Когда все вокруг потемнело и трудно стало идти, они решили сделать привал. Байкалов сейчас же начал раскладывать костер, но Шатеркин остановил его.

— Придется ночевать без огня, — сказал он.

— В тайге без огня? — удивился Байкалов.

— Да, да… Огонь ведь не только греет, но и светит. Зачем же мы будем выдавать себя.

— Пожалуй, правильно…

И только они приступили к своему скромному ужину, как где-то в горах завыл волк. Байкалов насторожился, поднял палец.

— Ага, чуете?

— Я думаю, что для нас это не страшно, — не отрываясь от еды, ответил Шатеркин. — У нас Риф, электрические фонари, оружие…

Звериный вой между тем подкатывался все ближе и ближе. Теперь уже не один волк, а по крайней мере два или три подавали свои голоса.

— Это они, однако, нас зачуяли… А скорее всего тебя, неумытое рыло, — проговорил Байкалов, потрепав Рифа.

Все вокруг потемнело, только огненно-красная кромка зари еще лежала на вершине хребта, но и она с каждой минутой тускнела, как полоса железа в потухшем горне. Риф лежал у ног Шатеркина и заметно беспокоился: поднимал голову, к чему-то принюхивался, настораживал уши, тонко повизгивал. Шатеркин успокаивал его:

— Эх ты, дурень, волков испугался.

Но Риф вел себя так же подозрительно и настороженно.

Байкалов снял свой автомат с толстого сучка пихты и, проверив его, положил возле себя.

— Однако так будет понадежней.

Внезапно на противоположном склоне крутой и темной горы показался огонь, вначале робкий и бледный, как отблеск далекой зарницы, потом ярче, выше, и уже через минуту кряжистый столб огня взвился вверх — на склоне горы запылало одинокое сухостойное дерево.

Шатеркин с тревогой и недоумением глядел на это загадочное зрелище.

— Вот видите, товарищ капитан, хоть и глухомань, а похоже, и здесь живые люди имеются. Какие-нибудь поисковики или старатели колобродят… — резюмировал Байкалов. — Я полагаю, что все это ввиду волков… Как вы ни говорите, а огонь для них — большой страх.

— Да-да, это правильно… — рассеянно произнес капитан; но думал он не о волках, а о другом: «Неужели они так быстро продвинулись за сегодня, что опередили все наши расчеты?.. Может быть, вчера мы видели не их костер, а каких-нибудь старателей, как говорит Байкалов? Ничего не понимаю: если это они, зачем им понадобился такой огромный, бессмысленный костер?..»

Шатеркин поднялся, прислонился к дереву и стал вслушиваться в полную тайных звуков ночь. А огонь разгорался все ярче — будто золотой тканый узор отпечатался и трепетал на черном бархате. «Красиво горит… Но надо проверить как-то, осторожно подобраться… Если только это они, нам сейчас же необходимо сниматься отсюда, пока мы не обнаружены…»

— Как вы думаете, товарищ Байкалов, это они?.. — тихо спросил Шатеркин, подсаживаясь к проводнику.

— Не может того быть, товарищ капитан. — Байкалов поглядывал по сторонам, не выпуская из рук автомата. — Вот я думаю про волков, товарищ капитан, с чего бы им в настоящий момент выть, а?

— Вам лучше знать, вы таежный человек, охотник.

— То-то и есть, — энергично мотнул головой Байкалов. — Летом волк голос подает редко, очень редко, и человека опять же он должен сторониться — так я рассчитываю… Может, падаль где зачуял, а? Вороны тут поблизости почему-то оказались…

Однако Шатеркин, следя за поведением Рифа, нисколько не сомневался, что там, на горе, были люди.

— Придется проверить наши догадки, — прервав размышления Байкалова, сказал он.

— Проветрить так проверить, это можно…

Оставив на месте стоянки все свои лишние вещи, они, соблюдая величайшую осторожность и замирая при каждом потрескивании валежника под ногами, пересекли лощину. В потемках идти было тяжело, мешала высокая, в рост человека трава, смоченная росою. Риф изо всей силы тянул сворку, часто запутывался в зарослях, и тогда приходилось останавливаться и высвобождать его. С горящего дерева ветерок срывал искры и серые хлопья пепла. На краю небольшой поляны они остановились, тяжело дыша от быстрой напряженной ходьбы. Здесь было светло, обдавало горячим дыханием костра; впереди, в тридцати метрах, пылало дерево. Риф еще больше забеспокоился.

Короткими, быстрыми перебежками они добрались до большого валуна, лежавшего недалеко от дерева и, укрывшись на теневой стороне, стали прислушиваться. Вокруг — никаких признаков человека.

— Что-нибудь видите?

Байкалов расстегнул ворот гимнастерки, туго давивший шею, вздохнул.

— Тут всё на виду — пока ничего нет…

Шатеркин спустил Рифа. Пес, не обращая внимания на искры, на огонь, кинулся прямо под дерево, потом — в сторону, на минуту исчез в дымящейся и кое-где тлевшей траве и вдруг подал короткий сердитый голос.

— Там человек! — предупредил Шатеркин и, хоронясь за камнями и стволами деревьев, побежал за собакой. В некотором отдалении с автоматом на изготовку бежал Байкалов.

В неглубокой вымоине, привалившись спиной к сосне, сидел человек. Одежда на нем была порвана в клочья. Сидел он неподвижно, ко всему безучастный. Он просто спал, выбившись из последних сил. Это был Илюша. Риф торопливо обнюхал его ноги, лизнул руку, в которой был зажат нож, и отрывисто тявкнул.

— Кто?.. Кто это? — испуганно вскрикнул Илья, вскочив на ноги и прижимая к груди свое единственное оружие — нож.

— Кто вы такой? — строго спросил капитан. — Как вы сюда попали?

— Я?.. Человек, конечно, — грубо бросил Илюша.

— Это мы видим.

— Илья Тагильцев меня зовут, — ответил Илья, и в его глазах блеснула слабая надежда. — А вы, кто вы такие?.. Почему вы с автоматом и с такой собакой?.. Ведь это овчарка…

Как только Шатеркин услышал эту фамилию, он понял, что этот человек как-то связан с делом, по которому он сам оказался здесь.

Капитан приказал Байкалову убрать автомат, Илюша спрятал за пояс нож.

— Вы, кажется, заблудились, молодой человек? — спокойно спросил капитан. — Я готов помочь вам, но вы должны мне рассказать, что с вами случилось.

— Заблудился я и заночевал здесь.

— Товарищ капитан, его бы приодеть во что-то, дрожит он, — заметил Байкалов.

— Вы капитан?! — рванувшись с места, воскликнул Илюша. — Значит, вы капитан… Наверно, тот самый, к которому меня послал Семен Тагильцев?..

— Семен?

— Да, Семен Тагильцев, — повторил Илюша. — Это мой родственник, он там, с геологами.

Шатеркин крепко пожал руку Илюши.

— Если вас послал Семен, то вы не ошиблись — я капитан Шатеркин, будем знакомы…

В лагере было напряженно и тоскливо. Оспан, понурив голову, сидел на куче камней и время от времени приглядывался к черной щели, зиявшей в гранитной стене хребта. Он все ждал, что Илюша вот-вот вернется, но напрасно… «Эх, Илюха, Илюха, еловый сучок, бить тебя, варнака, некому, — сердито хмурил старик редкие и жесткие как щетина брови. — Купаться ни свет ни заря вздумал!.. Ну купался бы на здоровье у берега… Так нет, где там — давай на середину полезу, по бревнам поскачу… вот горе какое…»

Тагильцев тоже заметно нервничал; вся надежда теперь на Илюшу — удастся ли ему разыскать капитана Шатеркина.

— Напрасно ждете. — насмешливо и грубо пробасил Вепринцев, заметив подавленное настроение своих спутников. — Это будет великолепное блюдо на завтрак сибирским акулам. Я говорил, что этот желторотый шалопай плохо кончит. Он был слишком уверен в себе — плохая черта. — Все промолчали. — Мы приехали сюда не на приятный пикник, не любоваться прелестями природы, а работать. Да-да, ра-бо-тать! — крикнул Вепринцев. — А у вас в головах бродит черт знает что. Сегодня из-за этого Илюшки мы потеряли полдня. Я не могу больше допустить… не могу позволить такой роскоши, — Вепринцев не скрывал раздражения. — Не могу! И мне чтоб больше не хныкать!..

Вепринцев поднялся, поглядел из-под ладони на солнце, потом на свои давно не проверявшиеся часы и сказал властным тоном:

— Скорей доедайте вашу похлебку… Вооружайтесь лопатами, кирками — и за дело. — Он помолчал, привычно подтянул брюки и, заметив, что все смотрят на него и чего-то ждут, добавил: — Сегодня, друзья мои, мы должны обследовать здесь старую выработку, взять пробы породы, песка. Я решил, что мы сейчас же приступим к этой работе…