— Так вот, Виктор, — продолжал моссадовец, протягивая Мишину пепельницу и возвращаясь к окну. — У нас есть пара ребяток, они, видишь ли, специализируются исключительно на размышлениях. Хорошая работа, не правда ли? Так вот, эти ребятки, на основании оперативных данных, пришли к выводу: как и прежде, ты действуешь в одиночку. Очевидно, таковы условия. Повторяю: нам пока неизвестен характер твоего задания. С другой стороны, я уже сейчас, ничего толком не зная, могу со стопроцентной гарантией утверждать, что ты, дружище, несколько переоцениваешь свои возможности.

— Любопытно, — хмыкнул Мишин и глубоко затянулся.

— И если тебе это хоть как-то простительно, то твоим заказчикам подобные заблуждения и вовсе не к лицу. Уж больно фирма серьезная. Некорректность в оценках — не в их духе. И нас это беспокоит…

— О чем ты говоришь, Дов? — Витяня пожал плечами и резким тычком вдавил окурок в пепельницу.

— Ты знаешь, сколько заплатили человеку, который взялся убить де Голля? — Тон израильтянина был подчеркнуто равнодушный. Словно он спрашивал, сколько в Дании стоит килограмм кофе в зернах.

— Не знаю.

— Триста пятьдесят тысяч долларов. И даже несмотря на такой солидный куш, он со своей задачей не справился. Да и не мог справиться, Виктор. Одиночка, что бы там ни говорили, — это всегда одиночка. И что бы тебе ни надо было сделать за эти полмиллиона, ты должен знать: тебя отправляют в автономный полет без парашюта и на самолете, у которого уже в воздухе отвалится шасси. Выполнишь ты свое задание или не выполнишь, однозначно ты обречен, приятель.

— А может быть, ты просто преувеличиваешь сложность моего задания? Исходишь ведь ты только из одного посыла — из суммы вознаграждения, верно? А они их мне просто пообещали, ничем, собственно, не рискуя. В надежде, что я раньше загнусь, чем смогу воспользоваться этой прорвой денег. Что скажешь на это?

— Они тебе УЖЕ заплатили, — улыбнулся израильтянин. — Правда, только половину. Но и это немало. Тебе назвать номер твоего счета?

— Достаточно будет, если ты ограничишься городами.

— Лондон и Цюрих. Проверка возможностей Моссада закончена или будут еще какие-нибудь вопросы? — полные губы израильтянина расплылись в иронической улыбке.

— Одно слово, жидяры носатые, — пробормотал Мишин.

— А теперь рассказывай, дружище. В Израиле сейчас половина двенадцатого ночи, и Гордон, пока не получит разъяснений, все равно не заснет. Побереги старика. Он еще нужен одной скромной конторе…

Отчет Мишина занял меньше десяти минут. Впрочем, он мог быть еще короче, если бы Виктор знал, что именно известно Моссаду. Израильтянин ничего не записывал. Очевидно, просто включил в кармане высокочувствительный диктофон.

— Ну, хорошо! — Дов, не скрывая удовлетворения, хрустнул пальцами и потянулся. — Теперь все стало на свои места. Отдыхай, Виктор.

— Ты уходишь?

— Ты что, боишься остаться один?

— Знаешь, отец мой очень любил один анекдот. Правда, рассказывал он его уже после смерти генералиссимуса. Сталин, как тебе, наверное, известно, предпочитал работать по ночам. Так вот, звонит он где-то в четвертом часу утра Молотову и говорит: «А правда, товарищ Молотов, что вы вчера пили водку и о чем-то секретничали с послом США в его резиденции?» Ну, Молотов, естественно, оправдывается, говорит, что все это чушь, наговоры, и с дрожью в голосе спрашивает: «А почему вы заговорили об этом, Иосиф Виссарионович? Случилось что-нибудь? Сказал кто-то?..» «Да вы не беспокойтесь, товарищ Молотов, я просто поинтересовался, и все тут. Мысли кое-какие, ничего серьезного…» После этого Сталин положил трубку и сказал: «Ну вот, товарища успокоил, теперь и сам могу пойти спать!»

Израильтянин негромко рассмеялся, потом сел в кресло и, как-то сразу посерьезнев, сказал:

— Сегодня утром в Каструпе прошел регистрацию один любопытный пассажир. Вылетел он из Москвы, конечная цель — Лондон. В Копенгагене пробыл как транзитник, находился в аэропорту не более сорока минут. Судя по паспорту, он гражданин Австрийской республики по имени Рудольф Нетцер. По нашим же данным, это Вадим Колесников, капитан Главного управления внешней разведки ГРУ. Тебе что-нибудь говорит эта фамилия, Виктор?

— Нет. — Витяня покачал головой.

— Возможно, знаешь его в лицо? — Дов вытащил из внутреннего кармана пиджака плотный конверт и показал Мишину фотографию.

— Нет, это лицо я никогда не видел. — Витяня закурил очередной «Житан». — А какая связь со мной?

— В принципе — никакой. Дело в том, что ничего конкретного за этим парнем нет. Он довольно часто выезжает за границу, по всей видимости, с курьерскими функциями. Возможно, также консультирует. Очень осторожен, хитер, прекрасно уходит от слежки, преследование чувствует спиной. Как следует мы за него пока не брались, ждем, пока он проявится более отчетливо. Кроме того, НАШУ дорогу этот самый Нетцер-Колесников пока не пересекал.

— Его вели в Лондоне? — быстро спросил Мишин.

— Да нет вроде. — Дов поскреб затылок. — Понимаешь, дружище, если мы будем контролировать перемещения по свету курьеров КГБ и ГРУ, а также их коллег из спецслужб социалистического блока, нам не хватит всего бюджета Израиля вместе с американской экономической помощью. Мы работаем по совсем иному принципу… В отличие от вас.

— Ну вот, начинается плач Ярославны, — пробурчал Мишин, выпуская к потолку гигантский клуб сигаретного дыма. — Дов, это не ко мне, я не финансовая комиссия американского Конгресса!

— Если бы у нас была своя Сибирь и мы могли каждый день извлекать золотые самородки килограммами, мы бы тоже были такими же добрыми и широкими, как русские. Когда сидишь на уране, алмазах и нефти, можно позволять себе любые глупости, вплоть до слежки за всеми иностранными туристами в России и советскими — за рубежом. Когда же вокруг песок, камни и арабы, то поневоле начинаешь считать каждую лиру. Это не скаредность, Виктор, это образ жизни.

— Ты считаешь, что этот самый… Колесников летел в Лондон по… нашим делам?

— Может быть, — кивнул израильтянин. — А возможно, с какой-то иной целью. Впрочем, все это проверяется. Если он от тех, кого ты ждешь, то выйдет на Волкова. А уж с этого господина мы теперь не слезем, можешь не сомневаться.

— Поосторожней, Дов! — хмуро предупредил Мишин. — Волков уже почти год под колпаком у ЦРУ. Они его пасут как единственного мериноса в стаде беспородных баранов. Судя по всему, пасут грамотно. Но и Стаса я хорошо знаю. Мужик он неглупый, тертый. Я, кстати, совсем не уверен, что он до конца купился на мою клюкву. Короче, что бы сейчас ни предприняли в ГРУ, Волков будет начеку. С инстинктом самосохранения у него проблем нет.

— Учту, — коротко кивнул израильтянин и встал.

— В следующий раз, перед тем, как решишь встретить меня в моем же номере, напиши записку, — сдержано порекомендовал Мишин и тоже встал. — Или позвони. А то не ровен час…

— И это учту, — улыбнулся Дов. — Я, кстати, так бы и сделал, если бы точно не знал, что ты без оружия.

— Завтра этот пробел в моей экипировке будет заполнен.

— Значит, с завтрашнего дня я и начну новую жизнь. Думаю, что твои каникулы в Копенгагене продлятся недолго. По срокам командировка Колесникова в Лондон вписывается в общий план операции. А раз так, значит, в Москве клюнули на твою приманку и завтра, максимум послезавтра в твое окно обязательно стукнут. Я постараюсь появляться как можно реже, Виктор. Задача у нас тоже нелегкая: с одной стороны, тебя необходимо подстраховывать, с другой — постараться вообще не высовывать уши, чтобы не испортить игру. И заодно не давать повод нашему старшему братишке говорить о черной еврейской неблагодарности. Короче, Виктор, действуй спокойно, ты не один. И не будешь один до тех пор, пока не получишь оставшиеся 250 тысяч долларов и не сможешь их потратить по собственному усмотрению.

— Может быть, у тебя проблемы с деньгами? — Мишин улыбнулся. — Могу помочь материально. Так сказать, в порядке профессиональной взаимопомощи. Я же теперь человек богатый…