А хорошо на нашей Веранде — или, как говорит Борис, на Фазенде. А что? Вроде как целый дом посреди сада, рядышком море шумит… А ведь если бы Гнус не съел Слона, не видать бы нам Веранды-Фазенды. Могуч был Слон, страшен. Еще десять лет назад здесь всем заправляла легендарная троица — Слон, Гнус и Шарап, тогда еще не Сенатор. Слон жил в этом доме, словно граф в Лангедоке. Все здесь кипело, гудело, иногда даже ревело, но порядок был железный, вокруг даже охрана бродила, из бравых «афганцев», которых Слон обильно угощал спиртом. Спирта же у Слона было — залейся, как и всего остального. Посторонних «афганцы» отсекали четко. Один раз бедняга Лука, попытавшийся пробраться к какой-то девице-чертежнице, улепетывал от них быстрее лани. Это с его-то соц-накоплениями!.. А копал Слон делово, на две монографии накопал. Вот тут Триумвират и распался. Гнус, ясное дело, озлился — сам-то он научной славой похвастать не может. Напустил он на друга Слона комиссию, да не одну. И сколько Слон хоботом ни размахивал, пришлось ему отсюда уходить. Говорят, все успокоиться не может, грозится вернуться…

…Съели Слона, повалили, повязали, погнали пинками, выкинули, выбросили, вслед плюнули. Тараканы суетятся в Слоновьей берлоге — ушлые, хищные, мелкие, гадкие…

Неказист, тесноват херсонесский наш дом. Даже койку свою ты находишь с трудом. Ерунда! Не бывает уютней оазис Между Сциллою «до» и Харибдой «потом».

Воскресное утро начинается с приступа поэзии. Лука, едва продрав глаза, начинает декламировать импровизированные вирши — естественно, о вчерашних своих похождениях. Лука — заслуженный херсонесский поэт. Лирика, правда, у него не очень удается, но что касается так называемой сатиры… Причем в самом Прямом значении — про сатиров. Ну и про здешних нимф, естественно. Конечно, главным героем поэз является он сам — на то и Лука. Жаль, цитировать его можно только в мужском обществе. Еще бы! …Пусть даже кровь моя застынет в венах, я буду трам-там-там на херсонесских стенах, когда взойдет Аврора золотая, я буду трам-там-там в тиши сарая… Золотая Аврора — смелый образ, однако!

Из прозаического комментария становится ясно, что поселившиеся рядом с нами залетные птички не имеют прямого отношения к археологии, зато знакомы с кем-то из окружения Гнуса. Вот и осели в этом богоспасаемом месте.

Борис слушает нашего акына с несколько скептическим видом, но помалкивает. Лука же смело строит планы — видать, и в самом деле встал на боевую тропу.

…Лука, Лука! Когда я впервые увидел тебя, а было это — ох и давно же это было! — ты и впрямь был хорош. Но все проходит, усатенький ты наш. Где твой, штилем поэтическим выражаясь, стройный стан? И откуда эти обвислые щечки? Да еще Гусеница за спиной… Отгусарил ты. Лука! И я отгусарил, только я это понял еще после Второго Змеиного года, а вот ты все дергаешься, приключения ищешь. Наше с тобой дело теперь — зимой на печке греться, летом в Херсонесе тихо копать, а вечерами чай с мятой пить. А ты все в бой рвешься!..

Итак, воскресенье. А воскресенья тут жуткие. В Херсонесе вообще нельзя не работать — тоска съест. В воскресенье же сюда набегают стаи пляжни-ков, всюду визг, лай — и так до самого утра. Раньше мы, как выходной, все в горы норовили, хорошо бы и сегодня. Хотя бы на Каламиту — не маршрут даже, прогулка. Что, решили? Часа в три тронемся, а пока можно и на лежаке поваляться, в потолок поглядеть, авось мысли в голову придут… Не на пляж же идти, надоело за все эти десять лет!

…Толпа, толпина, толпище, сонмище, сбор, сброд, угукают, агакают, визжат, верещат, вопят, гадят, пачкают, плюют, паскудят…

Исследования Казармы.

В 1906 году Карл Казимирович Косцюшко-Валюжинич прокопал очередную траншею в Портовом районе вдоль городской стены.

Копать траншеями — варварство, однако в случае К.К. — варварство неизбежное, поскольку монастырь требовал скорейшего окончания раскопок. Целью К.К. была башня Зинона, но в ходе работ его копачи наткнулись на огромные желтые блоки какого-то здания. К.К. раскопал его западную часть.

Название «Казарма» условное, поскольку существует предположение, что в здании находился гарнизон.

На самом деле Казарма (мнение Сибиэса, с которым я полностью согласен)

— вероятнее всего, не одно сооружение, а остатки как минимум двух. Первое — эллинистического времени и весьма непонятного назначения. Его особенности — огромные окна, находки многочисленных фрагментов статуэток, в том числе религиозного характера. Второе здание — перестройка II—III вв. н. э., которая и в самом деле использовалась для размещения стражи, о чем говорит наличие мостика между городской стеной и зданием. Вместе с тем казармой оно быть не могло, поскольку римские войска размещались южнее, в Цитадели.

Задача — определить назначение и время постройки «первой», эллинистической Казармы. Для начала — закончить раскопки участка Стены (см. выше). …

Лука просит добавить, что назначение «первой» Казармы очевидно — это лупанарий…

…Все это так, но, боюсь, Д. не даст мне даже пятерых. Конечно, люди нужны ему самому, а он теперь — заместитель. Остается рассчитывать хотя бы на двоих и, естественно, на Бориса, который просто-напросто отказывается подчиняться Д., что тому приходилось до поры до времени терпеть.

Нет, не пойду на пляж! Так и буду валяться. Тем более солнце уже высоко, а обгорать — удовольствие ниже среднего…

Рабочая тетрадь. Обратная сторона. С. 8—9. …Херсонес — самый поздний из городов, основанных греками-колонистами в Крыму. Из-за этого пришельцам не удалось найти места в относительно безопасном скифском окружении. Соседями херсонеситов стали тавры, с которыми греки не могли наладить контакт на протяжении всей истории.

Ранний Херсонес — небольшой город, располагался восточное нынешнего храма Св. Владимира. В портовой части и на северной стороне находился некрополь. Стена, окружавшая город, была невысокой и наскоро построенной, поэтому уже в IV в. до н. э. встал вопрос о строительстве новых укреплений.

Население раннего Херсонеса едва ли превышало 1,2 тыс. чел. Считается, что город основали 400 семей из Гераклеи, во всяком случае, именно столько участков было размежевано на Маячном полуострове. Население делилось на 4 сотни (гекатойи). Существовали три филы (городских объединения), называвшиеся, возможно, по примеру Гераклеи, Фивийской, Дионисийской и Мегар-ской. Иной вариант: филы гиллеидов (Геракла), диманов (Аполлона) и памфилов (Деметры).

Кроме полноправных граждан, в Херсонесе жили пе-риэки, возможно, греки не из Гераклеи…

На Каламиту идем в самую лютую жару, когда хочется одного — лежать в теньке на топчане и мечтать о вечерней прохладе. Но расслабляться грех, к тому же надо постепенно набирать форму — впереди маячат горы, настоящие, куда не сходить поистине грех. А для тренировки и Каламита сойдет. И Борис там еще не был, и Луке, дистрофику нашему, следует встряхнуться.

На Каламиту можно идти с закрытыми глазами -места знакомые. Да и что по дороге смотреть? Хилые инкерманские сады? Адову пасть известнякового карьера? Лучше так и идти с закрытыми глазами прямо до каламитской горы. Тут можно глаза открыть и смело лезть наверх. Благо невысоко — не Мангуп и даже не Чуфутка.

…Ну вот, Борис, это она и есть. Негусто нам оставили предки, но в Балаклаве и того меньше. Конечно, Лука, в Балаклаве можно купить пиво… Только это раньше его можно было купить, теперь разве только ты выдашь себя за внука командующего флотом… Да, турки тут тоже были — это, собственно, их башни, но до этого несколько веков хозяйничали теодориты. Были и такие, ни в одном учебнике, правда, не встретишь, но были, княжество Теодоро, Твердыня Господня. Стерегли вход в Инкерманскую бухту, все с генуэзцами грызлись, пока турки и тем и другим чесу не дали. Совершенно верно, это монастырь. То есть был, и прикончили его, естественно, не турки.

…Стены, разбитые снарядами, стены, сокрушенные бульдозером, стены, оскверненные похабными граффити, стены рухнувшие, в серой горькой пыли, в зеленых пятнах колючек, бесполезные, бессильные защитить и уберечь… Твердыня Господа — мерзость запустения…