- Что ты читаешь? – спрашивал он.

Галка поднимала голову, ее чистое личико в светлых очках с готовностью освещалось слегка смущенной, чуть виноватой улыбкой, словно она прекрасно сознавала, что читает с увлечением вздор, вместо того чтобы зачитываться чем-то по-настоящему интересным и важным.

- А что? – спрашивала она смеющимся голосом.

Он брал в руки журнал или через ее головку прочитывал вслух несколько строк, интонацией показывая, какой это вздор на самом деле. Галка начинала смеяться вместе с ним. Иной раз она прятала книгу за спину или чуть ли не под себя, как в школе, и когда он протягивал руку, она вскакивала, отбегала в сторону, и если он не отставал, она все веселее, все неудержимее смеялась, полагая, видимо, что он так с нею заигрывает, ухаживает… Обычно Галка держалась несколько скованно, даже сердито и могла злиться и даже дерзить кому угодно. Но в этих случаях она никогда не обижалась, а всегда очень охотно вступала в игру, хохотала и кричала, выказывая недюжинную жизнерадостность и темперамент.

- Потише вы! – шикали на них, потому что публика в зале, слыша какие-то голоса над головой и возню, оглядывалась и даже смеялась.

Прошло какое-то время, и все чаще он стал заставать Галку на лестнице с сигаретой. Она уже привычно затягивалась, спокойно глядя сквозь светлые очки, о чем-то думала, и тогда ему она казалась уже не маленькой девочкой, а юной женщиной, сохранившей детский цвет лица и пухлость щек.

- Уже курить научилась, - бросал он с упреком.

- А что?

В сердцах однажды он попытался отобрать у нее сигарету: она снова приняла за игру, задорно хохоча, стала увертываться, он схватил ее за плечо – и тотчас отпустил. И никогда не мог забыть: мягкое и упругое, как у малого ребенка, ее плечо нежно и ласково отозвалось на прикосновение его руки, а сама Галка просияла глазами как-то особенно… И стало ясно, что она не остерегается его, нравится он ей или нет, она с готовностью идет ему навстречу – бездумно, без расчета, увлекаясь скорее всего своею собственной жизнерадостностью, чем им, его какими-то достоинствами и силой, - и пойдет ненароком, сдуру или с умыслом, с тайной и для нее самой, может быть, целью до конца, если он того захочет. Мысль в ней еще не пробудилась, зато соки жизни, как в березе по весне, заструились неудержимо и сладко, и куда с этим деваться, что делать, она сама хорошенько не знала.

Она ждала кого-нибудь, а он, хотя и сам пребывал в таком же положении, лишь спустя годы догадался обо всем и помнил о Галке, точно был в нее влюблен страстно, и она разделяла его чувства… “Галка, Галка! Где ты?” - восклицал он иной раз, читая книгу перед сном или уже засыпая. Не странно ли?

Был свежий, словно бы с легким морозцем день начала апреля. Небо над Невским проспектом, над Казанским собором чисто, лишь местами повисли белые клочки исчезающих облаков, и странно было, когда время от времени начинал откуда-то идти снег… На остановке у Казанского собора Саня Букин посматривал на молодую женщину с серьезным и грустным выражением лица. Если бы очки, он бы сразу в ней признал Галку, разумеется, повзрослевшую и несомненно похорошевшую, одетую в модного покроя и цвета демисезонное пальто, в сапожках, чуть сношенных, но как раз по ноге, легких, изящных. На голове мужская меховая шапка. Одета неброско, но обдуманно и прилично, без вызова и деловитости, что обнаруживают баснословно дорогие дубленки и кожаные пальто.

Саня все больше и больше убеждался, что перед ним стоит не кто иная, как Галка, Галина Сергеевна, или как там ее по батюшке. Он радовался про себя тому, как в лучшему изменилась Галка, обрела стать и красоту молодой, несомненно замужней, интеллигентной женщины, матери, может быть, не одного, а двух или трех детей, и самая озабоченность матери и жены отдает в ней той грустью, на что он прежде всего обратил внимание и что идет к ней.

Она, конечно, заметила его взгляды, но никак не отреагировала, то есть раза два взглянула на него без тени улыбки и узнавания. Она вполне могла и не узнать его. Но почему-то ему казалось, что она тоже и даже, может быть, первая, узнала его, а показать не хочет, и тому могут быть причины. Разве они так уж хорошо знали друг друга, чтобы при случайной встрече поспешить возобновить знакомство? Если отношения между ними не сложились тогда, когда они оба были молоды и свободны, что же может быть теперь? Да и она явно не просто грустна и задумчива, а озабочена чем-то и расстроена настолько, что избегает ненужных встреч.

Пришел переполненный автобус. Она спокойно пропустила его и посмотрела на молодого человека: мол, и вы не уехали, - и тут нечто вроде улыбки промелькнуло в ее милых, знакомых, теперь таких женских глазах, - она чуть прищурилась.

- Галка! – произнес неожиданно для самого себя Саня Букин.

Удивление и какая-то мука отразились на ее грустном и серьезном лице.

- Вы? – спросила она.

- Букин. Александр Букин, - заговорил он с какими-то новыми для него самого интонациями в голосе. – Вы могли меня и забыть. Не мудрено, сколько лет прошло с тех пор, как мы с вами… в “Художественном”… Вы могли меня забыть, а я помнил! Это странно, не правда ли? Я помнил о вас, и хотя вы изменились совершенно… настолько… к лучшему, что и ожидать нельзя было…

Молодая женщина наконец чуть улыбнулась и отошла от толпы на остановке – к дорожке сквера перед Казанским собором.

- Галка? – переспросила женщина, и глаза ее наполнились слезами.

- Что с вами? У вас несчастье? И на остановке вы стояли такая грустная, прямо жалко.

- Нет, ничего. Так, я вспомнила вас, - улыбнулась она, смахнув слезинки с лица.

- Вы спешите? Может быть, где-нибудь посидим, перекусим, кстати, - предложил Саня Букин. – Столько лет не виделись!

- Да. Ну кто вы, что вы? Помнится, вы мечтали стать кем-то там?

- Эх, Галка! – вздохнул и махнул рукой Саня.

- Что так? – с сочувствием заглянула она в его глаза. – Впрочем, и я мечтала… Вы не курите? Дома я не курю, но сейчас я бы закурила, - прервала она себя на полуслове.

Он достал пачку сигарет, и они, стоя на виду прохожих на Невском, закурили. И снова откуда-то пошел снег.

- Галка, - говорил Саня с оживлением, для него довольно-таки редким, - вот ты закурила, я тебя все больше и больше узнаю… Хотя, надо сказать прямо, тогда ты была все равно что гадкий утенок, а нынче…

- Гадкий утенок! – грустно воскликнула молодая женщина. – Бедная Галка!

- Почему же бедная? Если вы…

Он не находил слов для выражения своего восторга, женщина чуть улыбнулась и заторопилась:

- Я все-таки поеду. Мне пора.

- Я провожу вас.

- Нет, нет!

- Но мы встретимся, Галка?! – вскричал Саня, устремляясь за нею с отчаянием и тоской, удивившей женщину. Она обернулась к нему с изумлением и, как бы успокаивая, коснулась его руки.

- Если хочешь, - сказала она. – Только я найду тебя сама.

Он поспешно написал на листке из записной книжки номер своего телефона и отдал ей.

- Галка! Непременно позвони. Я буду ждать!

- Да, хорошо! – И она протиснулась в автобус. И сразу ее заслонили, затолкали. Саня чуть не взвыл и пожалел, что послушался ее и не отправился ее провожать. Обычно спокойный и несколько меланхолично настроенный, Саня подпрыгнул на месте, махнул рукой, очевидно, в досаде на себя и зашагал куда глаза глядят.

Весь день ему казалось, что в жизни его что-то переменилось к лучшему, что-то очень хорошее произошло… Поздно вечером он добрался до дому, уже буднично настроенный, и Галка отодвинулась куда-то далеко. Конечно, она замужем, дети, наверное, муж из интеллигентов, иначе бы Галка не переменилась к лучшему настолько, что ее просто не узнать, - небо и земля… В семье своей она вполне счастлива, а то, что была грустна или тихо серьезна, - это от усталости, а может быть, от сознания счастья, когда человек не впадает в самодовольство и снобизм.