И главное, сам-то Родс уже не может выступать на политической арене как официальный государственный деятель. Премьерского поста теперь нет. Остается лишь действовать за сценой. Других уговаривать. А они еще озираться будут, бояться!

Но пожалуй, главным было даже и не это.

Удары не могли бесследно пройти для здоровья, нервов, психики. Раньше умел держать себя в руках. Многими удачами этому и обязан. А теперь усилилась раздражительность, неуравновешенность. Это видели все.

Да тут еще гибель Барнея Барнато, с которым Родса связывала четверть века жизни, сперва как с главным соперником, потом — как с главным компаньоном.

Четырнадцатого июня 1897 года Барнато бросился в океан с палубы корабля «Шотландец». Сигнал тревоги — «человек за бортом». Бросились спасать, вытащили. Но было уже поздно.

Поражала неожиданность этого поступка. Барнато плыл из Южной Африки, где он делил с Родсом трон алмазного королевства. А на мировом золотом рынке Родс ему даже уступал.

С подробной его биографией можно было познакомиться даже в Петербурге, в Москве, в Сибири. Журнал «Русское богатство» рассказывал своим читателям:

Б. Барнато, соперник и компаньон Родса

Тогда, в июне 1897-го, Барнато плыл в Лондон, на торжества по поводу шестидесятилетия правления королевы Виктории. Они обставлялись необычайно пышно, как триумф Англии, британского знамени, которое развевалось над четвертью всей земли. Делегации от всех частей необъятной империи собирались в Лондон, чтобы участвовать в празднествах, назначенных на 20 июня. Вместе с Барнато на роскошном океанском лайнере плыли из Кейптауна самые высокопоставленные лица.

Проплывали Мадейру. Через четыре дня — Англия. Барнато неторопливо побеседовал с Гордоном Сприггом, преемником Родса на посту премьер-министра Капской колонии. Поговорили, наверно, и о том потоке кимберлийских алмазов, который Барнато и Родс собирались выплеснуть к ногам своей королевы, — это был один из самых дорогих подарков даже на таком пышном празднестве. Потом Барнато справился у своего племянника, который час. Тот едва успел ответить: «На моих три часа тринадцать минут», как увидел, что его дяди уже нет на палубе. Барнато бросился в воду.

Конец Барнато не мог не потрясти Родса.

С его гибелью Родс потерял мощного союзника, крепкую опору. Друзьями они не были, нет. Родс мог, как и многие, посмеиваться над неотесанностью Барнато — тот не получил образования и за всю свою жизнь, должно быть, не прочитал и одной книги. Но после объединения их алмазных компаний тогда, в 1888-м, у Родса вряд ли могли быть претензии к Барнато. Бывший клоун не понимал честолюбивых замыслов Родса, недоумевал и даже, может быть, подтрунивал над ними, как Родс — над его еврейским акцентом, но не препятствовал своему компаньону пускаться в политические аферы и в общем подвергать какому-то риску престиж их совместного коммерческого дела. (Пусть потешится, если уж ему так хочется!)

И когда Родс оказался в беде — после набега Джемсона, Барнато ведь сделал для него все, что мог, хотя и не был в этом так уж прямо заинтересован.

Каково было Родсу терять такого союзника!

И не могло не напрашиваться сравнение. Они были однолетками, каждому по сорок четыре года.

Здоровье? У Барнато со времен его цирковых трюков осталась сноровка акробата. Да и потом он любил спорт, лишь за несколько лет до смерти перестал заниматься боксом. Его сердце, легкие — разве чета ему Родс!

И душевное состояние. У него, не в пример одинокому Родсу, была семья. Жена, дети. Тут, на корабле, отметил день рождения трехлетнего сына. Барнато показывал команде свой подарок сыну — маленький велосипед.

Да и родню свою он любил — тоже не как Родс. Часть своих дел собирался даже передать племяннику.

Иссякла энергия? Тоже нет. Куча планов была. И хотя строил себе роскошный особняк в Лондоне, возле Гайд-парка, отнюдь не собирался уходить на покой.

Что же тогда? Скрытые болезни? Ну да ведь один бог знает, какие в ком гнездятся болезни.

Видно было одно: в самые последние годы Барнато стал куда более возбудимым, нервным. Стал пить. Его могучему организму нужно было не меньше бутылки, чтобы заглушить сознание, подавить что-то, постоянно мучившее его. Жаловался на галлюцинации.

Каково было Родсу перебирать все это в своей памяти. Ведь его-то самого галлюцинации мучили давно.

Всему миру казалось, что богатство пришло к Родсу и к Барнато как к сказочному Аладдину. Но ведь у них не было волшебной лампы. Они выбились в жестокой конкуренции с тысячами, десятками тысяч других.

Подчиняли все свое естество одной цели.

Говорят, Наполеон сказал, что в жизни за все надо платить. Да и не ему первому, конечно, открылась эта истина.

Барнато заплатил.

А Родс не мог без ужаса видеть этот конец…

Но в отличие от Барнато Родс был жив. А человек не может жить только памятью о своих горестях да дурными предчувствиями. Человек живет надеждой. Тем более такой энергичный, как Родс.

И жизнь давала ему надежды. Изначальный инструмент влияния — деньги — это у него осталось. А разве этого мало?

В сущности почти весь 1896 год Родс провел в Родезии. Лишь в самом конце года, в канун рождества, прибыл в Капскую колонию, в Порт-Элизабет, а 27-го декабря в Кейптаун. Отцы города дали в его честь торжественный обед на пятьсот персон. Родс произнес речь.

— Если мне разрешат поделиться тут своими мыслями, то я хочу сказать, что постоянно преуспевающий человек не знает по-настоящему ни себя, ни своего духа, ни своего характера. Надо пройти период бедствий. Тогда вы поймете, кто ваши подлинные друзья.

Уже эти слова говорят, что Родс не был окончательно растерян. А дальше эта речь звучала намного увереннее. Он заверял собравшихся, что, каковы бы ни были его прошлые ошибки, он и дальше не отступится от своих целей, и прежде всего от «объединения» Южной Африки. 28 декабря Родс был уже в Кимберли, и там встреча была еще восторженнее.

Родс сразу окунулся в кипучую деятельность. Железнодорожное строительство — в 1897-м поезда начинают ходить от Кейптауна до Булавайо и даже еще дальше, до родезийского поселка Умтали. Печется о развитии сахарной промышленности в Натале и расширении производства фруктов на бурских фермах мыса Доброй Надежды.

Если все это не вернет ему бурских голосов на следующих выборах и не помирит с ним их партию Африканер Бонд, он готов создать новую партию и в конечном счете в 1898 году создает ее под названием Прогрессивная партия.

Постепенно он возвращает себе если и не все, то многие из позиций, утраченных после набега Джемсона. И Марк Твен, проехав по всей Южной Африке в 1896-м и обдумав эти впечатления в 1897-м, пишет о Родсе: «Весь южноафриканский мир — друзья и враги — трепещет от какого-то благоговейного страха перед ним. Одни видят в нем посланца божьего, другие — наместника дьявола, властелина людей, способного одним лишь дуновением осчастливить или погубить человека; многие на него молятся, многие его ненавидят, но люди здравомыслящие никогда его не проклинают, и даже самые легкомысленные делают это только шепотом».