— Почему Ален не возвращается?

Ответом ей было молчание, тяжелое, гнетущее.

— Меня ваши дела не интересуют, вы взрослые. А у меня есть брат. И он ушел из дому. Почему? Я люблю Алена.

— Но, дорогая, мы ведь тоже его любим.

Впервые за всю свою недолгую жизнь Доротея позволила себе в присутствии матери презрительно передернуть плечом и, уходя из гостиной, громко хлопнула дверью.

Сейчас самолет пойдет на посадку. Неужели же можно упрекнуть ее в легкомыслии только за то, что она поправила прическу, подкрасилась? Вряд ли стоит появляться перед Марком растрепой. Он будет встречать ее в аэропорту. Впрочем, она не так-то в этом уверена. Во-первых, могла не дойти телеграмма. Во-вторых, неизвестно, живет ли он здесь… Один бог знает, где он сейчас. Но что бы то ни было он, конечно, наведывается в отель за своей корреспонденцией. А что если он так обозлился, узнав об ее приезде — наверно, даже упомянул «об ее штучках», — что не захочет ее встретить? Ну, это маловероятно.

По просьбе стюардессы она подняла спинку кресла, застегнула пояс, потушила сигарету, — должно быть, уже тридцатую после вылета… Усталости она не чувствовала, хотя не спала всю ночь. Почему по-французски бессонная ночь называется «белой»? Напротив, ночь была густо-черная, и в черноте этой носились призраки. Однако сейчас Дельфина была в форме, даже почти развеселилась. Вот это-то ее отчасти и беспокоило. Она пригнулась к иллюминатору. Золотистый песок, прозрачный свет.

Вдруг ее охватило волнение. Через минуту она очутится лицом к лицу с Марком. Что бы такое выдумать, лишь бы оправдать свое появление? Лучше пока об этом не думать. Не может она подобрать подходящих слов, раз не знает, в каком настроении он ее встретит. По правде говоря, странная получилась история…

Самолет коснулся колесами посадочной полосы. Пассажиры стали собирать вещи. В спокойствии некоторых чувствовалась давняя привычка к продолжительным полетам по всему белому свету. Но куда больше было таких, для кого двадцать часов в самолете — целое приключение. Дельфина с удовольствием отметила, что среди пассажирок она, пожалуй, в числе наиболее элегантных. В руке только дорожная сумка, потому что и речи быть не могло о том, чтобы выходить из самолета, волоча все свои пожитки на манер туристов. Своим внешним видом она осталась довольна: а это не последний козырь, чтобы держаться уверенно. А возможно, и выиграть трудный бой.

Наконец самолет остановился, подвезли трап. Дельфина разглядела густую толпу встречающих. Интересно, был ли среди них Марк?

Из самолета она вышла первой. И сразу же к трапу бросились фотографы, две какие-то женщины с охапками цветов. Нет, это не в ее честь… А без сомнения, в честь того индийца с седыми волосами, который еще в самолете, когда она поднялась с кресла, попросил ее пройти первой. Цветы! Ей цветов и не надо. Ей и улыбки было бы более чем достаточно.

Проверка паспортов. Марк ждал ее по ту сторону барьера, морща лицо. Она бросилась ему на шею. И тут же разжала руки, глаза ей застилали слезы.

— Где у тебя багажные квитанции?

За материальными заботами можно спрятаться, как за стеной. Не будь их, как решить те или иные сложности?

Она нервно порылась в сумочке.

— Не торопись… Спешить нам некуда.

И впрямь спешить было некуда.

— Вот!

Она протянула ему билет, к которому были пришпилены багажные квитанции.

— У тебя два чемодана?

— Да.

— Какие?

— Белые.

— Жди меня здесь, я сейчас вернусь.

Они были на одной земле. Вернее говоря, нигде… Они еще ни о чем не поговорили. У Марка вид был не особенно недовольный. Хуже: вежливо-равнодушный.

Стоя среди шумной толпы, Дельфина приглядывалась к этим ярким краскам, пестрым одеяниям. Почему она не пошла с Марком? Но он же велел ей ждать. И она ждала. Хорошенькое начало! Ее со всех сторон осаждали рассыльные из отелей, все в золотом шитье. Нет, номера она не заказывала. И такси ей тоже не нужно. Она стояла здесь, на том самом месте, где ее оставил Марк.

Гораздо скорее, чем она надеялась, он вернулся с двумя чемоданами.

— Что это ты в них насовала?

— Ничего особенного, поверь.

— Ладно, ладно…

Не заводить же тут ссоры из-за тяжелого багажа. Впрочем, Дельфина могла бы уточнить, что весят ее вещи не больше положенных тридцати килограммов… Но стоит ли? Марк зашагал к автомобилю. Он был американской марки с открытым верхом, но в довольно-таки жалком состоянии.

— Садись…

Марк сел за руль, небрежно швырнув оба чемодана на заднее сиденье. Дельфине хотелось поправить их, чтобы они не свалились, да она побоялась, что Марк увидит в этом вызов. И не время сейчас такими пустяками осложнять и без того нелегкое положение.

Несколько минут они ехали в молчании.

Наконец Дельфина не выдержала:

— Ты сердишься?

— Сержусь? Почему?

На нее он даже не взглянул, упорно глядя на ровно расстилавшуюся перед ними дорогу.

Вел он машину осторожно. Изредка их обгоняли грузовики, еще более дряхлые, чем их автомобиль. До чего же далеко их отель! Когда машина наконец остановилась, ей показалось, будто ехали они несколько часов. Так вот, оказывается… это здание в современном стиле и есть его отель. Она ничуть не удивилась бы, если бы Марк привез ее к какой-нибудь крепости, переоборудованной под тюрьму.

Портье торопливо бросился к ним. Дельфина пересекла холл. Перед дверью лифта она остановилась, чтобы подождать Марка, который ставил на стоянку машину. Она не знала, в каком номере он живет, и не собиралась ни у кого спрашивать. Он нагнал ее.

— Четыреста двадцать четвертый.

Осталось еще несколько секунд, чтобы выработать план действия, но она вдруг почувствовала себя усталой, слишком усталой, чтобы размышлять и что-то предпринимать.

Что будет делать она в Катманду? Она уже сама ничего не понимала. Так, в каком-то отупении, она вошла в номер и бросилась на постель.

Портье внес чемоданы. Марк пошарил в кармане, ища мелочь; запер дверь.

Потом уселся в кресло и стал ждать. Да, он явно ждал объяснений.

А никаких объяснений у нее и не было. Единственно правильное решение: самой перейти в атаку. Но она чересчур устала… Ее неодолимо клонило ко сну. Казалось, к каждой реснице привешена гиря, и они неудержимо тянут веки книзу.

И ничего поделать с этим она не могла.

Где это она? Ах, да! Стоя у постели, Марк пристально смотрел на нее. Притвориться спящей? К чему? Она слабо улыбнулась.

«Я должна ему хоть что-то сказать… Ведь самое главное, он здесь, рядом со мною… Значит, ничего страшного не случилось… А если я протяну ему руки?.. Чего я хочу на самом деле? Чтобы он лег рядом, и мы потихоньку поговорили бы… Забыв обо всем, что встало между нами. Реально ли оно существует, выдумала ли я сама, какая разница?»

— Проснулась?

— А долго я спала?

Руки так и остались тихонько лежать на одеяле.

— Почти два часа. Ну как, отошла?

— Теперь хорошо, совсем хорошо.

— Тем лучше… тем лучше. — Помолчав, он спросил: — А теперь, может, объяснишь мне?

— Что объяснить?

Инстинктивно она избирала орудие простодушия.

— Как что? Разреши спросить, зачем ты сюда явилась?

— Чтобы тебя повидать, раз ты, как я поняла, не собирался возвращаться домой.

— Не собирался… не собирался… Кто это тебе сказал?

— Ты.

— Я?!

— Да, ты.

— Ничего подобного я не говорил, разве что намекнул, но иногда желание побыть одному…

— Ты говорил еще, что хочешь разобраться…

— Возможно…

— Поразмыслить хорошенько…

— Неужели это преступление?

— До сих пор мы прекрасно размышляли вместе.

До каких пределов можно вести эту не совсем честную игру?