В 1969 г. Зельманов попытался объединить свой взгляд на космологию и космогонию с концепцией всего физического знания; по его мнению, в природе существует «структурно-эволюционная лестница», расширяющаяся от субатомного уровня к Вселенной[1043]. Эта материальная, многообразная лестница имеет качественно различные уровни, но составляет взаимосвязанное целое. Ее наиболее отличительной характеристикой является не поддающееся представлению разнообразие. В самом деле, Зельманов рекомендовал ученым принять как «методологический принцип» тот взгляд, согласно которому в природе содержится все то многообразие условий и явлений, которое может иметь место, согласно принятым фундаментальным физическим теориям. Отсюда Зельманов эвристически представил присутствие в различных областях природы всех форм материи и всех космологических моделей, согласующихся с существующей физической теорией[1044]. Так как физическая теория со временем изменяется, то, в свою очередь, изменяется и этот гипотетический бесконечный резервуар с моделями, но Зельманов не видел причин для того, чтобы заранее исключить какую-либо модель.

В конце 60 — начале 70-х годов качество советских работ по космологии и космогонии продолжало улучшаться. В 1969 г. в Москве был опубликован интересный труд «Бесконечность и Вселенная»[1045], содержащий 18 статей. В этом труде и в других работах предпринимались впечатляющие усилия для достижения философского понимания структуры и эволюции Вселенной. Имела место тесная связь между несколькими ведущими советскими астрофизиками и философами. Среди ученых, занимавшихся в 1969 и 1970 гг. важными разработками в этой области, были А. Л. Зельманов, В. А. Амбарцумян, Г. И. Наан, В. В. Казютинский и Э. М. Чудинов[1046]. Первые двое, каждый из которых уже описывался в этой книге, являются известными естествоиспытателями; три последних — способные философы естествознания. Амбарцумян и Казютинский публиковали совместные работы, пытаясь объединить взгляды профессионального философа естествознания и астронома[1047].

Эти авторы тщательно проводили границу между наукой и философской интерпретацией науки. Они утверждали о своей готовности полностью принять данные науки, вне зависимости от того, как эти данные повлияют на предыдущие концепции. Однако эти авторы выражали уверенность, что эти данные не только всегда будут соотносимыми с диалектическим материализмом, но будут также освещаться им. Более того, как не видели они в естествознании угрозы диалектическому материализму, так же не видели они в диалектическом материализме угрозы для естествознания. Казютинский одобрительно цитировал высказывание советского физика В. Л. Гинзбурга о том, что диалектический материализм «не накладывает и не может накладывать „табу“ на выбор моделей Вселенной»[1048]. Казютинский был убежден, что даже гипотеза Леметра об изначально взорвавшемся атоме как начале Вселенной может быть соотнесена с диалектическим материализмом после внесения небольших: терминологических уточнений. «Нельзя считать, что идея о взрыве плотного или сверхплотного „первоатома“ сама по себе является идеалистической. Если действительно Метагалактика (а не вся Вселенная!) образовалась так, как предполагал Леметр, это означало бы лишь то, что природа более „диковинна“, чем нам казалось раньше, и что она поставила перед нами еще один трудный вопрос, решение которого будет, однако, найдено в рамках естествознания»[1049].

Диалектические материалисты заняли настолько гибкие позиции по: вопросам космологии и космогонии, что можно было подумать об отсутствии влияния философии на их подход к природе. Однако такой вывод не будет достаточно верным. Они все еще стремились сохранить понятие бесконечности, часто во временном смысле для Вселенной в целом, но всегда, как минимум, в смысле «неисчерпаемости» материи при её более внимательном изучении человеком[1050]. Они приводили различие между словами «бесконечный» и «безграничный», указывая на то, что замкнутое пространство-время не обладает границами, «за которыми должно существовать что-то внепространственное»[1051]. Достаточно многие из этих ученых продолжали отдавать предпочтение неоднородным анизотропным моделям Вселенной, находя в них то богатство и бесконечность, которые они искали в материальной реальности. Они также продолжали разделять обозримую область Вселенной и Вселенную как целое.

Космическое фоновое излучение достаточно взволновало космологов с момента его открытия А. А. Пензиасом и Р. В. Вильсоном в 1965 г. Это излучение все чаще интерпретировалось как остаток первозданного огненного шара, из которого произошла Вселенная. Развитие этой концепции придало достаточный вес аргументам тех космологов, которые придерживались модели Большого взрыва. Появившись в то время, когда сторонники теории стационарного состояния отступили на другие позиции, эта интерпретация стала причиной перехода многих советских и зарубежных космологов к той или иной версии теории Большого взрыва. Открытие пульсаров и квазаров также добавило ценную информацию в той области, в которой новые данные наблюдений получить очень трудно. Астрономические данные, полученные недавно из нескольких разных источников, заметно укрепили позиции тех теоретиков, которые отдавали предпочтение расширяющимся однородным и изотропным моделям Вселенной. Эти новые данные усложнили задачу диалектических материалистов, таких, как Амбарцумян, которые до того были на стороне неоднородных анизотропных моделей. С другой стороны, данные, поддерживающие скорее открытые, чем замкнутые модели, устраивали многих советских интерпретаторов космологии.

Одним из наиболее острых советских комментаторов отношений между физикой и философией в конце 70-х и в 80-х годах был академик В.Л. Гинзбург, выдающийся физик, возглавлявший отдел известного Физического института АН СССР им. Лебедева. Гинзбург в физике приближался к универсальности, проведя важные исследования в различных областях, включая радиоастрономию, сверхпроводимость, оптику, астрофизику и космологию. Он является автором нескольких сотен работ, лауреатом Ленинской премии и ряда других. Он долгое время интересовался философией естествознания, часто читал популярные лекции, выступал по советскому телевидению и радио[1052].

Гинзбург является членом КПСС с 1944 г. и положительно отзывается о «материалистической философии» естествознания. Однако он крайне критически настроен к попыткам прямо связать марксистскую философию с естествознанием и проводит четкую границу между «естественнонаучными» и «философскими» вопросами. По его мнению, любая попытка поддержать или критиковать данную естественнонаучную теорию, ссылаясь на диалектический материализм, была ошибкой. Более того, Гинзбург является влиятельным критиком той группы советских исследователей, которых называли «онтологистами», веривших, что марксизм скорее связан с конкретными темами в рамках специальных наук, а не просто представляет метод анализа логических и эпистемологических вопросов.

Хотя Гинзбург и признает значительное улучшение интеллектуальной атмосферы в советской науке со времен Лысенко, он довольно ясно выражает свое мнение о сохранении отдельных опасных моментов. В статье 1980 г. он отмечал, что в учебнике «Основы марксистско-ленинской философии», используемом в советских вузах, все еще отдается предпочтение одним научным гипотезам и теориям перед другими, что, по его мнению, является недопустимым вмешательством. Как специалист в области астрофизики, глубоко интересующийся проблемами космологии, Гинзбург уделял внимание следующим положениям издания этого учебника 1979 г., 300 тысяч экземпляров которого стали обязательным пособием для студентов многих университетов: «Материя бесконечна в своих пространственных формах бытия». «Всякие допущения конечности времени неизбежно ведут к религиозным выводам о сотворении мира и времени богом, что полностью опровергается всеми данными науки и практики»[1053]. Гинзбург рассматривал такие утверждения, как отказ от закрытых космологических моделей «без всякой естественнонаучной аргументации»[1054]. Гинзбург говорил далее, что было бы неверным винить лишь советских философов в использовании марксизма для воздействия на научные вопросы. Он признавал, и это было редким для советских естествоиспытателей явлением, что часть вины лежит на самих ученых, которые иногда пытались показать, что «их теория и деятельность подкрепляются диалектическим материализмом»[1055].