Саня включил приемник и сел за стол почитать на сон грядущий. Как человек думающий, горячо, хотя и подспудно, переживающий многие события и явления жизни, он засыпал плохо. За столом, над книгой, правда, он мог и вздремнуть, но в постели сон отлетал… И вот буквы замелькали то ярче, то слабее, будто водил он перед глазами лупой, как вдруг зазвонил телефон.
- Алло! Алло! – Женский голос просил и требовал его как можно скорее отозваться.
- Галка! – узнал он.
- Это я, - отвечала она. – Что ты делаешь? Ты один? А голоса?
- Минутку. – Он выключил приемник.
- Я звоню из автомата, - заторопилась она.
- Откуда?
- У метро “Площадь Восстания”.
- А где ты вообще живешь?
- Вообще далеко.
- Я сейчас к тебе подъеду.
- Разве ты так близко?
Он сказал где.
- Сиди, - рассмеялась она. – Я сама подъеду. Не удивляйся. Я все тебе объясню.
Она подъехала на такси. Он встретил ее на улице и привел к себе. При ней, когда они встретились на Невском, кажется, ничего не было. Теперь – сумка и модный матерчатый баул.
- Ты куда это собралась на ночь глядя? – спросил Саня.
- В командировку, - рассмеялась она.
Расспрашивать в его положении было неудобно, а Галка не пускалась в объяснения, присматриваясь к нему.
- Ты живешь один. Как хорошо! Ух, совсем забегалась.
- Кофе? Чай?
- Ах да! Ведь я ничего не ела с того часа, как мы расстались на Невском…
- Так идем на кухню. Сообразим что-нибудь.
- Сообразим? – рассмеялась она.
На ней было нарядное, светло-серое платье, в котором она выглядела и стройнее, и женственнее, чем прежде, однако с той же молодой силой, столь памятной для него.
- По правде, я бы не отказалась выпить немножко вина. Найдется?
Нашлись и вино, и кое-какая еда. Гостья, несомненно таящая в себе какое-то несчастье, повеселела, оказалась настоящей красавицей, молодой и яркой.
- Ох! – говорил Саня, ударяя себя по лбу. – Уж не снится ли это мне?
- Я совсем не пью и вот опьянела, смотри-ка!
Саня уже начал между тем побаиваться, что это отчаянное веселье кончится слезами, истерикой, к чему он был совершенно непривычен. Но она точно забыла все беды, если они и были… Говорила о Фолкнере, о Михаиле Булгакове (“Мастер и Маргарита”), авторах столь же трудных, как и модных, читала даже стихи наизусть… Казалось уже невероятным, что это Галка. Она и не она, скорее всего не она.
- Галка, можно у тебя спросить?
- По секрету?
- Да.
А она вдруг произносила:
Что ж делать?.. Речью неискусной
Занять ваш ум мне не дано…
Все это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно…
- Послушай, ты Галка?
- А кто же я? Не знаешь? Я, может статься, привидение. Нынче снова поветрие на чудеса.
- Привидения не бывают столь прекрасны, как ты. Ты и не греза моя, это я знаю точно.
- Хочется мне произнести сейчас одну из “Молитв” Лермонтова. Знаешь, какую?
Я, матерь божия, ныне с молитвою
Пред твоим образом, ярким сиянием,
Не о спасении, не перед битвою,
Не с благодарностью иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную,
За душу странника в свете безродного;
Но я вручить хочу деву невинную
Теплой заступнице мира холодного…
Она буквально молилась, со слезами на глазах.
Тут он встал из-за стола и, подойдя к гостье, опустился на колени.
- Дай и мне произнести стих из Лермонтова, - сказал он.
- Какой? – с живостью отозвалась она.
- А вот:
Расстались мы, но твой портрет
Я на груди моей храню:
Как бледный призрак лучших лет,
Он душу радует мою.
- Хорошо, - сказала она и закончила:
И, новым преданный страстям,
Я разлюбить его не мог:
Так храм оставленный – все храм,
Кумир поверженный – все бог!
Произнесла она стих вопросительно. Саня в упоении, с неведомым волнением обнял ее за талию. О, еще никогда он не был так счастлив, исполненный любви и желания. Молодая женщина прижала его голову к груди и вздохнула.
- Галка, у тебя тяжесть какая-то на сердце? Откройся, - проговорил он, обнимая молодую женщину все радостнее и нетерпеливее.
- У меня все хорошо. Ты только обещай мне: не расспрашивать меня ни о чем больше и, слышишь, никогда не искать.
- Почему же?
Она поцеловала его, лаской заставляя замолчать.
- Скажи, какое у тебя самое заветное желание в этот час?
- Чтобы ты не уходила, чтобы ты осталась у меня.
- Слушаю и повинуюсь, - ответила она шутя, а между тем голос ее вздоргнул.
- О Галка!
- Мне надо, пока не забыла, позвонить.
“Папа, - сказала она совсем иным тоном, - я буду завтра. Не спрашивай. Алешка спит? Хорошо. Не волнуйся. Спокойной ночи!”
Опустив трубку, она некоторое время со смущенным видом просидела за столом, словно не до конца уверенная в принятом решении. Неловкость и волнение почувствовал и Саня. Между тем в эту минтуту раздумья или невольного, столь естественного колебания Галка была особенно хороша. Он быстро подошел к ней, она вышла из-за стола, и они обнялись, пряча друг от друга глаза. Трепет и юность – девяти лет как не бывало!
- Мне надо принять душ, а лучше ванну, - сказала она. – Можно?
Саня разложил диван и сменил белье. Выключив люстру, он оставил лишь лампу на столе, краем она освещала подушку, так что можно было читать лежа. Раздевшись, Саня бросился в постель и сладко растянулся… “Господи! Господи! Почему я еще девять лет назад не влюбился в Галку и не женился? Почему? Разве она не удивляла меня еще тогда детской чистотой своего облика и силой, силой нежного, юного существа, созданного для любви и счастья? Что в ней была еще некоторая неловкость подростка, что за беда? Зато все эти годы она составляла бы мое блаженство, и жизнь моя была бы исполнена высокого смысла… Она бы меня поддерживала во всем, служила опорой и идеалом…”
Упиваясь грезами несбывшейся жизни, Саня еще слышал, как льется вода в ванной… Галка плескалась там… Это похоже на чудный сон! И тут он заснул.
Проснулся он уже при свете дня. В постели он лежал один. Некоторое время он ничего не мог понять. Где Галка? Или весь вечер он лишь грезил о ней? Нет, игра воображения никогда не захватывала его столь сильно. Галка была у него. Они пили вино. Пока она принимала ванну, он заснул. Но неужели она не могла разбудить, кажется, не из робкого десятка, знает, чего хочет?
Правда, иной раз бывает разбудить его довольно-таки трудно. Она не сумела добиться толку и в досаде уехала?
Саня вскочил на ноги – в передней не было вещей гостьи, на кухне никаких следов вчерашнего пира, все убрано и вымыто, разве лишь более тщательно и чисто, чем у него выходит. В ванной из крана капала воды – так он обыкновенно не оставляет. Он бросился в комнату и оглядел стол – ни записки, ни одной забытой вещицы. И все же, и все же он ни минуты не сомневался в том, что вчера Галка звонила и заезжала к нему. В воздухе его квартиры веяло еще ее присутствием, чем-то нежным, ласковым, милым. Она была необыкновенно хороша! Несомненно у нее какое-то горе, может быть, разлад в семье, и потому она звонила к папе, куда, поссорившись с мужем, собралась. Он, может быть, давно в разладе с мужем, что отнюдь не весело… Вот он подвернулся, из ее юности, и она отозвалась… А он заснул!