ГУСЬ И ЕГО КРИТИКИ Басня Однажды Гусь, вытягивая шею, Расхвастался на целый птичий двор: «Сам поражен я широтой своею. Ведь я, как человек, ходить умею, Как рыба, плаваю. А если захочу, То полечу! Через забор!» Индюк подпел: «Стихии вам подвластны!» А Утка молвила: «Я с Индюком согласна. У вас такой обширный кругозор!» «Вы — ко-ко-корифей! — Петух воскликнул с жаром. — Как птица вами я горжусь! Недаром Повсюду говорят: хорош, мол, Гусь!» Так славил Гуся птичий говор, Пока не появился Повар. И только полетел гусиный пух… «Я знал, — вздохнул Индюк, — что Гусь гогочет глупо, Что он годится лишь для супа». «Как он ходил! — вскричал Петух, — С такими лапками, с такой фигурой Он ко-ко-ковылял! Над ним смеялись куры! Вслух!» А Утка крякнула: «По правде говоря, Гусь плавать не умел, и хвастался он зря. Летать через забор — невелики дела. Подумаешь, орел! Я б тоже так могла!» Пусть этой басни птицы не услышат, Но в том беды особой нет. Она не для того, кто перьями одет, А для того, кто ими пишет. 1953 ДОМ НЕ ВИНОВАТ Ну и дом! И житель и прохожий — Все его безжалостно бранят. Но ему-то, бедному, за что же Достается? Дом не виноват. Дом, конечно, плох. Но по проекту Он, увы, таким и должен быть. Мне с тобой сегодня, архитектор, Хочется о нем поговорить. Гнездами железными балконов Для чего облеплен этот дом, Если в каждом могут две вороны Разместиться (да и то с трудом)? Почему запущенным и сирым Этот дом мы видим со двора? А ведь там свое знакомство с миром Начинает детвора. Для чего карниз многопудовый Ты на доме грозно утвердил? Думая о бренности земного, Я под тем карнизом проходил. Для чего, сограждан не жалея, Лестнице ты дал такой разбег, Что ее без лифта одолеет Только бессердечный человек. Дышит дом твой скукой и печалью, Ни души, ни красоты в нем нет. Дом согрет одной теплоцентралью, Но любовью к людям не согрет. Можно сжечь стихов макулатуру, Выбросить изделье пошляка, Но многоэтажная халтура, К сожаленью, простоит века. Вот об этом ты почаще думай И в начале нового труда Вспоминай, что где-то дом угрюмый За тебя сгорел бы со стыда. 1953 «Ты на свиданье вместе с нею…»
Ты на свиданье вместе с нею, С подругой лучшею своею, Пришла ко мне. Что ж, я молчу. Я долг приличью уплачу. Я окажу тебе услугу: Приму в кампанию подругу. Гляжу я на нее одну, А на тебя и не взгляну. Подруга — чтоб ей провалиться! Сегодня будет веселиться, Поскольку не ее вина, Что ты явилась не одна. 1953 64 БОТИКА В тесной комнате у нас Разместился целый класс. На тебя глядит с любовью Столько милых детских глаз: — Ой, скажите, как здоровье? — Мы соскучились по вас! — Ешьте, ешьте шоколадки! — Магазины и палатки — Все закрыто в выходной, Мы купили их в пивной! — Вваливаемся всем классом, А один — охрипшим басом: «Мать честная! Что со мной? Кто? Девчата! Где? В пивной!» Не смущая молодежи, Слышу это из прихожей. Кот в прихожую вошел, Бедный кот с ума сошел, — Так перепугали котика Шестьдесят четыре ботика! 1953 ПРИЗВАНИЕ Весна что ни день нам приносит подарки: То трели ручьев, то грачей в колеях. А я загрустил, как верблюд в зоопарке, О жарких песках, о далеких путях. Когда наступают минуты прощанья, Глядишь на меня ты с тревогой такой, Как будто бы я тороплюсь на свиданье К сопернице тайной, к разлучнице злой. По-своему жарко пустыня ласкала Своих обожателей. Каждой весной Семь шкур с меня южное солнце спускало, Как будто бы я у него крепостной. В песках, у колодезной дряхлой колоды, Опять нам придется, друзья-москвичи, Такие глотать минеральные воды, Каких ни за что не пропишут врачи. Опять пред бураном, пред вихрем песчаным, Держать парусящих палаток шесты, Идя без дороги, пятнистым барханам Горящими шинами плющить хвосты. И снова поднимем мы флаг над пустыней, Где крепости древней белеют бугры. Да здравствуют новой дороги костры! Да здравствуют тайны, что дремлют доныне! 1953 |
