Но Джемсон, как известно, слушался лишь одного человека — Родса. Зная это, Фрэнк Родс отправил телеграмму своему брату, а Чарлз Леонард сам приехал к нему в Кейптаун.

Больше того, Чемберлен телеграфировал Родсу 27 декабря, чтобы Джемсон не выступал, если не будет восстания в Йоханнесбурге.

Но Родс не остановил Джемсона. Почему? Вера в слепую удачу, в свою звезду, в то, что авось повезет? Слишком велик был для него соблазн. И надежда, что этих, черт бы их побрал, непрестанно колеблющихся заговорщиков появление Джемсона в Трансваале все-таки заставит поднять мятеж — терять-то им будет уже нечего!

Во всяком случае от Родса, за подписью Р. Харриса, его ближайшего помощника, ежедневно, 26, 27 и 28 декабря, Джемсон получал депеши одного и того же содержания: стойко держаться принятых решений.

И 28-го, в последний день, Джемсон телеграфировал Харрису, что он со своими солдатами выступает, если только не получит противоположного приказа немедленно. Такого приказа не поступило.

Правда, 29 декабря Родс все же послал Джемсону еще одну телеграмму. Но она была отправлена так поздно, что Джемсон уже не мог ее получить, а составлена так двусмысленно, что, даже получив ее, Джемсон вряд ли мог бы увидеть в ней приказ об отмене выступления. Эта депеша могла иметь только одну цель: в случае провала всего заговора дать хоть какое-то алиби самому Родсу. Да и то только при очень пристрастном прочтении ее текста.

Подлинное желание Родса Джемсон, конечно, понимал, и не только по телеграммам. Эти люди прекрасно знали друг друга. Но сам-то Джемсон — была ведь у него и своя голова на плечах! Если он знал, что восстание в Йоханнесбурге отменено и что у него самого сил в три раза меньше, чем требовалось, — как же он все-таки решился?

Во-первых, должно быть, явно недооценивал противника — буров. Во-вторых, переоценивал роль внезапности своего набега и еще больше — пулеметы «максим». Он видел их действие в битвах с ндебелами, знал, что у буров этого оружия нет, и говорил:

— Вы не представляете себе пулеметов «максим». Я создам мертвую зону на милю с каждой стороны своей колонны, и ни один бур не останется там в живых.

Ну и главное, конечно, авантюризм Джемсона. Может быть, важнейшая черта его характера.

А дальше… Буры выбрали позиции, где от пулеметов было мало проку. Мятеж в Йоханнесбурге, на мгновение разгоревшись с вестью о вторжении Джемсона, сразу же погас…

Сам Родс, может быть, понял, что все кончено, буквально сразу же, как только осознал, что события начались и от него уже ничего не зависит. Что он пропустил последний шанс.

Если бы он умел больше видеть со стороны и себя и свои поступки, то, наверно, вспомнил бы слова, приписываемые Талейрану.

— Если делаешь подлость, так уж непременно постарайся, чего бы тебе ни стоило, чтобы она удалась: помни, что подлостей неудавшихся люди ни за что не простят!

Но Родс, судя по его характеру, не считал этот поступок подлостью.

Какова была реакция Родса на весть о том, что Джемсон перешел границу Трансвааля? Вот свидетельство Уильяма Шрейнера, одного из капских министров. В понедельник, 30 декабря, он пришел к Родсу с этой вестью. «Я увидел совершенно иного человека, совсем не такого, каким я его знал раньше. Он выглядел необычайно подавленным. Прежде чем я начал говорить, он сказал:

— Да, да, это правда. Старина Джемсон опрокинул мою тележку с яблоками».

Должно быть, он понимал или, скорее, чувствовал, что его политическая карьера надломлена, если не рухнула вообще. А всего лишь несколько часов назад все еще зависело от него…

По впечатлению Шрейнера, «мистер Родс был совершенно подавлен. Он был просто раздавлен… Его дух был сломлен…» А ведь у него под ударом оказалась только политическая карьера. Не было угрозы даже его миллионам, не говоря уже о жизни. Куда хуже обернулось для тех, кого он втянул во все это. И не только для тех, кого буры убили в бою.

А незадачливые йоханнесбургские мятежники? Особенно после того, как в сумке на седле у беспечного Джемсона буры нашли письмо, то самое, с воплем о спасении женщин и детей. Лучшей улики и не придумаешь — сами расписались в преднамеренной попытке с оружием в руках свергнуть правительство. По закону — смертная казнь.

Все они и оказались в тюрьме в ожидании этого приговора, кроме Чарлза Леонарда (он бежал в Кейптаун, переодевшись в женское платье). Над несколькими десятками заговорщиков состоялся суд, и главных из них, тех, кто подписал призыв к Джемсону, действительно приговорили к виселице.

В конечном счете казнь заменили штрафами — по 25 тысяч фунтов. Историки обычно пишут, что этого и следовало ожидать — не осмелился бы Крюгер казнить граждан Великобритании и Соединенных Штатов. По трезвом размышлении к такому выводу прийти весьма естественно, тем более историку, думающему обо всем этом в своем спокойном кабинете, в другом месте и в другие времена.

Но находясь на судебной скамье и слушая, что тебя приговорили к повешению, трезво рассуждать несколько труднее. И страху они, конечно, натерпелись. Один даже покончил с собой.

Да и сам Джемсон. В конечном-то счете обошлось все и для него. Правительство Великобритании пообещало Крюгеру, что оно само накажет Джемсона, его офицеров и солдат как своих подданных. А когда их привезли в Англию, солдат освободили от ответственности — они ведь просто выполняли приказ. На скамье подсудимых остались только Джемсон и пять офицеров. Офицерам дали по пять — семь месяцев тюремного заключения, Джемсону — пятнадцать. А потом и его выпустили задолго до срока под предлогом плохого здоровья.

Но и ему пришлось все-таки глянуть в глаза смерти. В бою, да и затем, попав в руки разгневанных буров, он вполне мог ждать самого худшего.

Родсу нападение на Трансвааль стоило дорого. Денег при его состоянии не так уж и много: четыреста тысяч фунтов. Это вместе с оплатой штрафов, наложенных судом на мятежников. Но 5 января ему пришлось подать в отставку с поста премьер-министра Капской колонии. Это и был главный удар.

В начале февраля Родс уже был в Англии. Сперва вел с Чемберленом переговоры через посредников, а 6 февраля они встретились и беседовали два часа. Надо было скоординировать линии поведения, особенно в связи с тем, что английский парламент созвал особую комиссию для расследования набега Джемсона, в просторечии — «родсовскую комиссию».

Каждый из них, как Родс, так и Чемберлен, хотел прежде всего выгородить себя. Не обошлось без взаимного шантажа. Необходимо выгородить английское правительство — это козырь Чемберлена, который сам был министром. Выгораживая правительство, он тем самым спасал и себя.

Ну а Родс, понимая, что целиком уйти от ответственности он никак уже не сумеет, хотел, чтобы из него все же не делали козла отпущения и дали возможность взвалить основной груз вины на Джемсона. И чтобы правительство не пошло на поводу у критиков Привилегированной компании — их число после набега Джемсона сильно возросло — и не ограничило прерогатив этого главного родсовского детища.

Выработать единую линию было, конечно, нелегко.

Для этого обоим участникам пришлось прилагать немало усилий и в дальнейшем. Но все же, очевидно, именно тогда, в первые же недели после набега, они в основном договорились, определили, как путем умолчания и прямой лжи создать тот запутанный клубок, который историкам пришлось разматывать так долго.

Первые два с половиной месяца после злосчастного набега на Трансвааль Родс почти целиком провел в пути. Десятого января он отправился и Кейптауна в Кимберли, может быть, чтобы ощутить поддержку своих самых верных вассалов. Ему действительно устроили восторженный прием. Затем он сразу же вернулся в Кейптаун и, опять же сразу, 15 января, отплыл в Англию. Но и там пробыл всего четыре дня. Утром 10 февраля уехал из Лондона и через Средиземное море отправился в Мозамбик, чтобы оттуда добраться в Родезию.