Илья Сергеевич Вепринцев… нет, этот два месяца как паспорт получил…

Вепринцева Прасковья Михайловна…

Ничего похожего на то, что он искал, не было.

— А ведь это может оказаться мартышкиным трудом, — подумал Котельников, на минуту оторвавшись от пожелтевших листков. — Каждый бывалый преступник имеет десяток имен, столько же фамилий и в два раза больше кличек.

Но он также знал и другое: ни одна фамилия, ни одна кличка преступника не падает с неба. Они в большей части случаев находятся в прямой связи с реальной действительностью. И старший лейтенант продолжал терпеливо искать.

Котельников просмотрел листки и на ранее проживавших в городе Вепринцевых. Когда он разбирал последнюю стопку на выбывших, ему в руки попал листок на Ивана Петровича Вепринцева.

— По возрасту подходящий, — обрадовался Котельников. — Шофер гастронома… Попробую проверить по старому адресу… Если не он, искать нечего.

Когда старший лейтенант, наконец, отыскал улицу и дом, который его интересовал, на город уже опустились густые сумерки. На улицах стало тесно и шумно. Все двигалось: трамваи, автомобили, тележки уличных продавцов. Деловой день кончился, люди спешили домой.

Котельников спустился по крутой каменной лестнице в нижний этаж многоквартирного дома и оказался в небольшой с низким потолком комнате. Это был рабочий кабинет управдома.

— Занятия кончились, гражданин, — сказала немолодая женщина, властно преградив путь Котельникову. — Я закрываю. — Она пощелкала в руке замком, давая этим понять, что никакой разговор состояться не может. — Милости просим завтра в девять часов утра, если вас что-нибудь интересует.

— Безусловно, что-то интересует… Разрешите знать, с кем я имею дело, гражданочка?

— Я управдом.

— Приятно слышать. А имя отчество ваше?..

— Прасковья Михайловна, — нерешительно ответила женщина и взяла под мышку старый помятый портфель.

Котельников удивленно воскликнул:

— Товарищ Вепринцева, да?!

— Она самая. Что вам нужно?

Во-первых, здравствуйте, Прасковья Михайловна! — со вздохом облегчения сказал Котельников так, будто он был давным-давно знаком с этой пожилой женщиной.

Вепринцева холодно оглядела его, деловито и грузно присела к столу, включив настольную лампу.

— Слушаю вас.

— Во-вторых, мы сейчас доберемся до всего, Прасковья Михайловна, не спешите. — Котельников с шумом вытащил из-под стола табуретку и, придвинув ее поближе к Вепринцевой, сел. — Вы смотрите, как получается: опоздай я на одну минуту — и дверь была бы на замке.

— Да ведь и так уж давно обедать пора, — недовольно сказала Прасковья Михайловна, не сводя глаз с неурочного гостя. — Дома ждут.

— Конечно, конечно. Муж, наверно, все окошки проглядел.

— Муж?.. — Прасковья Михайловна нахмурилась. — Мой муж, молодой человек, как ушел в сорок втором году на войну, так и поминай как звали.

Котельников понял — данные адресного стола соответствуют действительности. Он решил перейти прямо к делу и предъявил Вепринцевой удостоверение.

— Милиция… так, понятно, — смущенно проговорила она. — Ну что же, пожалуйста, к вашим услугам…

— Я не собираюсь вас долго задерживать, Прасковья Михайловна, — начал старший лейтенант. Меня интересует такой вопрос: как внешне выглядел ваш муж?

В больших строгих глазах Вепринцевой появилось недоумение.

— Как выглядел? Обыкновенно… Как всякий шофер, как рабочий человек…

— Нет, я не о том, — остановил ее Котельников. — Какой у него был рост, цвет волос… внешние приметы.

— Ну, как вам сказать… ростом он был, пожалуй, повыше среднего, с лица худощавый, чернявый такой… Усы небольшие, волос не носил, наголо стригся… — Вепринцева вдруг запнулась, крикнула: — Нашелся, да?!

— Нет, — отрицательно покачал головой Котельников и, торопливо доставая из кармана пачку сигарет, мягко добавил: — Этого я не знаю.

— Тогда не понимаю, что такое происходит? — всплеснула руками Вепринцева.

— А что именно?

— С неделю тому назад внучка говорила, что днем заходил незнакомый человек и тоже… спрашивал обо мне, о муже.

Котельников почувствовал, как застучало сердце, он чуть не вскочил с места.

— Может быть, это вы приходили? — спросила женщина.

— А внучка разве не сказала вам, кто приходил?

— Нет, не сказала… Говорит, незнакомый человек, здоровый и очень высокий…

— Вот видите, какие бывают совпадения… — Котельников немного помедлил и спокойно спросил: — И как же все-таки назвал себя этот человек?

— Да не называл никак — фронтовой товарищ и все. Вместе вроде служили, обменялись адресами и вот, дескать, решил повидаться, зашел.

— Фронтовой товарищ… Любопытно, — в раздумье сказал Котельников.

Бросив в пепельницу окурок, он поднялся.

— Вы что, уже уходить собираетесь? — удивилась Вепринцева.

— Извините, Прасковья Михайловна, мне надо идти. Вы, пожалуйста, не ломайте себе голову. Может, и правда какой-нибудь фронтовой приятель приходил.

— Конечно, все может быть, и я так же подумала, — сказала Вепринцева, поднимаясь со стула.

Как ни торопился старший лейтенант, в отделе, кроме дежурного сержанта, он никого не застал. Занятия давно кончились, и сотрудники разошлись. Котельников, хотя и был страшно голоден, но чтобы не забыть всего, что ему довелось видеть и слышать сегодня за день, стал писать рапорт. На это ушло много времени. Все надо было обдумать и подробно записать, не забыть мелочей, деталей — они-то иногда и составляют всю ценность наблюдения. Когда рапорт был закончен, старший лейтенант оторвался от листа бумаги, задумчиво потер ладонью висок и вполголоса перечитал заключительную часть.

«…Итак, подводя черту вышеописанному, я хочу со всей уверенностью подтвердить, что убийца Керженекова действительно тот самый человек, о котором рассказывали пчеловод Тимофей и ребята: высокий, несколько неуклюжий блондин в солдатской гимнастерке, в старой артиллерийской фуражке. Однако этот тип никогда не был Вепринцевым Иваном Петровичем. Он лишь в преступных целях присвоил себе фамилию человека, без вести пропавшего во время войны…»

Парикмахерская, где работал Семен Захарович Тагильцев, была расположена в нижнем этаже огромного, чуть не на целый квартал здания Управления горнопромышленного округа. Это была небольшая, всего лишь на два кресла, так называемая «ведомственная» парикмахерская, которая едва справлялась с обслуживанием работников управления.

Два мастера — один пожилой, худощавый человек с большими круглыми очками на кончике острого носа, другой — средних лет, с черными непокорными волосами, немного прихрамывающий после ранения — имели постоянных клиентов и всегда были заняты. Очередь здесь соблюдалась по телефону. Клиент звонил. Мастер снимал трубку, назначал время. Поэтому в парикмахерской никогда не скапливалась очередь. Исключением были субботние дни. Ну, здесь уж ничего сделать нельзя — в субботу везде очереди, а в банях и парикмахерских тем более.

Хромой мастер был широк в плечах, коренаст и как видно, обладал немалой физической силой. Его карие, словно лесная смородина, глаза были всегда веселы, излучали простоватую теплую улыбку. Движения его были неторопливы, осторожны и несколько тяжеловаты. Бритва никак не соответствовала большой ухватистой руке этого детины: она была слишком легка и мала.

Когда Шатеркин, одетый в штатский костюм, вошел в парикмахерскую, в кресле у хромого мастера сидел пожилой степенный человек. Рабочий день подходил к концу. Капитан избрал именно такое время для того, чтобы выйти из парикмахерской почти одновременно с мастерами.

Мастер и клиент разговаривали. Точнее, клиент слушал и порой нечленораздельно выражал свое согласие или удивление, а мастер, под трескучий аккомпанемент ножниц, рассказывал о том, как он, литейщик и гвардии сержант, повредил на войне ногу и стал парикмахером.