Антон резко кивнул и, нахмурившись, нетерпеливо попросил:
— Давайте перейдем к делу, — поджав губы, еще раз посмотрел на девчонку, никак не прореагировавшую на его слова. Нахмурился еще сильнее, а потом добавил: — Хотелось бы покончить со всеми проблемами.
Даша громко хмыкнула, губы ее скривились, брови взметнулись, но сама она не произнесла ни слова.
Антон помрачнел, глаза зло блеснули, а Геннадий Павлович, тактично откашлявшись, сделал вид, что ничего не заметил. Достав из дипломата нужные бумаги, он посмотрел на Антона из-под стекол очков.
— В общем-то, — начал он, — тут и говорить не о чем. И вы, Антон, как юрист, сами должны понимать, как мы можем решить все… — он на мгновение запнулся, — все… проблемы.
— То есть? — сощурившись. поинтересовался молодой человек.
— Насколько нам всем известно, — сказал адвокат, — завещание Олега Витальевича… вернее, та его часть, что касается Дарьи Кирилловны, — быстрый взгляд на Дашу и вновь в глаза Антона, — не выполнена окончательно. Ведь Даше еще нет восемнадцати, — мужчина неопределенно качнул головой. — Насколько мне известно, данное событие случится лишь через два года?..
Слова врезались в него стремительной горящей волной, и Антон уставился на Геннадия Павловича.
— И что это значит? — со звонкой медлительностью протянул молодой человек.
Тот открыл рот, чтобы ответить, но Даша, стремительно вскочившая с кресла, в котором сидела до этого тихо и безропотно, молчаливо слушая разговор двух мужчин, всем своим видом показывала, что молчать более не намерена.
— Это значит, что я вновь оказалась на твоей шее! — выпалила она, резко, ядовито, сквозь зубы.
Пронзив Антона ядом не только слов, но и глаз, девушка не отвела взгляда даже тогда, когда Антон ответил на ее вызов. Он встретил ее выпад с гордо вскинутой головой, но последующие ее слова заставили его плотно поджать губы, признавая свое бессилие перед ее аргументами.
— На кого ты скинешь меня в этот раз?! — словно выплюнула она, окатив его презрением.
Мужчина напряженно выпрямился, ощущая, что пульс забился в запястья ударным молотом.
— Я тебя не скидывал, — по словам проговорил Антон, напряженно и тяжело дыша.
— А как это называется?! — скептически воскликнула Даша, не отводя от него взгляда. — Оставил на время?!
— Ты не…
— …На четыре года!
Острый взгляд глаза в глаза. Смешанное дыхание, ее и его. Злость и ярость, презрение и боль, обида и ярость.
Он дышал тяжело и часто, казалось, вот-вот задохнется от собственного дыхания. А она, пронзая его взглядом, сжимала ладошки в кулаки с такой силой, что заболели пальцы. Он молчал, неспособный подавить в себе гнев, вырывавшийся сейчас через нос горячими вдохами-выдохами. И она молчала, потому что не могла успокоить громко колотившееся в груди сердце, боясь, что оно разорвется на части от эмоций.
Мгновение, превратилось бы в вечность, но горячий порыв чувств рванул через края плотины.
— Не перебивай меня, — по слогам проговорил Антон, сдержанно и жестко.
И Даша, словно его не слыша, продолжала гнуть свою линию, доказывая свою правду.
— Ты даже имя мое произносить боишься! — выпалила она ядовито. — Оно тебе противно?
Он и не заметил, как руки его, дрогнув, сжались в кулаки, а веки, отяжелев, опустились.
— Не собираюсь обсуждать это с тобой, — отрезал мужчина. — Не здесь и не сейчас.
Девушка не удостоила его ответом, лишь саркастически фыркнула и, скрестив руки на груди, повернулась к Антону спиной. Ее напряженная спина абсолютно полно выражала ее отношение не только к нему самому, но и к тому, что происходит.
И ее заблаговременная уверенность в том, что он сделает, скажет и как поступит, выводила Антона из себя.
Смерив девушку быстрым взглядом из-под бровей, он посмотрел на адвоката.
— Что нам делать, Геннадий Павлович? — обратился он к поверенному, застывшему около стола.
Немного помолчав и откашлявшись, тот произнес:
— Что делать… хм… что делать, — он кашлянул и, поправив очки, съехавшие на нос, перевел взгляд с Антона на Дашину спину, затем опять на Антона, и, неестественно дернув плечами, проговорил: — Поскольку Дарье Кирилловне, как я уже говорил, еще нет восемнадцати… и она не совершеннолетняя… — он помедлил, словно подбирая слова. — Да и завещание вашего отца не выполнено окончательно… — наверное, это была шпилька в его адрес, потому Антон и подобрался, а адвокат продолжал: — Полагаю, что вам стоит самому взять воспитание Даши под свой контроль.
— Это как?.. — не понял Антон.
— А ему это надо, сначала спросите? — воскликнула девушка, резко поворачиваясь к мужчинам лицом. — Он никогда меня знать не желал. Если бы не дядя Олег, я бы давно закончила жизнь в сточной канаве.
— Ты можешь помолчать?! — раздраженно воскликнул мужчина, зло сощурившись.
— А то что? — гордо вскинув подбородок, осведомилась девушка.
Она его не боялась. Ничуть. Смотрела так же пристально и внимательно, глаза в глаза, как и на кладбище. И это его бесило. Отчаянно действовало на нервы. Черт побери, почему она так действует на него?!
Он не успел ей ничего ответить, девчонка вновь опередила застывшие в его горле слова.
— Ради разнообразия накажешь меня тем, что выполнишь условия завещания отца и станешь сам за мной следить?!
И он, не раздумывая, сам не осознавая всего смысла своих слов, выпалил:
— А если и так?! — решительно сделал к ней твердый шаг, нависнув над девушкой каменной стеной. — Что ты тогда будешь делать? — у него еще хватило глупости насмехаться над ней?! Вот же!
Застигнутая врасплох, Даша, казалось, не знала, что сказать. Глаза ее, метнувшись в сторону, блеснули, и горящие в них искорки убедили Антона в том, что она не верит в силу его слов и обещаний. Думает, что он блефует!? Ресницы ее дрогнули, глаза сузились, а губы, плотно сжатые, жестко выдавили:
— Ты не сделаешь этого, — решительно, звонко. — Не рискнешь, — ее жесткий и уверенный взгляд прожег его глаза. — Не рискнул четыре года назад, и сейчас тоже не сможешь.
И эти слова решили все. Для Антона. И для нее самой тоже.
Не отводя от нее пронизывающего взгляда, Антон обратился к адвокату сквозь плотно сжатые губы:
— Геннадий Павлович, полагаю, проблема решена, — и не успел тот возразить, добавил: — Я сам разберусь с этим.
Даша ошарашенно взирала на него, не веря в то, что Вересов говорит серьезно. Губы ее подрагивали, ресницы почти касались щек, так сильно были сужены глаза, а грудь вздымалась часто от вибрирующего в ней сердца.
— Можете быть свободны, Геннадий Павлович, — услышала она, как сквозь сон, голос Антона, тихий, но твердый.
Изумленно посмотрела на адвоката, застывшего с открытым ртом, перевела взгляд на мужчину, нависшего над ней.
— Ты ведь говоришь несерьезно? — спросила она, подозрительно сощурившись. — Ты сбежишь! Как сбежал тогда, четыре года назад.
— Посмотрим, — холодно и почти равнодушно отозвался Антон.
— Ты не останешься, — с уверенностью заявила она, глядя на него удивленно. — Это слишком тяжелая ноша для тебя.
— Посмотрим, — повторил он.
И Даша не выдержала. Сжав руки в кулаки, метнулась к двери.
— Что ж, посмотрим! — воскликнула она, хватаясь за ручку. — Могу спорить, что от тебя и следа не останется уже через месяц! — она поймала его гневный, предупреждающий взгляд, но проигнорировала его. — Но… мы посмотрим, как ты сказал. Посмотрим! — и выскочила из кабинета, сильно хлопнув дверью.
Прижавшись к стене, постаралась успокоить бешено бьющееся сердце, но сделать этого так и не смогла.
А Антон, изумленный не меньше нее, застыл, как вкопанный, в кабинете отца, глядя на закрывшуюся перед ним дверь. Сердце его грохотало в груди, а пульс яростно врывался в виски, раскалывая мозг на части. Руки неожиданно задрожали, мужчина ощутил это даже в кулаках.
Черт побери, на что он только что подписался?!
— Антон, — услышал он, как сквозь туман, голос Геннадия Павловича. — Прошу вас, не делайте глупостей. Даша очень хорошая девочка, не обижайте ее, — мужчина тронул Антона за плечо, несильно его сжал. — Она не заслужила больше страданий, чем их перенесла. Поверьте мне.
