Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Наследственность Лысенко определяет как «свойство живого тела требовать определенных условий для своей жизни, своего развития и определенно реагировать на те или иные условия»[282]. Затем Лысенко описывает наследственность с помощью отношения организма с окружающей его средой, а не в традиционном плане — как передачу свойств или признаков от предков потомкам. Однако он запутывает свое определение наследственности, добавляя, что «природа живого тела» и «наследственность живого тела» — это почти одно и то же. О том, из чего, собственно, состоит «природа живого тела», не говорится ничего, за исключением уже цитированного выше заявления относительно того, что живое тело требует «определенных условий для своей жизни».

Согласно Лысенко, наследственность живого тела строится на основе условий внешней среды, в которых существовали многие поколения того или иного организма, и всякое изменение этих условий ведет к изменению наследственности. Этот процесс он называл «ассимиляцией внешних условий». Лысенко пишет: «Внешние условия, будучи включены, ассимилированы живым телом, становятся уже не внешними условиями, а внутренними, то есть они становятся частицами живого тела, и для своего роста и развития уже требуют той пищи, тех условий внешней среды, какими в прошлом они сами были»[283].

В последней части приведенного высказывания Лысенко фактически ссылается на ту часть своей биологической системы, которая игнорирует вопрос о пластичности организма. Механизм перехода от «внешних условий» (температура, влажность и т. д.) к «внутренним частицам» оставался, мягко говоря, не совсем ясным, однако именно таким путем Лысенко удалось достичь определения материального носителя наследственности. На первый взгляд представления о неких «внутренних частицах» кажутся совпадающими с представлениями о генах, однако, как это становится ясным из дальнейших комментариев Лысенко, это не так. По мнению Лысенко, наследственные факторы, передающиеся от предков потомству, не являются чем-то неизменным или относительно неизменным — они являются ассимилированными внешними условиями[284].

Несмотря на это различие в понимании наследственности, «частицы» Лысенко при определенных условиях выполняют функцию обеспечения стабильности наследственности. Такого рода наследственность он описывает как консервативную тенденцию, свойственную отношениям любого организма с внешней средой. Если организм существует в условиях внешней среды, похожих на условия, в которых существовали его предки, то в таком случае организм будет обнаруживать свойства или признаки, похожие на те, которыми обладали и его предки. В случае же, когда организм оказывается помещенным во внешние условия, отличные от тех, в которых существовали его предки, его развитие будет проходить отличным путем. Предполагая, что организму удастся выжить в этих условиях, Лысенко считал, что в подобном случае организм будет вынужден ассимилировать эти новые для него внешние условия. Это, в свою очередь, приведет к изменению наследственности, которое через несколько поколений может стать «фиксированным» таким же образом, каким образом была фиксирована другая наследственность в других внешних условиях. В переходный период наследственность организма оказывается «расшатанной», а потому необычайно пластичной.

Лысенко утверждал, что существуют три различных способа или пути «расшатывания» или устранения стабильности наследственности организма. Во-первых, можно поместить организм, как это было описано выше, в отличные внешние условия. Этот метод был более эффективен, как считал Лысенко, на определенной стадии (например, стадии яровизации) процесса развития, нежели другие. Кроме того, по мнению Лысенко, можно было «ликвидировать консерватизм», присущий «привою» и «подвою», путем привития растений. И наконец, в-третьих, можно было «расшатать» стабильность наследственности путем скрещивания форм, значительно отличающихся по происхождению или местам обитания. В своих экспериментах Лысенко использовал каждый из перечисленных методов.

Лысенко полагал, что организмы, находящиеся в дестабилизированном или «расшатанном» состоянии, представляют особый интерес с точки зрения возможностей воздействия на их наследственность. При этом предполагалось, что, помещая такие организмы в строго определенные (и желательные) условия внешней среды, можно было придать им новые наследственные признаки или свойства[285]. Другими словами, через несколько поколений наследственность подобных организмов стабилизировалась бы на том состоянии, когда, начиная с этого момента, организм уже «требовал» или, как минимум, «предпочитал» именно эти внешние условия.

Хотя Лысенко и ссылался на существование неких «частиц наследственности», у него были весьма смутные представления как о локализации, так и о функциях этих «частиц». Эти представления не позволяли, в частности, отделить эти «частицы» от остального организма. Характерно в этом отношении рассуждение Лысенко о том, что «любая живая частичка или даже капелька тела (если последнее жидкое) обладает свойством наследственности, то есть свойством требовать относительно определенных условий для своей жизни, роста, развития»[286]. Лысенковские «частицы» весьма напоминают по своим характеристикам дарвиновские «геммулы», которые, согласно его теории пангенезиса, выделялись каждой клеткой или частью организма. Эта теория Дарвина была отброшена с развитием современной генетики. Однако следует отметить, что в свое время дарвиновская теория объясняла явления, которые не могли быть объяснены другим путем; кроме того, Дарвин отдавал себе отчет в том, что его теория носит спекулятивный, умозрительный характер, и называл ее «условной» (provisional). С другой стороны, теория Лысенко давала неадекватное объяснение явлениям, которые более точно описывались другой существующей теорией. Таким образом, несмотря на то, что в каком-то определенном отношении теории Дарвина и Лысенко были похожи одна на другую, историк науки может легко сделать заключение о том, что усилия Дарвина носили весьма полезный и новаторский для своего времени характер, в то время как взгляды Лысенко были, по существу, реакционными, отбрасывающими развитие науки вспять[287].

Взгляд Лысенко на возможные типы наследования включал в себя и так называемую «дискретную наследственность», то есть такую, когда организм наследует отличительные отцовские и материнские признаки, но не только ее. В своей системе Лысенко многое заимствовал у Тимирязева, который в свою очередь испытывал влияние со стороны биологов более раннего поколения. Здесь, как и в предыдущем случае, необходимо отметить, что для своего времени схема Тимирязева могла рассматриваться как вполне вероятная. Однако к тому времени, когда к ней решил обратиться Лысенко, в генетике уже существовала более совершенная схема наследственности, которой Лысенко так никогда и не овладел. Представления Тимирязева и Лысенко о наследственности в виде наглядной диаграммы имеются в уже неоднократно упоминавшейся работе Хадсона и Риченса; эта же самая схема описана в работе самого Лысенко «О наследственности и ее изменчивости»[288]:

Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе - i_005.jpg

Простое наследование, при котором участвует лишь один из родителей, включает в себя все типы бесполого и вегетативного размножения (самоопыление у растений, например пшеницы, или размножение черенками, отводками и т. д.), а также партеногенеза.

Сложная или, как ее еще называет Лысенко, «двойственная наследственность» обусловливает «бóльшую жизненность (в прямом смысле слова) организмов и большую их приспособленность к варьирующим условиям жизни»[289]. Исходя из этого, Лысенко полагал, что потомство от двух родителей потенциально обладает свойствами или признаками обоих родителей, а потому с неодобрением относился к инбридингу или самоопылению, которые, по его мысли, вели к сужению потенциальных свойств организма[290]. В случае «двойственной наследственности», когда родители не являются представителями родственных видов, признаки, на самом деле обнаруживаемые у потомства, будут зависеть, во-первых, от внешних условий, в которые оно помещено, а во-вторых, от тех уникальных свойств или качеств, которыми располагает данный организм. Взаимодействие условий внешней среды с этими уникальными свойствами и ведет к различным «типам» сложной наследственности: смешанной, слитной и «взаимоисключающейся».

вернуться

282

Там же. С. 432.

вернуться

283

Там же. С. 436.

вернуться

284

В работах Лысенко, посвященных гену, нет ясности. В одном месте он говорит: «…мы отрицаем то, что генетики вместе с цитологами увидят под микроскопом ген… Наследственная основа не является каким-то особым от тела, саморазмножающимся веществом, наследственной основой является клетка». В то же время Лысенко пишет: «Не прав также акад. Серебровский, утверждая, что Лысенко отрицает существование генов. Ни Лысенко, ни Презент никогда существования генов не отрицали. Мы отрицаем то понятие, которое вы вкладываете в слово „ген“» (Лысенко Т.Д. Агробиология. С. 193, 195). Лысенко признавал факт существования хромосом.

вернуться

285

Под «желательными» условиями понимались условия тех областей страны, где Советское правительство хотело выращивать определенные виды растений. Так, скажем, условия севера России были «нежелательными» для сельского хозяйства в абсолютном смысле, однако правительство, по вполне понятным причинам, хотело, чтобы были выведены такие сорта сельскохозяйственных культур, которые можно было бы выращивать и в этих условиях.

вернуться

286

Лысенко Т.Д. Агробиология. С. 456.

вернуться

287

Эрик Норденскёльд (E. Nordenskiold) в своей старой (1935 г.), но все еще сохраняющей свое значение книге «История биологии» так пишет о дарвиновской теории пангенезиса: «Здесь, как, впрочем, и в некоторых других вопросах, Дарвин выступает в качестве натурфилософа, а не естествоиспытателя». Это высказывание, являющееся типичным образцом высказываний, сделанных в свое время сторонниками индуктивистского подхода к истории науки, представляется исключительно важным; гениальность Дарвина в большой степени заключается в его готовности не только построить такую систему, которая отчасти носила бы спекулятивный характер, но в то же время в готовности постоянно проверять эту систему на ее соответствие эмпирическим данным. Хорошо было бы, если бы и Лысенко проявлял такую же готовность к самодисциплине. Если бы это было так, то сегодня, возможно, его имя было бы известно лишь немногим специалистам в области яровизации. О проблемах индуктивистского подхода к истории науки смотри в: Agassi J. Towards an Historiography of Science // History and Theory: Studies in the Philosophy of History Series. Beiheft 2. The Hague, 1963. Р. 1–31. Замечу, однако, что в этой работе Агасси демонстрирует слишком упрощенный взгляд на марксистскую интерпретацию истории науки.

вернуться

288

См.: Лысенко Т.Д. Агробиология. С. 474–482.

вернуться

289

Лысенко Т.Д. Агробиология. С. 470.

вернуться

290

В подтверждение этого взгляда Лысенко ссылается на убеждение Мичурина в том, что «чем дальше отстоят между собой пары скрещиваемых растений-производителей по месту их родины и условиям их среды, тем легче приспособляются к условиям среды в новой местности гибридные сеянцы» (цит. по: Лысенко Т.Д. Агробиология. С. 72). Будучи применимы к человеку, эти взгляды, разумеется, могли бы служить сильным аргументом в пользу смешения рас. Однако ни в одной из своих работ Лысенко не распространяет свои выводы на человека.

47
{"b":"217748","o":1}