Но это все в Южной Африке. А на родине, в метрополии, в центре империи? Конечно, респектабельной викторианской Англии требовалось время, чтобы простить неудачу даже такому баловню, как Родс. Но постепенно приходило и это.

Шестнадцатого февраля 1897-го Родс, прибыв в Лондон, предстал перед комитетом палаты общин по расследованию набега Джемсона. Родс был не обвиняемым, а свидетелем.

Разбирательство велось настолько неторопливо, что Родса допрашивали только еще первым из свидетелей. После самого скандала прошло уже больше года, страсти поутихли не только в Англии, но и во всем мире. Сколько новых событий заслонили тот злосчастный заговор против Трансвааля! Облетевшая весь мир весть о Ходынке, страшной трагедии в Москве на коронации Николая II. Генерал Китченер начал войну в Судане. Одновременно начался поход французского офицера Маршана с целью опоясать Африку цепью французских владений. Франция захватила Мадагаскар. Эфиопы разгромили вторгшуюся в их страну итальянскую армию. В Афинах состоялись первые Олимпийские игры — они получили новую жизнь, были возобновлены после перерыва в полторы тысячи лет…

В парламенте и вне его считалось естественным говорить, что виновники набега Джемсона, собственно, уже ведь понесли наказание. А особенно идти навстречу пожеланиям трансваальского правительства и смысла не имеет, поскольку Крюгер в течение этого года ведет себя по отношению к Англии просто вызывающе.

Допрос Сесиля Родса велся на первом публичном заседании комитета. Собралось множество парламентариев, юристов, журналистов и тех счастливчиков, которым удалось достать пропуск. Среди зрителей был и принц Уэльский. Он не побоялся скомпрометировать себя, хотя его близкие отношения с Родсом и Джемсоном были хорошо известны.

На заседании парламентского комитета с Родсом обращались не как с главным виновником, каковым он был в действительности, и даже не как с подозреваемым в соучастии, а как с великим строителем империи и защитником прав граждан Великобритании. Сам он поначалу все же нервничал, на некоторые вопросы отвечал не без колебаний, прежде всего на вопрос, знали ли о готовящемся нападении на Трансвааль министр колоний Чемберлен и верховный комиссар Южной Африки Геркулес Робинсон. Но довольно быстро обрел обычную уверенность.

На вопрос, как это, в какой из своих многих ипостасей он считал себя вправе собирать войска на границе Трансвааля, он ответил:

— В качестве самого себя, поскольку я считал, что должен сделать это в интересах Южной Африки и своей родины. Вот мой ответ.

Затем он подробно изложил свою политику «объединения» Южной Африки и буквально закричал:

— Вы еще попомните эти мои слова… Прав я или нет, но я чувствую, что пришло время для перемен, они уже надвигаются… Это только вопрос времени… Это так же очевидно, как то, что мы заседаем здесь.

Основной смысл показаний Родса сводился к следующему.

Конечно, он горячо сочувствует ойтландерам — уж очень они страдают от притеснений Крюгера. Он, Родс, своей властью пододвинул войска Привилегированной компании к границе Трансвааля, но другие директора этой компании и британские официальные власти в Южной Африке и в Англии не были об этом извещены. Что же касается самого нападения на Трансвааль, то тут уж и сам Родс не был оповещен. Джемсон перешел границу самовольно, и потому он, Родс, тоже не может нести ответственность за это.

В ходе дальнейшей работы парламентского комитета один из адвокатов процитировал чье-то высказывание об этих показаниях Родса:

— Каковы бы ни были суждения о политике и действиях м-ра Сесиля Родса, приходится признать, что его показания производят впечатление исчерпывающих, ясных, искренних и содержательных. Несомненно, он представил комитету показания, имеющие большое историческое значение.

Работа парламентского комитета закончилась в июне 1897-го. Родса больше не вызывали. Геркулеса Робинсона не вызывали вообще — он болел и в октябре 1897-го умер. Джозеф Чемберлен был сам членом этого парламентского комитета. Вопрос о виновности двух последних даже и не ставился. Виной Родса было признано только то, что он признал сам. Главный исполнитель — Джемсон вместе со всеми остальными был уже на свободе.

Несколько десятилетий потом историки спорили, кто же на самом деле был виновен и в какой мере. Постепенно один за другим всплывали документы, скрытые во время расследования. Оказалось, что чиновник по имени Грем Бауер оставил бомбу замедленного действия — отчет о подлинной истории набега Джейсона, но завещал распечатать его лишь через пятьдесят лет. Выяснилось, что Чемберлен даже являлся инкогнито к Джемсону в тюрьму, чтобы согласовать характер публичных показаний. Нашлись и «исчезнувшие телеграммы»… Но ни Родса с Джемсоном, ни Чемберлена с Робинсоном уже не было в живых.

А тогда, с завершением работы парламентского комитета, Родс вздохнул свободнее… Проклятое расследование кончилось. Все его единомышленники — на свободе. И ни ему, ни им уже не проходить больше процедуру допросов, расспросов, не видеть унизительной возни вокруг этого в европейских газетах.

В том же году наименование «Родезия» было официально закреплено особым королевским указом. А в апреле 1898-го Родсу было официально возвращено его положение директора-распорядителя Привилегированной компании. По существу распоряжаться делами компании он мог даже в самые черные свои дни. Но все же и официальное признание чего-то стоит.

Еще важнее, что ореол в глазах английской публики хоть и не весь, но все же остался. Помог шум по поводу его появления среди повстанцев в горах Матопо.

Кое-кто в Англии стал с ним сдержаннее, но ведь появились и новые сторонники. Не последний из них — Киплинг. Он сблизился с Родсом в первые месяцы 1898-го, когда долго жил на Юге Африки. Отправился на поезде в Родезию, ездил на велосипеде по Булавайо и его окрестностям. Внимательно приглядывался к бурам и уехал с Юга Африки, как говорится в одной из книг о Киплинге[163] в наше время, уже «убежденным антибуром, хотя, может быть, и не очень воинствующим».

Родс предоставил Киплингу небольшой дом в своих кейптаунских угодьях, и Киплинг подолгу жил там. С 1900-го по 1907-й каждый год уезжал от лондонской зимы, которую очень не любил, в кейптаунское лето.

Певец величия Англии, Киплинг был уроженцем Индии, женат он был на американке и одно время даже пытался обосноваться в Америке. Из-за всего этого он, должно быть, чувствовал себя в Англии как-то непросто. Родс ему был близок вдвойне — и верой в особую историческую миссию «Великой Британии», и как человек, проживший много лет вдали от Британских островов.

Киплинг мог в своем письме делиться с ним горестными мыслями о том, что Англия в сущности лишь маленький и довольно затхлый краешек земли — и духовно и физически. И вместе с тем, должно быть, именно в долгих разговорах с Родсом созрели его идеи о великом Pax Britannica и вообще о миссии белого человека. Свое чуть ли не самое известное стихотворение — «Несите бремя белых» — он написал в период близости с Родсом и опубликовал в «Таймс» 4 февраля 1899-го.

Не было ли оно стихотворным пересказом идеи Родса — той, с которой начинается эта книга, — об использовании младших сыновей для распространения англосаксонского могущества? Стоит только вслушаться:

Во всяком случае в одном из первых же английских исследований творчества Киплинга, еще в 1900-м, его назвали «Сесилем Родсом в литературе».