Чтобы узнать, каков ты есть,
Пуд соли вместе нужно съесть.
Пуд соли на двоих с тобой
Мы, безусловно, съели.
У нас от соли за спиной
Ковбойки отвердели.
Нас солью ослеплял Узбой
Так, что глаза болели.
А наш колодец? Лагерь тот,
Где жили мы вначале?
Соленым был кисель, компот,
Не говоря о чае.
И все ж не оторвешь порой
Нас от питья такого.
Пуд соли съели мы с тобой
В буквальном смысле слова.
Но каждый день мы шли в пески,
Неся во фляжках воду,
И подбирали черепки
Безвестного народа.
Пуд соли съели мы вдвоем,
И все-таки едва ли
Мы до конца в пути своем
Друг друга испытали.
Придется нам с тобою съесть
Еще по пуду соли,
Проверив мужество и честь
В простой, в житейской доле.
1952
Сегодня день ее рожденья.
Звонки, приветы, поздравленья.
Лишь от меня (сойти с ума!)
Ни телеграммы, ни письма.
Супруг уехал в Каракумы,
А ты что хочешь, то и думай.
Но в эту ночь прервет твой сон
Междугородный телефон.
— Я просьбой вас обеспокою
Соединить меня с Москвою.
— Соединить с Москвой? Сейчас?
А предварительный заказ?
Ведь раньше мне связаться надо
Через Ташауз с Ашхабадом.
Придите завтра к нам сюда.
Но я глаза печально поднял:
— Я должен говорить сегодня,
Сегодня или никогда!
А про себя шепчу слова:
«Пойми меня, телефонистка.
Ну как уйти, когда так близко,
Вот здесь, на проводе, Москва?
В пески ведет моя дорога,
И долго там скитаться мне.
Так дай же с милой хоть немного
Поговорить наедине.
Пусть не тревожится она:
Жара уже не так страшна,
Вода не очень солона,
Уютен наш походный лагерь.
Я, разумеется, здоров
И так хочу…»
Без лишних слов
Я подаю свои бумаги.
И девушка читает вслух
За строчкой строчку, слово в слово,
Что Академией наук
В пустыню я командирован,
Где я работаю и кем.
И, запинаясь, шепчут губы,
Что я в пески сегодня убыл.
— Ну как же убыл? — Не совсем…
Дела немного задержали,
Но… убываю в эту ночь.
— Вот так бы сразу и сказали.
Я постараюсь вам помочь.
Пройдем к начальнику.
Вошли мы
В святилище, где треск и свист,
Где в тучах трубочного дыма
Стучит ночной телеграфист.
Свершилось то, о чем мечтать я
Уже не смел. А кто помог?
Опять магический листок
С академической печатью!
— Эй, Ашхабад, Москву давай!
Ташауз, не перебивай!
Москва? Я из Куня-Ургенча!
(Он крутит пуговицу френча
И машет весело рукой.)
Да есть в Туркмении такой…
Древнейший город, между прочим.
Москва, мы вот о чем хлопочем —
Здесь, в общем… академик ждет!
И трубку мне передает.
По пустякам, для поздравленья
И нежных слов ко дню рожденья,
Что я, несчастный, натворил,
Какую кашу заварил!
Ну что подумает начальник?
И как на это поглядят
Москва, Ташауз, Ашхабад?
И начал я на свой позор
Особо срочный разговор.
— Алло? Товарищ Комарова?
Вас беспокоит Комаров.
Надеюсь, вы вполне здоровы?
Ну, очень рад! И я здоров!
— Сережа, милый, что за диво?
Что это, шутка или бред?
— По порученью коллектива
В день юбилея шлю привет!
(Вот так лирический поэт
И девушку и вдохновенье
Забудет вдруг в одно мгновенье,
Припомнив критиков своих,
И пишет он стихотворенье
Не для любимой, а для них.)
— Да ты с ума сошел, как видно!
Авторитетно и солидно
Я трубку черную держу
И важным голосом твержу,
Что мы живем в пустыне знойной,
Вдали от дома, от жены,
Что письмами бесперебойно
Нас из Москвы снабжать должны.
— Алло! Ты слушаешь?
Задачи Свои мы выполним сполна. —
Не понимая, в трубку плачет
Ошеломленная жена.
На стены крепости старинной
Ложится синий лунный свет,
И кажется свечою длинной
Луну доставший минарет,
И заливаются во мраке
Осатанелые собаки.
Куняургенчские дороги
Видали много ишаков.
Идет по ним ишак двуногий
И слезы льет из-под очков.
Зачем я мудрствовал лукаво?
Кому был нужен важный вздор?
Любовь всегда имеет право
На самый срочный разговор.
1952–1953
