Прогнозы об увеличении продолжительности жизни отчасти основаны на данных исследования специалиста по биодемографии доктора Джима Кэри (Jim Carey). Тем, что современные люди живут до 70-90 лет, мы обязаны нашему общественному поведению, считает доктор Кэри, которое в свою очередь привело к заметному увеличению размеров головного мозга человека в сравнении с размерами его тела.

127.

Правила, которые нужно соблюдать при путешествиях во Времени:

– Путешествия совершать в режиме read only, то есть, можно только смотреть, но ничего не трогать.

– Нельзя разговаривать с самим собой, находящимся в Прошлом или Будущим, или допустить, чтобы он вас видел.

– Нельзя брать с собой и использовать предметы и одежду, созданные в других временных периодах.

– Лучше, чтобы вас вообще никто из жителей другого Времени не видел, и вы ни с кем не общались.

– Возвращаться из путешествия во Времени нужно в то же самое время и место, из которого вы в него отправлялись.

128.

Философ Вундт обращает внимание на то, что наши знаменитые пять органов чувств – это, в сущности, щупальца, которыми мы ощупываем мир вокруг себя. Фактически мы живем на ощупь. При помощи зрительных труб и телескопов, телеграфов и телефонов мы немного удлиняем наши «щупальца», но не начинаем по-настоящему видеть. Поэтому мы никогда не можем убедиться в существовании того, что не можем «ощупать». В результате мы считаем реально существующим только тот круг, который в данный момент охватывают наши «щупальца». За этим кругом – тьма и небытие.

Но имеем ли мы право так думать?

Воспринимаемый нами уровень звукового давления (уровень шума): от 20-ти до 2000 герц по частоте, до 120—130 децибел по уровню. Для сравнения – дельфины «разговаривают» на частотах до 20 тысяч герц.

Столь же ограничены возможности зрения. Человек воспринимает излучение в промежутке от 380 до 760 нанометров. Цветовое зрение ограничено семью цветами (от красного до фиолетового). Области, лежащие за ультрафиолетовым и инфракрасным излучениями включительно, недоступны без специальной техники.

Особенно беспомощен человек при попытке правильно воспринять Время. Представим себе путешественника, едущего из одного города в другой и находящегося на полпути между ними. Путешественник уверен, что город, из которого он выехал на прошлой неделе, в этот миг уже не существует. А тот город, куда он должен приехать, в этот миг тоже еще не существует, но спешно строится к его приезду. На другой же день после его отъезда, так же как и первый, будет разрушен (феномен «лангольеров»).

Строго говоря, для нас не существует ни Прошедшего, ни Будущего, ни Настоящего. А между тем мы живем, чувствуем, думаем – что-то окружает нас. Следовательно, в обычном отношении к Времени есть какая-то ошибка.

– У Крупской совершенно не было вкуса. Ты бы видел, как она одевалась! Мужские ботинки, мужское пальто на три размера больше. И прическа типа «Клара Цеткин».

– Стиль, – развел я руками, невольно беря под защиту не имевшую вкуса Надежду Константиновну. – Старая революционерка, ей положено.

– Не положено! – бабушка улыбнулась, покачала головой. – У каждой эпохи – свой стиль. После революции мода менялась быстрее, чем сейчас. В Гражданскую носили кожанки, в двадцатые – пиджаки с узкими галстуками, в тридцатые перешли на френчи… Тебе какой хлеб – белый или черный?

– «Бородинский», – не думая, ответил я, но немедленно спохватился. – То есть, черный, конечно. Это я Москву вспомнил.

Всем хорош развитый социализм, но вот «Бородинского» в Харькове не купишь. Не положено – согласно нормам довольствия. В Москве – высшая, у нас только вторая.

…Двадцать шесть лет и полтора месяца, контроль и управление – процентов девяносто, даже больше, Погружение длится два часа. Характер – синхронный, набор «Новый-1». Неожиданностей и сюрпризов нет. Пока…

Бабушка совершенно не умеет готовить, во всяком случае, так считает она сама. За весь кулинарный спектр не поручусь, но жареное мясо в ее исполнении бесподобно. Истинный диалектический подход – мяса побольше – и масла побольше, причем масло не подсолнечное, вологодское, самое настоящее. Я уже забыл, как это вкусно!

– Весь наркомат смеялся, ее даже «Суфражисткой» называли, за глаза, понятно. Оклад-то у Крупской был немаленький, заместитель наркома все-таки.

– Ага, – хмыкнул я, – Нашли, кого назначить. Первым делом запретила детские сказки, потом взялась за «Робинзона Крузо».

– «Робинзон Крузо» – еще ничего, – бабушка вновь усмехнулась, но уже совсем иначе. – Вышел приказ по библиотекам уничтожить все книги, в которых есть посвящение царствующим особам. Сжигать боялись, рвали на клочки и спускали в канализацию. День и ночь работали, ждали, что Крупская проверку пришлет… Одевалась она так не из бедности и не из революционности. Своего рода оппозиция, протест. Но вкуса у нее точно не было! Все-таки дама из хорошей семьи, дочь генерала.

Дама из хорошей семьи… Ай да бабушка, комсомолец 20-х! Хотя и она не из пролетариев. Успела даже в гимназию походить, пока «гегемон» не пожаловал.

– Хипповала тетка, – резюмировал я. – И муж ее, товарищ Крупский, тоже в дырявом пиджаке вышивал. Профессор Попов, который историю КПСС у нас вел, целую лекцию прочел на тему: «Был ли Ленин оборванцем?» Как выяснилось, вопрос этот очень сложный.

Прожаренное мясо под хрустящей корочкой, полузабытая тарелка с синей каймой, колченогий рассохшийся столик, клеенка в зеленых цветочках на стенах моей маленькой кухни. Нет, пока еще не моей – бабушкиной, я просто зашел в гости. Двадцать шесть лет и полтора месяца, набор «Новый-1».

DP-DC… DP-DC… DP-DC… DP-DC…

– Крупская меня, считай, спасла. Если бы на моих документах в наркомате стояла не ее подпись, а Бубнова, он ведь тоже был замнаркома, всякое могло случиться, особенно когда твоего дедушку арестовали. Бубнова взяли тогда же, только на две недели раньше… Ты все вещи собрал?

– Вещи? Какие вещи, бабушка? А-а! Собрал, отбываем завтра утром. Рейсовым автобусом поеду, это Песочин, недалеко совсем. Я же тебе говорил – ничего особенного. Экспедиция, как экспедиция, скифы, как скифы. Скубентозавры играют черепом в футбол, а вечером в пьяном виде орут «Холопы сожгли родовое поместье». Вот Херсонес…

– Ты разве не рад? В прошлом годы не смог поехать, очень огорчался.

– Ну… Рад, конечно, только… Я вот о чем думаю, бабушка. Человек в основе своей нематериален. За семь лет полностью меняется состав организма, по сути, мы получаем новое тело…

– …С новыми болячками. Не спеши, малыш, успеешь!

– Что остается стабильным? Привычки, память… Но привычки тоже меняются, значит, именно без нашей памяти мы не будем сами собой. Так?

– Поэтому я и пошла на исторический факультет. Только не могла еще так формулировать.

…Но ведь и Прошлое существует не вообще, не как Прошлое для Всех, оно у каждого свое, личное – отпечаток в сознании, сохраненный нейронами мозга. Значит, меняя себя сегодняшнего, мы неизбежно меняем и Прошлое? Солипсизм, берклианство, сугубый и трегубый идеализм, но, по сути, верно. Только я не в Прошлом, я – в Настоящем, где еще ничего не случилось. Случится, конечно – но иначе. Хотя бы потому, что двадцать шесть лет и полтора месяца назад у меня не было таким мыслей.

Теперь – есть!

– Historia – via memorae est. История – путь Памяти. Цицерона мы еще на первом курсе учили, помню. Значит, изменяя Прошлое, мы искажаем память, деформируем собственную личность? Почти самоубийство.

– Если считать самого себя центром Вселенной, наверное, да. Но если бы я смогла, то многое изменила. Может быть, половину нашей истории. Иногда это важнее, чем личные удачи и неудачи.