Его щеки раскраснелись, а глаза за стеклами очков быстро заморгали.
«Похоже, он рад этому,— подумал Даниель,— Смешной парень».
Его гость, в сущности, не производил на него ни приятного, ни отталкивающего впечатления. Даниель чувствовал к нему .чисто деловое любопытство.
Может, он беседовал с сумасшедшим, который приравнивает убийство к искусству?
Как далеко в душу и ум способно зайти такое «профессиональное заболевание»? Ради забавы Даниель подлил масла в огонь.
— Если единичные случаи убийств и остались неисследованными,— сказал он,— то причина этого прежде всего состоит в том, что преступникам повезло.
— А вы не считаете возможным идеальное убийство?
— Идеальных убийств не существует — есть только неидеальные криминалисты.
Подобная игра слов произвела сильное впечатление на Дюпона. Он покачал головой и заметил:
— От вас, месье Морэ, я ожидал каких-то необычных взглядов. Но вы попросту считаете убийц слабоумными.— Он с печальным видом вздохнул.—Выходит, что всем и каждому следует приклеить одинаковую этикетку.
— Но если человек убивает своего ближнего, то это в любом случае указывает на его деградацию.
— Вы смешиваете интеллект и мораль,— заметил Дюпон.
— Все равно, убийца ненормальный человек.
— А кто тогда нормальный? И вообще, что такое нормальность? Нечто среднее? Посредственность?
— Разве можно презирать порядочных людей, за их посредственность?
— Неужели вы не понимаете, что криминалистика — это феномен необычности? — С вопросительно поднятыми бровями Дюпон смотрел на Даниеля, желая убедиться, что тот внимательно следит за его аргументацией.— Преступники представляют собой исключение. Процентное отношение кретинов и интеллектуалов среди них такое же, как у остальных. Все революционеры и все гении— отклонение от нормы,— Увлеченный собственным вдохновением, он ерзал в кресле. Широкий лоб нахмурился, а глаза сузились в щелки.— Если умный человек пойдет на преступление, месье Морэ, то на основании какого критерия вы установите, что он не интеллигент?
— Очень просто; сто шансов против одного, что его схватят.— Учитывая возбужденное состояние своего посетителя, Даниель намеренно спокойным тоном продолжал:—А если он идет на такой риск, то это указывает на его недостаточно высокое умственное развитие.
— У вас нет никаких доказательств, что шансы сто к одному. Высокоинтеллектуальный человек может сократить риск до минимума.
— Но он не сумеет предусмотреть все срывы и случайности.
— И тем не менее; предусмотрит почти все.— Немного подумав, Дюпон добавил:— Можно вообще каждую деталь предусмотреть.
И поскольку Даниель сделал скептическую мину, он с новым подъемом пустился в спор:
— Хотите, докажу?
Желая сосредоточиться, он закрыл глаза. Продолжая беседу, он едва шевелил губами: его слова, казалось, следовали за мыслями.
— Предположим...— Он наклонился, и Даниель снова почувствовал, как гость сверлит его взглядом,— Предположим, я пришел сюда, чтобы убить вас.
— Меня... убить?
Даниель громко рассмеялся. Ему эта мысль показалась очень забавной, но посетитель не разделил его веселья.
— Это не шутка, месье Морэ.
— Ну, тогда неудачный пример.
— О нет, он не так плох, как вы думаете.
— Великолепно,— Даниель поднес горящую спичку к только что набитой трубке и, глубоко затянувшись, спросил: —Как вы будете убивать меня?
— При помощи пистолета,—Дюпон хлопнул рукой по портфелю,—Того, что лежит у меня здесь.
— А грохот выстрела?
Пистолет, естественно, снабжен глушителем.
— Хорошо,— Даниель кивнул.— Интересно, а вас видел кто-нибудь, когда вы шли ко мне?
— Я ехал один в лифте, и лестничная клетка была пуста. Мне только придется соблюдать осторожность, когда я буду выходить из дома. Но даже если кто-то меня заметит... В этом здании еще по меньшей мере пятьдесят квартир.
— Даже шестьдесят.
— Поэтому я буду некой безымянной фигурой среди многих .других безымянных людей. Кроме того, наша встреча не планировалась заранее. Десять минут назад вы даже не подозревали о моем существовании. Вряд ли вы кому-то про меня рассказали.. .
Даниель обрадовался, найдя прореху в аргументах Дюпона. Торжествующим жестом он остановил своего гостя. .
— Минуту! Откуда вы знаете, что я никому не сообщил о вашем приходе?
— У вас не было времени принять до меня даже одного посетителя.
— Но я мог пообщаться по телефону..
Дюпон выслушал его возражение с неясной усмешкой. Потом пожал плечами, встал и с портфелем под мышкой подошел к окну. Тусклое октябрьское солнце нежным светом озарило его лысый череп.
— Месье Морэ, если бы я хотел убить вас,— он кашлянул,— то просто блокировал бы ваш аппарат после своего звонка.
Даниель чуть не схватил трубку, но овладел собой. Вместо этого он судорожно вцепился в глиняный сосуд с табаком.
«Нет,— подумал он,— этого не может быть. Он не может ничего знать, это просто случайность. Обыкновенное случайное совпадение». В некоторых районах Парижа, обслуживаемых устаревшими телефонными станциями, для блокировки аппарата одному из участников разговора нужно было просто не класть трубку. Как-то он сам это пробовал, чтобы использовать подобный прием в своем романе. Но не воспользовался ли им Дюпон?
«Нет,— повторил про себя Даниель,— об этом он не знает. Просто случайное совпадение». Однако теперь его уверенность ослабла.
— Здесь, наверху, мы совершенно изолированы,— продолжал Дюпон, взмахом руки указывая на небо, по которому двигались кучевые облака.— Точно на вершинах Гималаев. Справа и слева от этой комнаты расположены подсобные помещения. Над нами больше нет жилья, внизу временно тоже никто не живет.
Даниель замер, отключившись от разговора. Какой-то внутренний голос тихо нашептывал ему.: «Он точно информирован о твоей квартире и твоих жизненных обстоятельствах. Он принял все меры предосторожности, чтобы сохранить встречу в тайне. Он явился с совершенно определенным намерением и, наверняка, не затем, чтобы обсуждать твое, интервью. Что содержится в его черном портфеле? Бумаги, документы? Почему бы там не быть оружию?»
Вдруг Даниеля охватила паника. Иррациональная, вне всякого смысла й так же трудно объяснимая, как и ее причина.
«Полное безумие,— думал Даниель.— Настоящее идиотство все, что я себе вообразил. Если я захочу, то смогу уложить его одним ударом кулака».
Но он ничего не предпринимал, поскольку, в сущности, не имел ни малейшего основания наброситься на своего гостя. Возможно, причиной разыгравшейся фантазии была его профессия. Подсознательная борьба неожиданно закончилась. Разум победил инстинкт: если кого-то собрались убить, должен найтись мотив.
Когда Даниель высказал вслух это соображение, оно прозвучало как вызов судьбе.
Оноре Дюпон, задумчиво смотревший на кучевые облака, повернулся к нему. На его губах играла загадочная улыбка.
— Всякий человек имеет хотя бы одного смертельного врага, даже если не знает об этом.
— Я — нет. — Даже если не знает об этом,—повторил с ударением Дюпон.— Может, именно я ваш смертельный недруг. Например, я могу вам завидовать или ревновать вас.— Он эффектно проковылял к своему креслу и добавил: — А вдруг я муж Валери?
-— Валери не замужем.
— Откуда вы знаете?
Да, откуда он это знает? Ему известно, что Валери Жубелин двадцать восемь лет, что у нее длинные белокурые волосы, что она элегантно одевается, что очаровательна и совсем не глупа. Жубелин работала, графиком в рекламном агентстве на Елисейских полях, жила одна и любила утку с апельсинами.
В октябре прошлого года — на той неделе исполнился ровно год — он встретил ее на одной вечеринке. От скуки она рисовала на салфетке карикатуры на гостей.
—- Бокал шампанского, мадемуазель?
Она поблагодарила и набросала карандашом его портрет. Валери всегда держала в руках карандаш. Оноре Дюпон послужил бы для неё идеальной моделью. Смешно было представить его мужем этой молодой женщины, и Даниель отбросил эту мысль. Однако сердце забилось сильнее.