Промозглая серость действительно начала превращаться в морось.

— Мы бы уже давно все собрали и вернулись домой, если бы нюня Агнес не притащила своего щенка! — Розамунда вновь умчалась вперед. Киврин даже не пыталась ее остановить.

— Розамунда — грубиянка! — обиделась Агнес.

—Да, — согласилась Киврин. — Ты не знаешь, что с ней такое?

— Это из-за сэра Блуэта. Она за него сосватана.

— Что? — оторопела Киврин. Она слышала от леди Имейн про свадьбу, но подумала, что речь идет о дочери сэра Блуэта и каком-нибудь из сыновей лорда Гийома. — Как могли Розамунду просватать за сэра Блуэта? Разве он не женат уже на леди Ивольде?

— Не-е-ет! — изумилась Агнес. — Леди Ивольда — его сестра.

— Но ведь Розамунда еще не доросла... — начала Киврин и поняла, что ошибается. В XIV веке девочек часто сватали задолго до замужнего возраста, иногда чуть ли не с рождения. Женитьба в Средние века — это сделка, способ породниться и упрочить социальное положение. Розамунду наверняка сызмальства готовили к тому, чтобы выйти замуж за такого вот сэра Блуэта. Однако перед глазами Киврин плыли хороводом несчастные девственницы, выданные силком за отвратительных беззубых старикашек.

— Розамунде нравится сэр Блуэт? — спросила Киврин. Нравится, как же. Она ведь именно поэтому злится, срывается и истерит с того момента, как услышала о его приезде.

— Мне, — подчеркнула Агнес, — нравится. Он подарит мне серебряную уздечку, когда они поженятся.

Киврин посмотрела на Розамунду, поджидающую далеко впереди. Почему сэр Блуэт обязательно должен оказаться беззубым старикашкой? Это все беспочвенные домыслы, как про то, что он женат на леди Ивольде. Может, он молодой, а Розамунда просто нервничает, потому и не в духе. Или, пока дело дойдет до свадьбы, она еще передумает. Девочек обычно вели под венец лет в четырнадцать-пятнадцать, когда уже появятся хоть какие-то признаки зрелости.

— Когда свадьба? — спросила Киврин.

— После Пасхи.

Они доехали до следующей развилки. Эта была потоке, две дороги метров сто тянулись почти параллельно, потом одна из них, та, которую выбрала Розамунда, карабкалась на очередной пригорок.

Двенадцать лет — и через три месяца к алтарю... Понятно, почему леди Эливис так старалась, чтобы сэр Блуэт не узнал об их переезде. Может быть, ей совсем не хочется выдавать дочь замуж такой юной, и девочку обручили только для того, чтобы вызволить ее отца из беды?

Доскакав до гребня пригорка, Розамунда галопом вернулась к отцу Рошу.

— Куда вы нас ведете? Там скоро пустошь.

— Почти приехали, — успокоил священник.

Девочка круто развернула лошадь и скрылась за гребнем, затем появилась вновь, на полпути до отставших Киврин с Агнес резко осадила кобылу и опять понеслась вперед. «Будто крыса в крысоловке, — подумала Киврин. — Мечется в поисках выхода».

Морось превращалась в снег с дождем. Отец Рош натянул капюшон на тонзуру и повел ослика по тропке, взбирающейся на пригорок. Тот безропотно доплелся до вершины — и встал. Отец Рош дернул повод, но ослик стоял как вкопанный.

— Что случилось? — спросила Киврин, подъезжая к ним вместе с Агнес.

— Идем, Валаам, — уговаривал отец Рош, натягивая повод обеими ручищами. Ослик не шелохнулся. Упершись задними копытами, упрямец тянул повод на себя, почти усаживаясь на землю.

— Может, ему дождь не нравится? — предположила Агнес.

— Помочь? — вызвалась Киврин.

— Не надо. — Отец Рош жестом пропустил их вперед. — Езжайте. Авось присмиреет, когда лошади уйдут.

Накрутив повод на руку, он подошел к ослику сзади, будто собираясь подтолкнуть. Въехав вместе с Агнес на гребень, Киврин на всякий случай оглянулась и, убедившись, что ослик не лягнул священника в лоб копытом, начала спускаться с другой стороны.

Лес у подножия застилала пелена дождя. Снег на дороге уже начал таять, и под пригорком образовалось грязное болото, по обеим сторонам которого росли густые укрытые снегом кусты. Розамунда стояла на соседнем косогоре. Лес покрывал его только наполовину, выше белел снег. «А за ним, — мелькнуло у Киврин, — открытая равнина, и дорога вдали, и видно Оксфорд».

—Ты куда, Киврин, подожди! — закричала Агнес, но Киврин уже гнала рыжего конька к подножию и, соскочив, принялась отряхивать укрытые снегом кусты, проверяя, не верба ли это. Да, это была она, красная верба, краснотал, за которым темнела крона раскидистого дуба. Бросив поводья в куст, Киврин полезла в чащу. Ветви смерзлись от снега. Она рубанула по ним рукой, и снег посыпался за шиворот. В воздух с пронзительным щебетом поднялась стайка птиц. Сквозь заснеженные заросли Киврин продиралась на полянку, которая непременно должна была там быть. И она была.

И дуб тоже. А за ним, чуть поодаль от дороги, белоствольный березняк, который она тогда приняла за просвет. Это переброска. Точно.

Но что-то Киврин смущало. Та полянка была как будто потеснее. А крона у дуба погуще, и гнезд на нем больше. Вот здесь на краю растет терновник, между шипастыми ветвями проглядывают иссиня-черные ягоды. А на той поляне его не было, она бы запомнила.

Это все снег, уверяла себя Киврин. Из-за него поляна кажется просторнее. Снега намело где-то полметра, он лежал нетронутый, ровный. Непохоже, чтобы сюда кто-то наведывался.

— Сюда нас отец Рош вел? — пробираясь через заросли ивняка, спросила Розамунда. Уперев руки в боки, она окинула взглядом поляну. — Здесь нет плюща.

А там был. Обвивался вокруг толстого дубового ствола. И грибы росли.

Это все снег, снова начала уговаривать себя Киврин. Снег скрыл все приметы. И следы повозки, которую тащил Гэвин.

Ларчик... Ларчика она в поместье не видела. Гэвин просто не нашел его в придорожной траве.

Киврин протиснулась мимо Розамунды сквозь заросли, уже не обращая внимания на снежный душ. Даже если ларчик погребен под снегом, он все равно будет торчать, потому что на обочине сугробов почти нет.

—Леди Катерина! — крикнула почти над ухом Розамунда. — Ну куда же вы?

— Киврин! — жалобно вторила ей Агнес. Она попыталась слезть с пони на полдороге, но запуталась в стремени. — Леди Киврин, иди сюда!

Киврин заметалась взглядом от нее к вершине пригорка. Отец Рош все еще сражался с осликом. Нужно найти ларчик до того, как он придет сюда.

—Агнес, не слезай с пони! — велела она и принялась раскидывать руками снег под ивняком.

— Что вы ищете? — недоумевала Розамунда. — Здесь нет плюща.

—Леди Киврин, иди сюда! — надрывалась Агнес.

Может, кусты вербы согнулись под тяжестью снега, и ларчик где-то дальше в глубине? Киврин наклонилась, хватаясь за тонкие хрупкие прутья, и попыталась сгрести снежный слой. Ларчика там не было. Она поняла это сразу, как только начала копать, — землю и траву под кустами едва припорошило, весь снег лег на ветки. Но ведь, если она не ошиблась с местом, ларчик должен быть. Если она не ошиблась...

— Леди Киврин!

Она обернулась на крик Агнес. Девочка умудрилась сама слезть с пони и теперь бежала к ней.

— Не беги, — хотела предостеречь Киврин, но не успела договорить, как Агнес споткнулась о корень и со всего размаху упала плашмя.

Задохнувшись от удара, девочка даже не заревела. Подбежавшая вместе с Розамундой Киврин подхватила ее и надавила ладонью на грудь, чтобы разогнуть и заставить сделать вдох. Агнес икнула, втянула воздух и разразилась плачем.

— Приведи отца Роша, — велела Киврин Розамунде. — Он с той стороны холма, ослик заупрямился.

— Он уже идет, — ответила Розамунда.

Киврин повернула голову. Священник неуклюже спешил по склону, оставив ослика наверху, и Киврин едва удержалась, чтобы не закричать «Не бегите!» и ему, но за плачем Агнес он все равно бы ее не услышал.

— Ш-ш-ш, — успокаивала девочку Киврин. — Ничего страшного, ты просто ушиблась.

Подоспел отец Рош, и Агнес немедленно метнулась ему на шею. Он прижал ее к себе и принялся приговаривать своим убаюкивающим голосом: «Ш-ш-ш, Агнец. Ну, будет. Ш-ш-ш». Плач сменился всхлипываниями.