Эта взбучка достигла желанного эффекта: статьи Челинцева исчезли со страниц журналов. Неизвестно, сам ли Челинцев пошел на это, или редакторы отказались публиковать его полемику, но статья Казанского и Быкова положила конец происходящей битве. Конечно, Челинцев не оставил своих позиций, и спустя четыре года он появился снова, опять отталкиваясь от своих прежних тезисов.

Но после января 1953 г. относительное спокойствие воцарилось в споре, прерываемое редкими статьями, заново подтверждающими теперь уже официальный статус теории резонанса и показывающими, что тема еще не исчерпана. В октябрьском 1953 г. номере «Журнала общей химии» была опубликована статья, посвященная 125 годовщине со дня рождения Бутлерова, но в ней лишь мимоходом упоминалось знакомое утверждение о расхождении взглядов Бутлерова и теории резонанса, а Челинцев даже не был упомянут ни в одной из 27 сносок[750]. Скорее всего, Челинцева пытались обойти молчанием.

В 1954 г. статьи о теории резонанса приобрели заметно более резкий тон, несомненно, из-за более свободной атмосферы дискуссии после смерти Сталина, которая произошла за год до этого. Но это изменение было едва различимым, никто даже не намекал на пересмотр ценности теории резонанса. Некоторые ученые, обвиненные в идеологических ошибках в период 1949–1951 гг., начали вести борьбу со своими критиками[751].

В послесталинский период шовинистическое восхваление советской химии пошло на спад. В советской истории химии и учебниках химии Бутлеров признавался основателем теории химического строения, но начала исчезать чересчур резкая критика западноевропейских химиков. Этот спад национального самовозвеличивания явился отчасти результатом общего послабления идеологического рвения. Некоторые химики, противившиеся критике теории резонанса в период 1949–1951 гг. или занимавшие в те годы нейтральную позицию, использовали оценку Бутлерова в качестве средства уйти от прямых атак на резонанс. Старейшина советской химии, действительный член АН СССР А.Е. Арбузов, который был на 40 лет старше революции, пространно говорил на июньской конференции 1951 г., даже не упомянув теорию резонанса. Он ограничился определением значения Бутлерова в истории химии. Так как Бутлеров был действительно выдающимся химиком, по признанию как советских, так и зарубежных авторов, изучавших его работы, Арбузов сохранил чувство академической независимости и в то же время лояльно поддержал диалектических материалистов[752]. В новой атмосфере после 1953 г. отсутствие принудительной необходимости высказываться по этому предмету привело к уменьшению славословия Бутлерову людьми, близкими к позиции Арбузова.

Статья Несмеянова и Кабачника «Двойственная реакционная способность и таутомерия», опубликованная в 1955 г., стала иллюстрацией этого нового отношения[753]. Обсуждаемые в статье проблемы были тесно связаны с теорией резонанса, но прошлые вопросы уже не поднимались. Описав несколько химических реакций, авторы признали свою неспособность установить строение молекул, участвующих в реакциях соединений. Они замечали: «Многие из них, недавно казавшиеся решенными, были решены неверно, и это требует постановки новых исследований…»[754]

Под запретом осталась теория резонанса или, по крайней мере, ее название. В августе 1957 г. Челинцев появился вновь, повторяя все свои прежние обвинения[755].

Если предложенная здесь интерпретация полемики о теории резонанса в сталинский период корректна, то некоторые более поздние интерпретации должны быть модифицированы. Например, один автор описывает обсуждение резонанса как явление, политически и идеологически идентичное дискуссии в биологии и имеющее тот же результат. Итоги этого обсуждения он называет лысенковщиной в химии[756]. Можно понять такое описание, но результатом дискуссии в химии, в отличие от биологии, было поражение лысенковщины. Хотя первоначальные атаки на теорию резонанса были проявлениями лысенковщины, наиболее значительной чертой дискуссии явилось то, что химики сумели отразить эту серьезную атаку. Модификации теории носили скорее терминологический характер.

Густав Веттер в своем кратком описании обсуждения теории резонанса также не упоминает ведущей роли Челинцева[757]. Веттер указывает, что подлинным источником полемики по теории резонанса были центральные указания сверху: «Создается впечатление, что в этот период использовалось и получало особое значение все, что давало возможность заклеймить западные теории как „идеализм“, „махизм“ и т. д., точно так же как возможность принятия теории Бутлерова давала долгожданный повод продемонстрировать „советский патриотизм“»[758].

Оказалось, что проблема резонанса была поднята снизу, а не была инициирована распоряжениями сверху. Эта проблема была сформулирована и выдвинута ревностными честолюбивыми химиками, желающими завоевать поддержку партии в дискредитации сторонников теории резонанса. Эта инициатива не обрадовала, а скорее смутила советских научных руководителей, не желавших снижения продуктивности химиков.

Большинство этих химиков хотели защищать необходимые для занятия своей наукой инструменты, а квантово-механический подход, осуждаемый Челинцевым, был одним из таких необходимых инструментов. Исходя из этого, они решили принять диагноз методологического заболевания химии, поставленный Челинцевым, но отвергнуть предложенный им метод лечения. Не употребляя фиктивные резонансные структуры, они сохраняли математическую суть теории, утверждая, что такое решение совместимо с диалектико-материалистическим подходом к науке и с подходом Бутлерова к химии.

В 1958 г. теория резонанса довольно подробно критиковалась в книге М.И. Шахпаронова «Диалектический материализм и некоторые проблемы физики и химии»[759]. Шахпаронов был тем химиком, который вместе с Татевским написал знаменитую статью 1949 г. в журнале «Вопросы философии» и который в свое время сам пользовался теорией резонанса. Работа Шахпаронова заслуживала внимания по двум причинам: он уменьшил значение философской критики теории резонанса, заявив, что она несостоятельна по очевидным научным причинам, а также выдвинул несколько другие философские возражения против нее.

Шахпаронов заметил, что дискуссии о теории резонанса в Советском Союзе, в свою очередь, обсуждались за рубежом и что некоторые зарубежные химики, особенно в Англии и Японии, тоже критиковали эту теорию. Американский обозреватель заметил: «Существует опасность, что теория резонанса может быть в большой степени дискредитирована, во всяком случае, так как она до сих пор применялась… Нельзя забывать, что теория в конечном счете зависит от использования предельных структур, которые, по признанию, не существуют в реальности»[760]. Хотя эти зарубежные критики не предлагали каких-нибудь лучших альтернатив этой теории, они верили, что использование многочисленных фиктивных структур для объяснения свойств соединений было лишь временным методом.

В августе 1959 г. Я.К. Сыркин, один из двух химиков, наиболее критиковавшихся в прошлом обсуждении, опубликовал в журнале «Успехи химии» статью «Современное состояние проблемы валентности»[761]. После вышеупомянутого обсуждения Сыркин перестал работать в области структурной химии, но в конце 50-х годов он вернулся к ней. Сыркин в статье не выдвигал каких-либо новых взглядов, а ограничился умеренно оптимистическим изложением метода молекулярных орбит для описания соединений и не пытался определить расположение особых связей.