А ведь он знал, что в семье отца не было лишних денег. Да, папаша Вэньмин занимался бизнесом, но и иждивенцев у него на шее хватало. После смерти матери Дэна в 1926 году он привел в дом новую супругу, урожденную Сяо. Она родила ему четвертого сына, которого назвали Сяньцин (Обогнавший Цинов [то есть бывшую правящую династию маньчжуров]). Но через несколько месяцев жена заболела и вскоре скончалась. Невезучий Вэньмин женился в четвертый раз, теперь на вдове, у которой имелась девятилетняя дочь от первого брака. Звали его новую жену Ся Богэнь, и происходила она из довольно бедной семьи бурлака, таскавшего баржи по реке Цзялинцзян, притоку Янцзы. Была она всего на пять лет старше Дэн Сяопина, но в отличие от него с раннего детства познала нужду и страдания. Будучи ребенком, она потеряла сначала старшего брата, а потом мать. Едва родив дочь, овдовела. Ее отец не имел ни одной сотки земли, и прокормить себя, дочь и внучку ему было очень трудно. Так что брак с Вэньмином оказался для Ся Богэнь и ее дочери спасением. Тем более что Вэньмин стал воспитывать ее ребенка как собственного и даже дал приемной дочери имя в соответствии с генеалогической хроникой своего клана — Сяньфу (возможный перевод — Самый красивый лотос). А вскоре у него от Ся Богэнь родился еще один ребенок — новая дочка, которую он назвал Сяньжун (можно также перевести как Самый красивый лотос: иероглифы «фу» и «жун» — синонимы).
Иными словами, Дэн Вэньмин помимо себя должен был кормить, поить и одевать свою мать, бабушку Дэна, которая была еще жива, жену, троих сыновей (двое из них на его деньги уже получали образование) и двух дочерей. Конечно же ему было нелегко. А он, невзирая на это, продолжал еще помогать и блудному сыну, неизменно демонстрировавшему неблагодарность. Поистине это был добропорядочный гражданин. Не случайно его ценили в уезде и в 1928 году даже назначили начальником управления стражи Гуанъани и командиром батальона уездной самообороны, в котором насчитывалось от шестисот до семисот солдат. А в 1929 году сделали еще и советником объединенных отрядов стражи восьми уездов211. В его довольно большом чайном доме (100 квадратных метров) по торговым дням всегда было полно народа: люди приходили пообщаться, поиграть в кости и послушать умного человека: Лао Дэн (Почтенный Дэн) разрешал споры, давал советы, а нередко и помогал обездоленным212. По воспоминаниям односельчан, «этот человек со свисающими вниз длинными усами» неизменно вызывал «уважение окружающих и как хороший хозяин, и как военачальник, и как общественный деятель, и как судья»213.
Между тем после свадьбы молодые переехали в небольшой двухэтажный дом, арендованный Чжоу Эньлаем и Дэн Инчао в западной части международного сеттльмента, в узком тупичке Цзуньи недалеко от оживленной улицы Сяоша дулу (сейчас это дом 11 в тупике номер 24 близ улицы Сиканлу). Чжоу с женой поселились на втором этаже, а Дэн Сяопин с Сиюань — на первом.
Дни шли за днями, а обстановка в городе всё ухудшалась. Коммунистов искала не только охранка Чан Кайши, но и полиция международного сеттльмента и французской концессии, где собственно и находились главные учреждения ЦК китайской компартии. Так что скрываться становилось все труднее. Дэн вспоминал:
«Подпольная работа в Шанхае была очень трудной, ради революции рисковали головой. Мы не фотографировались, не ходили в кино… Во время подполья меня ни разу не арестовывали — редкостная удача. А вот опасностям подвергался много раз. И два случая были особенно памятными.
Однажды я пошел на встречу с Ло Инуном и, закончив с делами, вышел через черный ход. А в это время к парадным дверям подъехала полиция, чтобы арестовать Ло Инуна. Всё это заняло меньше минуты. Впоследствии Ло Инун был расстрелян.
Был еще один случай. Мы с Чжан Сиюань жили в доме Чжоу Эньлая. В то время наш Особый отдел [отвечал за безопасность руководства] работал хорошо, мы всегда были в курсе, когда тайная полиция обнаруживала местожительство Чжоу Эньлая или собиралась провести обыск, и немедленно съезжали с квартиры. Но однажды меня в такой момент не оказалось в Шанхае, и я ничего не знал. Подошел к дому, постучал в дверь, а тайная полиция там уже проводила обыск. К счастью, среди полицейских был наш агент. Он громко сказал, что сейчас откроет дверь. Не услышав условного ответа, я тотчас скрылся. Правда, потом мы почти полгода боялись даже подходить к этому переулку. В обоих случаях решали секунды»214.
Что же касается ситуации в Китае в целом, то она развивалась по-разному. В большинстве городов, как и в Шанхае, свирепствовала гоминьдановская полиция. Но на границе Хунани и Цзянси, в Хубэе, Шэньси и некоторых других сельских районах набирало силу советское движение. В июне — июле 1928 года для оценки политической ситуации и выработки долговременной линии партии был созван VI съезд КПК. В связи с белым террором в Китае заседания съезда проходили в СССР — в селе Первомайское Наро-Фоминского района Московской области. На съезд с соблюдением всех правил конспирации прибыли 118 делегатов (84 — с решающим голосом и 34 — с совещательным). Среди них — знакомые нам лица: Цюй Цюбо, Чжоу Эньлай, Ли Лисань, Чжан Готао и Цай Хэсэнь. Дэн Сяопин вместе с Ли Вэйханем и еще двумя крупными партийными работниками, Жэнь Биши и Ло Дэнсянем, остались в Шанхае215. Им было поручено руководить повседневной работой ЦК. Ли Вэйхань рассказывает: «Во время работы VI съезда я и Жэнь Биши получили приказ остаться для работы и охраны ЦК; заведующим Секретариатом был Дэн Сяопин. С апреля по сентябрь 1928 года, то есть вплоть до возвращения новых руководителей ЦК, местом проведения заседаний была… двухкомнатная квартира на верхнем этаже здания [в самом центре международного сеттльмента] за театром „Тяньчань“ [театр «Небесной жабы»], который находился на проспекте Сымалу [ныне Фучжоулу] в Шанхае… В комнате у окна, обращенного на запад, стоял маленький столик, и во время заседаний Сяопин сидел за ним и вел протокол… В те времена каждый день в девять часов утра я, [Жэнь] Биши и Сяопин собирались вместе для обсуждения текущих дел — либо в этом месте, либо на верхнем этаже магазина на соседней улице неподалеку»216.
Как видно, в этот период Дэн уже начал играть сравнительно крупную роль — и не только в организационных, но и в политических делах партии. А главное — стал своим в узком кругу высшего партийного руководства. Его уважали, с ним даже советовались.
Правда, после завершения VI съезда и возвращения в Шанхай его делегатов роль Дэна в партийных делах несколько поослабла. Новый Генеральный секретарь ЦК 48-летний Сян Чжунфа, крупный руководитель рабочего движения, сменивший Цюй Цюбо, подвергнутого в Москве резкой критике за поражение восстаний 1927 года, не очень-то интересовался его мнением. Во всех партийных делах он опирался на Ли Лисаня, энергичного и делового работника, талантливого и хорошо образованного интеллектуала, в ноябре 1928 года возглавившего в новом ЦК отдел пропаганды и агитации. Немалый вес продолжал иметь и Чжоу Эньлай, вновь назначенный руководителем организационного бюро ЦК, после съезда переименованного в орготдел. Именно эта тройка и стала руководить партией. Что же касается Дэна, то он, как и прежде, исполнял чисто секретарские функции, работая в непосредственном подчинении Чжоу. В политические вопросы он больше не вмешивался.
Но вскоре, в мае 1929 года, до Шанхая дошли известия, что на юго-западе Китая, в провинции Гуанси, в результате борьбы Чан Кайши с местными милитаристами к власти пришли генералы левой ориентации. Это были двоюродные братья Юй Цзобо и Ли Минжуй, оказавшие Чану помощь в разгроме гуансийской реакционной клики. В этой войне они придерживались своей политики и через родного брата Юй Цзобо, Цзоюя, коммуниста с октября 1927 года, тайно сотрудничали с компартией. Захватив при поддержке Чан Кайши, ничего не ведавшего о их связях с КПК, власть в провинции, летом 1929 года они связались с ЦК компартии, попросив Сян Чжунфа и его товарищей прислать к ним ряд способных партийцев.
