Как только за мужчиной закрылась дверь, Дашка посмотрела на Юрку, сжавшегося в комочек.

— Испугался? — тихо спросила девочка, наклоняясь к нему, чтобы обнять.

Мальчик отрицательно покачал головой, но она ощутила его дрожь кожей. Крепко прижав брата к себе, легла в кровать рядом и уснула.

На следующий день дядя Олег тоже пришел. Даша, как никогда, обрадовалась его приходу.

Они снова зашли в кафе. Он расспрашивал обо всем. А она с радостью и охотой, какой раньше в себе не замечала, рассказывала о том, как они жили, когда был жив папа. Как однажды он повез их с Юркой в Москву в зоопарк, а потом катал на каруселях и покупал мороженое. И о том, как им с братом стало плохо, когда отец умер.

Сама Даша долго не могла оправиться от шока и некоторое время ни с кем не разговаривала.

Дядя Олег спрашивал, чем она любит заниматься, кем хотела бы стать, когда вырастет, но на эти вопросы девочка не могла дать ответа. Она ничего не хотела. Лишь желала, чтобы выздоровел брат, чтобы они не были голодны, чтобы зимой не мерзли под двумя одеялами, чтобы дядя Леша ушел и больше никогда не появлялся в их жизни.

У нее не было планов на будущее, потому что в будущем она не была уверена. Оно рисовалось ей призрачным и неясным. Слишком призрачным, чтобы поверить в него.

Даша жила одним днем. Она так привыкла. Выживать. Ради брата. Она жила им и для него. Для него даже больше, чем для себя, потому что после смерти отца и равнодушного молчания матери почувствовала ту ответственность, что опускается на плечи, когда у тебя есть родной и близкий человечек, о котором некому позаботиться, кроме тебя.

— А что же, у вас нет родственников? — спросил Олег.

Даша пожала плечами:

— Может быть, и есть, — просто ответила девочка. — Точно. Есть какой-то дядя Гена, родственник папы, но я видела его очень давно, когда еще маленькая была…

Олег горько улыбнулся, в глазах появились искорки отчаяния.

А сейчас ты какая? Разве не маленькая?..

Взрослая. Уже сейчас — взрослая. У нее отняли детство.

— А можно, — потупив взгляд и смутившись, проговорила Даша полушепотом, и мужчине пришлось наклониться к ней, — я буду называть вас дядя Олег?

Его сердце громко и яростно заклокотало в груди: казалось, оно заглушает все посторонние звуки.

В горле встал горький, тугой комок, и он попытался сглотнуть его, чтобы пролепетать:

— Конечно, — улыбнулся ей, почувствовав кожей ее ответную счастливую улыбку, согревающую душу.

Когда Даша собралась уходить, Олег вновь сунул ей в карман тридцать рублей, и она, долго отпираясь, все же приняла их, смущенно поблагодарив и сказав, что все потратит на лекарства Юрке.

Олег обещал прийти завтра, и, ложась спать, она думала об их встречах, ставших уже чем-то вроде ритуала. Она так привыкла к его присутствию в своей жизни, что не могла представить, как будет без него.

Всего несколько дней, так сильно изменивших две судьбы. Детскую, разочаровавшуюся в мире, душу маленькой девочки и душу взрослого мужчины, искавшего свой путь в жизни. Один взгляд — глаза в глаза, один жест, одно касание руки. Одно слово — ласковое, участливое, приветливое. Не оскорбление, не упрек, не угроза. Без обиды и без злости, без равнодушия и безразличия. Слово, исполненное нежности и теплоты, согрело два сердца, вынудив биться их в унисон.

С первого взгляда… до последнего.

Когда Олег пришел на следующий день, он ненавязчиво попросил Дашу показать, где она живет.

— А зачем? — насупилась девочка и даже отступила от него на несколько шагов.

Она вновь видела в его глазах, читала на лице участие.

— Хочу познакомиться с твоим братом, — тихо проговорил Олег, а потом, словно смутившись, опустил глаза и неуверенно пробормотал. — Можно?

И Даша согласилась. Не отказала. Как она смогла бы?

Он так смотрел на нее, что сердце замирало, отбивая бешеный ритм в груди и словно нашептывая, что этому человеку можно верить. В глазах Олега она видела тот огонек, тот свет, ту теплоту, то бескорыстное участие, которого не видела ни у кого из окружавших ее людей. А его добродушная и сочувственная улыбка вызывала ответное чувство.

Она так давно не радовалась! Думала, что забыла, как это делается. Но он вернул улыбку на ее лицо.

Она почти ничего не знала о нем, кроме того, что его зовут Олег, что он писатель и прилетел в Калининград из Москвы на конференцию. И еще он как-то вскользь упомянул о том, что у него есть взрослый сын — Антон. Этому Антону, которого в глаза ни разу не видела, Даша уже отчаянно завидовала. У него такой замечательный отец! А у нее… У нее был только Юрка.

Она понимала, что Олег не останется с ней — он улетит, как только его конференция подойдет к концу, но в душе молилась о том, чтобы он ее не оставил. Чтобы помог.

Она так верила: он не оставит, не бросит и не уйдет. Она так ждала от него помощи!

Не нужно было. Она знала, что это неправильно. Понимала, что нельзя.

Она для него никто, пусть даже приласкал ее взглядом, кормил, периодически давал денежку, заботился — это ничего не меняло.

Она по-прежнему оставалась маленькой девочкой, живущей под одной крышей холодного дома с больным братом на руках, с матерью-алкоголичкой и подонком Алексеем. А он был профессором, писателем, человеком не ее круга. Отцом, который стремится в Москву к собственному сыну.

Она не имела права его задерживать. Она не имела права ни на что из того, чего он сам не согласился бы дать. Но она так хотела тепла! Так жаждала любви. Отцовской любви, чистой и нежной любви большого человека к маленькой девочке. Разве многого она хотела? Разве много просила? Но и этим была обделена.

Девочка чуть не заплакала от умиления и счастья, когда увидела Юрку, с радостью бросившегося к ней навстречу. Его легкий испуг, когда тот, смущенно потупив взгляд и покраснев, спрятался за ее спиной при виде Олега. И как нерешительно, неловко, робко выглядывал из-за своего «укрытия», хлопая мутными от болезни глазками и неуверенно улыбаясь. Она подбадривала его и уговаривала не бояться Олега, который выступил вперед, приветливо протягивая мальчику большую ладонь.

А потом глотала слезы, когда Юрка, мгновенно успокоившись и приняв мужчину за «своего», хватал того за руки, без умолку что-то бормотал, широко улыбаясь, показывая Олегу немногочисленные игрушки, доставшиеся от старшей сестры.

— А это Сан Саныч, — гордо похвастался Юрка, протягивая мужчине изрядно потрепанного медвежонка. — Мне его Дашка подарила на день рождения. Помнишь, Даш?

И не дожидаясь ответа, продолжил:

— Ей еще папа дал, а ему сшила его бабушка на пятилетие. Да, Даш? Папа назвал его в честь дедушки. Он на войне погиб. Нам папа рассказывал. Только я этого не помню, потому что еще маленький был, когда он умер. А Дашка помнит. Да, Даш? Она вам расскажет, если вы попросите, — воодушевленно проговорил Юрка, сверкая глазками. — Дашка сказала, что Сан Саныч приносит удачу.

А та думала, что сердце ее разорвется от щемящего чувства любви, нежности и тоски. Тоски по этому мужчине, который в один миг, одним только появлением подарил Юрке сказку, о которой брат мечтал. Но мужчина, который вскоре уедет, заберет сказку с собой, оставив их выживать в суровой реальности.

Олег задержался у них почти на три часа, слушая болтовню Юрки, рассматривая его рисунки и отвечая на многочисленные вопросы мальчика. Изредка бросая короткие, понимающие взгляды на Дашу, тихонько и молчаливо сидящую в углу и наблюдавшую за ними. Улыбался, но какой-то грустной, горькой улыбкой, от которой на душе становилось еще тяжелее.

Он рано или поздно уйдет. Оставит ее наедине с жизненными проблемами, которые не положено решать ребенку в восемь лет. Уйдет и не вернется. А ей придется жить лишь воспоминаниями о том времени, когда она хоть на несколько дней почувствовала себя кому-то нужной.

Олег задержался бы еще на некоторое время, потому что Юрка очень просил, почти умолял, но Даша напомнила о том, что скоро должны вернуться мама и Алексей, и им не поздоровится, если те застанут в доме постороннего. Олег стал собираться. Девочка, провожая мужчину до порога и неуверенно поглядывая на него, застыла у забора.