Затем все пошло по давно заведенному порядку. В течение часа я отвечал на самые разнообразные вопросы, касающиеся преступной деятельности Норы Синклер, и вынужден был обосновывать каждое свое решение и доказывать правильность каждого своего шага. Причем больше всего членов комиссии интересовало не то, что я сделал, а то, чего я по каким-то причинам не сделал. Они были крайне недовольны моим поведением, считали его неподобающим и всеми силами старались обвинить меня во всех смертных грехах.

Когда все это наконец-то закончилось, Уолш поблагодарил всех за участие, и члены комиссии покинули комнату. Я решил, что могу последовать их примеру, но в самый последний момент Уолш приказал мне остаться.

Нас осталось только трое — Уолш, я и магнитофон. В комнате воцарилась мертвая тишина. В течение двадцати или тридцати секунд Уолш молча смотрел на меня, не произнося ни слова.

— Я должен что-то сказать? — наконец нарушил я гнетущую тишину.

Он покачал головой:

— Нет.

— В таком случае, может, вы должны что-то сказать?

— Думаю, что нет. Но я должен задать тебе один вопрос. — Он откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и продолжал пялиться на меня. — Ты понимаешь, что я жду звонка сверху?

Ему не удалось сыграть роль ничего не понимающего чиновника.

— Почему вы так считаете?

— Ты понимаешь, что они закопают меня? — спросил он, медленно покачивая головой. — Ты достаточно умен, чтобы понять такую простую вещь.

— Полагаю, это самый худший комплимент из всех, которые мне доводилось слышать от своего начальства.

Он проигнорировал мой сарказм.

— Тебя в буквальном смысле поймали со спущенными штанами, но мое чутье подсказывает, что ты каким-то образом успел прикрыть свою задницу.

Я предпочел не отвечать сразу же на этот вопрос. Мне хотелось узнать, не захочет ли он продолжить свою речь и в конце концов обнаружить источник информации. Но он этого не сделал.

— Вы льстите мне, Фрэнк.

— Не стоит пудрить мне мозги, — поморщился он. — Это написано на твоем лице. — Уолш помолчал и добавил: — Сейчас все кончено, и никто не сможет предъявить тебе каких-то претензий, хотя ты действительно оказался по уши в дерьме.

— Согласен.

Он захлопнул папку с бумагами.

— Ты свободен.

Я встал.

— Только еще одно, О'Хара.

— Что?

— Я знаю все насчет твоих тайных дел. Знаю это с самого начала. Я в курсе всех событий и знаю, что ты тот самый Турист.

Когда я через несколько минут вошел в офис Сьюзен, она стояла у окна, наблюдая за сгущающимися сумерками теплого вечера. Трудно было не отметить символизма этой грустной позы. Она стояла спиной ко мне и даже не повернулась, когда я вошел.

— Ну и как, врезали тебе по первое число? — спросила Сьюзен, не поворачиваясь ко мне.

— Еще как.

— Попробуй оценить это по десятибалльной системе.

— Восемнадцать или девятнадцать.

— Нет, я серьезно.

— Тогда, может быть, баллов девять. Впрочем, все последствия этого разбирательства станут известны только через неделю.

— Через неделю?

— Да, они запретили мне в течение этой недели покидать свой офис. Короче говоря, они пригвоздили меня к рабочему столу.

— А ты чего ожидал?

— Не знаю, но был бы очень признателен тебе, если бы ты не стояла ко мне спиной.

Сьюзен резко повернулась. Она легко заводилась и весьма чувствительно относилась ко всякого рода неожиданностям, но при этом всегда умела держать себя в руках и контролировать свои эмоции. Однако я давно уже научился прочитывать на ее лице признаки разочарования и озабоченности.

— Из-за тебя, Джон, я выгляжу очень плохо.

— Я знаю, — быстро ответил я. Даже, может быть, слишком быстро.

— Нет, ты не понял, мне действительно очень плохо.

Я уставился на носки своих туфель.

— Прости, — выдавил я из себя после мучительно долгой паузы.

— Черт возьми, ты же прекрасно знал, что вся эта информация рано или поздно пройдет через мой департамент. Неужели ты не понимаешь, что нарушаешь определенные правила поведения?

Я благоразумно промолчал. Я неплохо знал Сьюзен и понимал, что она все время пытается вырваться из той системы, в которой оказалась по воле судьбы. Именно этим объясняются ее частые вспышки гнева, разочарование, раздражение и даже нервные срывы. Кроме того, у нее был еще один серьезный мотив, чтобы всеми силами защищать меня. «Черт бы тебя побрал, Джон, — подумал я, — как ты мог оказаться в таком глупом положении?»

И тем не менее я в нем оказался.

Когда наконец-то здание перестало содрогаться от ее упреков, она подвела печальный для меня итог. На свободе остался весьма опасный серийный убийца, и нам предстояло во что бы то ни стало поймать его. К сожалению, донесения наших агентов оставляли нам мало оснований для оптимизма. Даже в вездесущих средствах массовой информации не было ни единой зацепки на этот счет. Казалось, что Нора просто растворилась в воздухе, не оставив абсолютно никаких следов.

— А что сообщают наши люди на Каймановых островах? — робко спросил я.

— Ничего, — грустно отмахнулась Сьюзен. — Они проверили Карибский регион, городок Брайерклиф-Мэнор, ее квартиру здесь, в Нью-Йорке, но никаких следов присутствия Норы Синклер не обнаружено.

— Боже мой, где же она может быть?

— Это вопрос как минимум на шестьдесят четыре тысячи долларов, — сказала Сьюзен, посмотрев на кипу бумаг на ее рабочем столе. На верхнем листе была обозначена сумма, которая была заморожена на счетах Норы Синклер в оффшорных банках. — А если быть более точной, — грустно продолжала она, — то речь может идти о восемнадцати миллионах четырехстах двадцати шести тысячах долларов.

От такой суммы можно было потерять дар речи.

— Весьма впечатляющая картина, — тихо сказал я. — А что насчет ее налогового адвоката Кепплера?

— Того самого, которого ты до смерти напугал?

— Я бы предпочел термин «пригвоздил».

— Как бы там ни было, Нора с тех пор не показывалась в его офисе.

— Может, мне стоит еще раз наведаться к этому парню и…

Она резко прервала меня жестом руки.

— Джон, ты помнишь, что не имеешь права покидать свое рабочее место? И кто знает, что может случиться через пару дней? — Она выдавила из себя слабую улыбку. — Правда, в этом деле есть и светлая сторона — ты можешь вдоволь пообщаться со своими детьми.

Я пожал плечами:

— Это, конечно, хорошо, но я не уверен, что моя бывшая супруга позволит мне общаться с детьми после всего случившегося.

Сьюзен снова повернулась к окну и уставилась на дорогу.

— Знаешь, ты всегда был хорошим отцом, если бы ты был таким же хорошим мужем, мы бы никогда с тобой не расстались.

Я всегда чувствовал себя не в своей тарелке, когда приходилось сидеть на одном месте. А сейчас мне приходилось сидеть в своем офисе неопределенно долгое время. Уже после двух дней заточения в кабинете я начал понимать, что потихоньку схожу с ума. Конечно, у меня была какая-то бумажная работа, но я к ней не прикасался. Все, что я мог делать в тот момент, так это таращить глаза из окна на сероватую дымку центра Нью-Йорка и теряться в догадках — где может укрываться Нора. Все сообщения наших агентов были до безобразия однотипными и скучными — никаких ее следов нигде не обнаружено. Как она могла исчезнуть из нашего поля зрения? Куда она могла запропаститься?

А рутина повседневной жизни продолжала сводить меня с ума. Иногда звонил телефон, я что-то отвечал, но в голове все время крутилась одна и та же мысль: где Нора и что нужно делать сейчас? Я постепенно стал впадать в отчаяние, а на моем лице для всех посетителей был один и тот же знак: «Осторожно, содержимое находится под высоким давлением!»

Когда телефон зазвонил в очередной раз, я раздраженно снял трубку и гаркнул: