Одиннадцатое января. Сколько же Киврин прождала на переброске? День? Два? Три? Прежде чем начала беспокоиться, что перепугала дату или место. Просидела всю ночь у Оксфордско-Батской дороги, закутавшись в свою непрактичную белую накидку и боясь развести костер из страха, что на огонь выйдут разбойники или волки. Или крестьяне, бегущие от чумы. Когда она поняла окончательно, что ее никто не заберет?

— Вам что-нибудь принести? — спросила сестра, вставляя носик шприца в катетер.

— Это снотворное?

— Да.

— Хорошо. — Дануорти благодарно закрыл глаза.

Проспал он несколько минут, а может, день — или месяц.

Свет, дождь, отсутствие теней — все осталось по-прежнему. В кресле у койки сидел Колин, читая книгу, подаренную на Рождество, и что-то перекатывая во рту. «Нет, не могло столько времени пройти, — подумал Дануорти, глядя на него, — раз леденец все еще с нами».

— Супер, — сказал Колин, со стуком захлопывая книгу. — Эта жуткая сестра разрешила мне остаться, только если я пообещаю вас не будить, а я ведь и не будил? Скажете ей, что сами проснулись, хорошо?

Он вытащил леденец, проинспектировал его и сунул в карман.

— Вы ее видели? Она сама небось из Средних веков. Такая же некрозная, как миссис Гаддсон.

Дануорти посмотрел на него вприщур. Куртка, в карман которой отправился леденец, новая, зеленая, и серый клетчатый шарф на ее фоне смотрится еще более унылым, и Колин в ней кажется старше, словно повзрослел, пока он тут спал.

— Это я, Колин, — нахмурился мальчик. — Вы меня узнаете?

— Конечно. Почему ты без маски?

—А мне не надо, — заулыбался Колин. — И потом, вы все равно уже не заразны. Дать вам очки?

Дануорти осторожно кивнул, чтобы снова не заболела голова.

— В прошлые разы, когда вы просыпались, вы совсем меня не узнавали. — Он вытащил очки из выдвижного ящика и отдал их Дануорти. — Вам жутко плохо было. Я думал, вы уже не подниметесь. И еще вы все время звали меня Киврин.

— Какое сегодня число? — спросил Дануорти.

— Двенадцатое, — буркнул Колин. — Вы ведь меня уже утром спрашивали. Не помните?

— Нет. — Дануорти надел очки.

— Вы вообще ничего не помните из того, что за это время было?

«Помню, что подвел Киврин. Что бросил ее в 1348-м».

Колин подвинулся поближе вместе с креслом и положил книгу на кровать.

— Сестра предупреждала, что так будет — из-за температуры. — Колин будто сердился на Дануорти. — Она не пускала меня к вам и ничего не рассказывала. По-моему, это жутко нечестно. Запихивают человека в приемную, потом все время гонят домой, потому что «тебе тут делать нечего», а на все вопросы отвечают: «Сейчас придет врач» — и ничего толком не говорят. Как с маленьким. Человек имеет право знать или как? Представляете, что сегодня утром эта сестра сделала? Просто взяла и выставила меня. Сказала: «Мистеру Дануорти очень плохо. Не надо его волновать». Можно подумать, я собирался.

Несмотря на возмущение, Колин выглядел усталым, подавленным. Дануорти представил, как он слоняется по коридорам и просиживает в приемной в ожидании новостей. Неудивительно, что у него такой повзрослевший вид.

—А миссис Гаддсон сейчас сказала, что вам нужно рассказывать только хорошие новости, потому что от плохих у вас может случиться рецидив, и вы умрете — и все из-за меня.

— Миссис Гаддсон, я гляжу, по-прежнему мастерица повышать настроение, — заметил Дануорти с улыбкой. — Как думаешь, есть у нее шансы заразиться и полежать немного?

Колин вытаращил глаза.

— Эпидемия закончилась. На следующей неделе карантин снимают.

Значит, стараниями Мэри аналог все же прибыл. Насколько вовремя, хотелось бы знать... Успели они спасти Бадри? Или это и есть плохие новости, о которых не велела говорить миссис Гаддсон? «Самое худшее я уже знаю», — подумал Дануорти. Привязка сорвана, Киврин осталась в 1348-м.

— Тогда расскажи что-нибудь хорошее.

— Ну, уже третий день новых больных не поступало. И поставки наконец разрешили, так что хоть еда нормальная появилась.

— И обновок тебе перепало, как я вижу.

Колин посмотрел на свою зеленую куртку.

— Это рождественский подарок от мамы. Она их выслала после... — Он осекся, помрачнев. — Еще она прислала разных визиков и масок-нашлепок.

Дожидалась окончательного завершения эпидемии и никак не могла отправить подарки раньше? Интересно, что на это сказала Мэри?

— Вот, видите, — продемонстрировал Колин, вставая, — она застегивается автоматически. Надо только на кнопку нажать. Поэтому вам больше не придется все время напоминать, чтобы я застегнулся.

В палату, шурша крахмальными складками, прошествовала сестра.

— Это он вас разбудил?

— Вот, говорил же, — буркнул Колин себе под нос. — Нет, мэм, это не я. Я сидел тише мыши, даже страницами не шелестел.

— Он меня не будил и он мне не мешает, — заверил Дануорти, предупреждая дальнейшие вопросы. — И рассказывает только хорошее.

—Ты вообще не должен докучать мистеру Дануорти рассказами. Ему нужно отдыхать. — Сестра подвесила на капельницу баллон с прозрачной жидкостью. — Больной еще недостаточно выздоровел для посещений. — Она стала выпроваживать Колина из палаты.

— Если вы против посещений, то почему пускаете к нему миссис Гаддсон с Библией? — запротестовал Колин. — От нее любой заболеет. — Он остановился в дверях, сердито глядя на сестру. — Я завтра приду. Вам что-нибудь принести?

— Как там Бадри? — спросил Дануорти, внутренне сжимаясь.

—Лучше, — ответил Колин. — Он почти поправился, а потом случился рецидив. Но теперь уже гораздо лучше. И он хочет с вами увидеться.

— Нет, — начал Дануорти, но сестра уже закрыла дверь.

«Бадри не виноват», — говорила Мэри. Она права. Дезориентация — один из первых симптомов. Он вспомнил, как сам не мог правильно набрать номер Эндрюса и как мисс Пьянтини раз за разом сбивалась на репетиции, снова и снова бормоча «Простите!».

— Простите, — проговорил Дануорти. Бадри не виноват. Винить нужно только себя. Это он, беспокоясь за расчеты стажера, заразил своими страхами Бадри. Так беспокоился, что Бадри решил ввести координаты заново.

Колин оставил на койке свою книгу. Дануорти подтянул ее к себе — она оказалась немыслимо тяжелой, такой тяжелой, что рука задрожала под ее весом, но он облокотил ее на поручень и принялся листать, едва разбирая текст под таким углом, пока не отыскал то, что хотел.

Черная смерть докатилась до Оксфорда под Рождество, вынудив закрыть университет и обратив в бегство тех, кто еще держался на ногах. Жители рассыпались по ближайшим деревням, неся чуму с собой. Те, кто не мог бежать, умирали тысячами, и «некому оставалось смотреть за хозяйством и хоронить мертвых». А немногие уцелевшие баррикадировались в колледжах, прячась и ища виноватых.

Он заснул прямо в очках и проснулся, когда сестра стала их снимать. Это была уже другая сестра, Уильямова блондинка, и она улыбалась.

— Простите, — сказала она, убирая очки в ящик. — Не хотела вас будить.

Дануорти близоруко сощурился.

— Колин говорит, эпидемия кончилась?

—Да, — подтвердила она, глядя на экраны за спиной Дануорти. — Источник вируса установили одновременно с получением аналога, и как раз вовремя. Вероятностные подсчеты давали восемьдесят пять процентов смертности при тридцати двух даже с антибиотиками и Т-клеточным наращиванием, и это еще без учета всеобщего дефицита и нехватки рук. Но и с аналогом смертность составила девятнадцать процентов, и многие пациенты до сих пор в критическом состоянии.

Она взяла его запястье, не сводя глаз с экранов.

— Температуру слегка сбили, — прокомментировала она. — Вам ведь на самом деле очень повезло. На уже заразившихся аналог не действовал. Доктор Аренс... — Она осеклась. «Что же, интересно знать, сказала Мэри? Что он уже не поднимется?» — Вам очень повезло, — повторила девушка. — А теперь поспите.

Он заснул, а когда опять проснулся, над ним с Библией наперевес стояла миссис Гадцсон.