают вагоны примерно в пятидесяти мерах от меня. Я пригибаюсь и переползаю по крыши к краю. Затем спрыгиваю на землю.

Паскао появляется из тени, его бледно серые глаза светятся в темноте. Должно быть, он искал меня.

— Какого черта ты тут делаешь? — шепчет он. — Ты должен быть устроить шоу рядом с местом взрыва, так? Где ты был?

Я не в настроение, чтобы препираться с ним.

— Не сейчас, — говорю я и пробегаю мимо него. Время возвращаться обратно в подземный туннель.

Паскао открывает рот, собираясь что-то сказать, но отказывается от этой идеи, взглянув на мое лицо.

— Э....., — начинает он снова, на этот раз гораздо тише, — ну, ты хорошо поработал. Думаю, они поняли, что ты жив, даже без дополнительных фейерверков. Кстати, когда ты там забирался на крышу, это было потрясающе. Завтра мы узнаем, как публика отреагирует на твое появление. — Когда я не отвечаю, он прикусывают губу и замолкает.

У меня нет выбора, кроме как ждать пока Рэйзор не завершит свой план, и я смогу освободить Идена. Во мне вскипает ненависть к молодому Электору. Я ненавижу тебя. Я не-на-вижу тебя всей душой, и я клянусь, что при первой же возможности всажу тебе пулю голову. Впервые с момента моего объединения с Патриотами, я с радостью жду шанса убить Электора. Я сделаю все, чтобы Республика больше никогда не смогла достать моего брата.

В хаосе разгорающегося огня и криков солдат, мы перебегаем на другую сторону города и исчезаем в ночи.

Джун

ОСТАЛОСЬ МЕНЬШЕ ДВУХ ДНЕЙ ДО УБИЙСТВА ЭЛЕКТОРА. Тридцать часов для меня, чтобы предотвратить это.

Солнце только село, когда Электор с шестью Сенаторами и, по крайней мере, четырьмя патрулями (сорок восемь солдат) садятся на поезд, направляющийся в военный город Пиерра. Я еде с ними. Это первый раз, когда меня перевозят никак преступницу, а как простого пассажира, поэтому сегодня я одета в теплые зимние штаны и мягкие кожаные сапоги (никаких каблуков и металлических носков, так, чтобы я не смогла использовать их как оружие) и теплую куртку с капюшоном ярко алого цвета с серебряной отделкой. Цепей на мне нет. Андэн даже позаботился, чтобы мне дали перчатки (мягкая кожа, черные с красным), и в первый раз с момента прибытия в Денвер, я не чувствую холода. Волосы как всегда, чистые и мягкие, собраны на затылке в хвост. Все лампы на платформе выключены, и я не вижу , кроме идущего впереди Электора. Мы садимся в поезд в полной тишине. О внезапном решении Андэна уехать из Ламара в Пиерру кажется не подозревали даже Сенаторы.

Мои охранники ведут меня в отдельный вагон, настолько роскошный, что я уверена, что нахожусь здесь только по решению Андэна. Он в два раза длиннее обычных вагонов (девятьсот квадратных футов, с шестью бархатными шторами и конечно же с портретом Андэна на стене). Солдаты подводят меня к столу в середине вагона, затем выдвигают для меня стул. Я чувствую странную отрешенность от всего этого, как будто все это ненастоящее - как будто я все та же богатая девушка, занимающая полагающееся ей место в элите Республики.

— Если вам что-нибудь понадобиться, дайте знать, — говорит один из них. Он вежлив, но по сжатой челюсти видно, что он нервничает, находясь рядом со мной.

Вокруг ни единого звука, кроме грохотания поезда по рельсам. Я стараюсь не показывать, что наблюдаю за солдатами, но уголком глаза неотрывно слежу за ними. Есть ли на этом поезде Патриоты, замаскированные под солдат? Если да, подозревают ли они меня в измене?

Мы ждем в давящей тишине. Снова идет снег, ударяясь об окна вагона. Белые узоры украшают стекла. Это напоминает мне о похоронах Метиаса, мое белое платье и пепельно-белый костюм Томаса, белая сирень и белые ковры.

Поезд набирает скорость. Я наклоняюсь к окну, пока не прижимаюсь щекой к холодному стеклу, молча, наблюдая, как мы приближаемся к Доспехам, защитной стене, окружающей Денвер. Даже в темноте я вижу, как железная дорога уходит в туннели в Доспехах; одни из них плотно закрыты металлическими воротами, а другие открыты, для ночных перевозок. Наш поезд въезжает в один из туннелей, думаю, что поезд, выезжающий из столицы, не нуждается в проверке, особенно если на нем едет Электор. Когда мы оставляем огромные стены позади, я вижу подъезжающий к ним поезд, останавливающийся для проверки.

Мы продолжаем путь, растворяясь в ночи. Размытые небоскребы трущобных секторов мелькают за окном, такая знакомая картина жизни людей, живущих за пределами города. Я слишком устала, чтобы обращать внимание на детали. Мои мысли возвращаются к тому, что сказал мне Андэн прошлой ночью, к тем бесконечным проблемах, которые из-за этого возникают: как предупредить Андэна и сделать так, чтобы Дэй был в безопасности. Патриоты узнают, что я предала их, если я раскрою план убийства Андэна слишком рано. Мне нужно выждать время, чтобы любые отклонения от плана произошли прямо перед покушением, и я смогла встретиться с Дэем.

Мне бы хотелось все рассказать Андэну прямо сейчас. Сказать и покончить с этим раз и навсегда. Вот, чтобы я сделала в мире, где бы не было Дэя. В мире без Дэя многое было бы по-другому. Я вспоминаю свои кошмары, где Рэйзор стреляет Дэю в грудь. Я чувствую тяжесть кольца из скрепок на пальце. И снова я подношу два пальца ко лбу. Если Дэй не видел мой первый сигнал, надеюсь, он увидит этот. Охранники не подозревают в моем поведение что-то необычное; это выглядит так, будто я просто дотрагиваюсь до головы. Вагон слегка качается и меня заволакивает волна головокружения. Возможно эта простуда — если конечно это действительно простуда, а не что-то посерьезней — начинает действовать на мою логику. Но я до сих пор не попросила доктора или лекарство. Лекарство пагубно влияют на иммунную систему, поэтому я всегда предпочитаю своими силами справляться с болезнью (что всегда раздражало Метиаса).

Почему я так часто думаю о Метиасе?

Приглушенные мужские голоса возвращают меня из моих мыслей. Я перевожу взгляд от окна обратно на вагон. Я выпрямляюсь на стуле и теперь могу разглядеть две приближающиеся фигуры через дверное окошко. Один мужчина голос, которого я только что слышала, невысоко роста, угловатый, с неряшливой седой бородой и большим носом. Второй Андэн. Я напрягаю слух, стараясь расслышать, о чем они говорят — сначала я слышу лишь отдельные звуки, но затем слова становятся четче, когда они подходят ближе к моему вагону.

— Электор, прошу вас, это для вашего же блага. Попытки восстания должны быть сурово наказаны. Если вы не отреагируете должным образом, это будет лишь вопрос времени, когда начнутся беспорядки.

Андэн терпеливо слушает, убрав руки за спину и наклонив голову к собеседнику.

— Спасибо за вашу заботу, Сенатор Камьон, но я принял решение. Сейчас не подходящее время, чтобы разбираться с беспорядками в Лос-Анджелесе военными силами.

Я еще больше прислушиваюсь к их разговору. Сенатор разводит руками, показывая раздражение.

— Поставьте их на место. Это необходимо сделать прямо сейчас, Электор. Покажите свою волю.

Андэн качает головой.

— Это толкнет людей к краю, Сенатор. Использовать силу даже не успев публично завить об изменениях, которые я планирую осуществить? Нет. Я не отдам такой приказ. Это моя воля.

Сенатор раздраженно чешет бороду и берет Андэна под локоть.

— Люди уже восстали против вас, и ваша снисходительность будет выглядеть как слабость, не только снаружи, но и внутри. Главы Испытания в Лос-Анджелесе жалуются на отсутствие ответа, из-за протестов они уже несколько раз отменяли экзамены.

Андэн сжимает губы в тонкую линию.

— Думаю вам известно мое мнение об Испытаниях, Сенатор.

— Да, — отвечает Сенатор, нахмурившись. — Обсудим это в другой раз. Но если вы не отдадите приказ, который позволит нам остановить восстания, я гарантирую, что вы получите выговор от Сената и Лос-Анджелесского патруля.

Андэн делает паузу, не сводя взгляда с Сенатора.