К чему попусту гадать?

— Вы знаете место, где Гэвин меня нашел? — затаив дыхание, спросила Киврин.

—Да. — Отец Рош перепиливал толстую ветку.

Киврин почувствовала, как слабеют колени от нахлынувшего облегчения. Он знает, где переброска!

— Это далеко?

— Нет. — Он отломил ветку рукой.

— Отведете меня туда?

—Зачем тебе? — полюбопытствовала Агнес, широко расставляя руки, чтобы не закрывался мешок. — Вдруг разбойники еще там?

Судя по взгляду Роша, он задавался тем же вопросом.

— Надеюсь, увидев то место, я смогу вспомнить, кто я и откуда.

Отец Рош осторожно, чтобы не поранить острыми листьями, вручил ей ветку.

— Я тебя отведу.

— Спасибо!

Как хорошо... Она уложила ветку к остальным, Рош завязал мешок и закинул его на плечо.

Показалась Розамунда, волоча по снегу свою добычу.

— Вы еще не закончили?

Подхватив и ее мешок, отец Рош навьючил их оба на ослика. Киврин посадила Агнес на пони, помогла взобраться Розамунде, а отец Рош, встав на колено, сцепил руки, делая подножку для Киврин.

Он усаживал ее тогда на белую лошадь, когда она свалилась.

Когда она упала. Она помнит, как его большие руки придерживали ее на спине коня. Но ведь они довольно далеко отъехали от переброски, зачем же Гэвин повез туда отца Роша заново? Она не помнит, чтобы они возвращались; впрочем, она вообще мало что помнит — все так зыбко и расплывчато. Наверное, в беспамятстве путь показался длиннее.

Рош вывел осла через ельник обратно на тропу и двинулся обратной дорогой. Розамунда пропустила его вперед, а потом сварливым голосом Имейн буркнула:

— И куда он теперь? Плющ в другой стороне.

— Мы едем смотреть то место, где напали наледи Киврин, — объяснила Агнес.

Розамунда оглянулась на Киврин с подозрением.

— Зачем вам туда? Ваши вещи и повозку уже доставили.

— Ей думается, что это место может пробудить память. Леди Киврин, а если ты вспомнишь, кто ты такая, тебе придется ехать домой? — сообразила Агнес.

— Конечно. У нее есть своя семья. Она ведь не может быть с нами вечно. — Розамунда говорила это, только чтобы досадить сестре, и ей удалось.

— Может! — возмутилась Агнес. — Она будет нас нянчить.

— Зачем ей оставаться с такой нюней? — поддразнила Розамунда, посылая свою лошадь рысью.

—Я не нюня! — крикнула ей вдогонку Агнес. — Это ты нюня! Останься, я не хочу, чтобы ты уезжала, — вернувшись к Киврин, заявила она.

— Не уеду. Отец Рош ждет, поскакали.

Он стоял у дороги и, дождавшись их, двинулся дальше. Розамунда уже умчалась далеко вперед, только снег летел из-под копыт.

Перебравшись через небольшой ручей, они подъехали к развилке — дорога загибала вправо, вторая еще метров сто тянулась прямо, а оттуда резко уходила влево. Розамунда стояла на развилке, не трудясь сдержать нетерпеливо бьющую копытом и мотающую головой лошадь.

«Я упала с белого коня на развилке». Киврин попыталась припомнить деревья, дорогу, ручей — хоть что-нибудь из окружающего пейзажа. На тропинках, пересекающих Вичвудский лес, должны быть десятки развилок, нет никакой гарантии, что это та самая. Но очевидно, это была она. Отец Рош поехал направо и, свернув с тропы, углубился в лес, ведя за собой ослика.

Там не было ни верб у дороги, ни холма. Наверное, он ведет их той дорогой, которой вез ее Гэвин. Киврин помнила, что до развилки они довольно долго ехали через лес.

Вслед за отцом Рошем девочки свернули в чащу, Розамунда оказалась замыкающей. Почти сразу им пришлось спешиться и вести коней в поводу. Рош двигался напролом, безо всякой тропы, увязая в снегу, подныривая под ветки, сыплющие снегом за шиворот, и огибая колючий терновник.

Киврин пыталась запоминать дорогу, чтобы потом вернуться, но все сливалось в однообразную череду. Правда, пока лежит снег, можно отыскать по следам. Надо будет добраться сюда одной, пока он не растаял, и пометить путь зарубками или тряпочками на ветках. Или хлебными крошками, по примеру Гензель и Гретель.

Теперь Киврин осознала, как легко было заблудиться в лесу и Белоснежке, и принцам. Уже через несколько сот метров Киврин перестала понимать, где осталась дорога, даже отпечатки ног и копыт не помогали. Гензель и Гретель могли проплутать в этом лесу хоть полгода, так и не выйдя домой. И к пряничному домику тоже.

Ослик остановился.

— Что такое? — спросила Киврин.

Отец Рош отвел его в сторону и привязал к ольхе.

— Пришли.

Нет, это не переброска. Даже не поляна, просто пятачок под кроной раскидистого дуба. Под шатром из голых веток темнела чуть припорошенная снегом земля.

— Можно мы разведем костер? — спросила Агнес, подбираясь под низко нависшими ветками к кострищу, поперек которого лежало упавшее бревно. Девочка уселась прямо на него. — Я замерзла. — Она поворошила ногой закопченные камни.

Видно было, что костер горел недолго, сучья едва обуглились. Тушили костер землей. Киврин снова увидела присевшего на корточки отца Роша, на лице которого плясали отблески огня.

— Ну? — не утерпела Розамунда. — Вы что-нибудь вспомнили?

Она была здесь. Она помнит этот костер. Она думала, его разожгли, чтобы казнить ее. Но как же так? Ведь Рош приходил на поляну переброски. Он склонялся над Киврин, когда она сидела у колеса.

— Это точно то место, где меня нашел Гэвин?

—Да, — хмуря брови, подтвердил Рош.

— Если придет злодей, я вонзю в него свой кинжал! — Агнес отломила обуглившийся сучок и занесла его над головой. Почерневший кончик отвалился. Агнес присела на корточки у кострища, вытащила еще одну палку, потом села прямо на землю, опираясь спиной на бревно, и стукнула палками друг о друга. Горелые ошметки разлетелись в стороны.

Киврин посмотрела на Агнес. Она сама сидела так же, привалившись спиной к бревну, когда разводили костер, и Гэвин склонился над ней, рыжеволосый в свете огня, и что-то произнес. А потом раскидал костер ногами, и глаза застлал дым.

— Ну как, ты вспомнила себя? — спросила Агнес, забрасывая сучья обратно в кострище.

— Тебе нездоровится, леди Катерина? — все еще хмурясь, спросил Рош.

— Нет. — Она выдавила улыбку. — Просто... Я надеялась, что увижу то место и вспомню...

Рош посмотрел на нее исподлобья, как тогда, в церкви, а потом, развернувшись, пошел к ослику.

— Едем.

— Вспомнила? — допытывалась Агнес, хлопая меховыми рукавицами, перемазанными в саже.

—Агнес! — ахнула Розамунда. — Посмотри, как ты рукавицы перепачкала. И плащ весь в снегу! Вот неслух!

Киврин растащила сестер.

— Розамунда, пойди отвяжи пони. Надо ехать за плющом. — Она отряхнула накидку Агнес от снега и попыталась оттереть белый мех.

Отец Рош поджидал их, стоя рядом с осликом. С лица у него не сходила мрачная сосредоточенность.

— Отчистим рукавицы, когда вернемся, — заторопилась Киврин. — Пойдем, отец Рош ждет.

Подхватив кобылу под уздцы, Киврин зашагала вслед за девочками и священником. Пройдя несколько метров в обратном от полянки направлении, они резко вывернули на дорогу. Развилки отсюда видно не было — то ли они вышли дальше, то ли это просто совсем другая дорога. Как тут различить, если кругом одни вербы и полянки с дубами?

Теперь понятно. Гэвин повез ее в поместье, но она от слабости не удержалась на лошади. Тогда он принес ее на полянку, развел костер и оставил, усадив к поваленному стволу, а сам поехал за подмогой.

Или он развел костер, собираясь охранять Киврин до утра, а отец Рош, увидев огонь, подоспел на помощь, и вдвоем они отвезли ее в поместье. Отец Рош не знает, где переброска. Он думает, что Гэвин нашел Киврин тут, под этим дубом.

А то, как Рош склонялся над ней, когда она сидела у колеса, — это все лихорадочный бред. Ей это привиделось уже в поместье, в светлице, как привиделся колокольный звон, костер и белый конь.

— Ну куда его опять понесло? — сварливо протянула Розамунда, и Киврин захотелось ее шлепнуть. — Плющ растет ближе к дому. Дождь начинается.