— Никто больше не выйдет живым оттуда! — вскричал генерал.

— Но я думал, что они убегут через другой выход, — сказал Фидэ-Йори.

— Сейчас ты был удивлен бездействием Аруфзы в долине: он ждал, чтобы лучшая часть вражеской армии вошла в этот проход, чтобы загородить ей выход.

— В таком случае они пропали! — сказал сегун. — Прости, храбрейший из моих воинов, что я на минуту усомнился в тебе, но отчего ты не предупредил меня о том, что произошло?

— Государь, — сказал генерал, — везде шпионы, даже в крепости, во дворце, в моей комнате. Одно подслушанное слово — и они были бы предупреждены. При малейшем шуме птица, которую вы хотите поймать, улетит.

Никто больше не выходил из подземного хода.

— Они надеются спастись, — говорил Йокэ-Мура. — Они вернутся, когда заметят, что отступление отрезано.

Вскоре действительно послышались отчаянные крики. Они были так раздирающи, что Фидэ-Йори задрожал.

— Несчастные! — пробормотал он.

В самом деле, их положение было ужасно. В этом узком проходе, где едва могли двигаться два человека в ряд, где трудно было дышать, эти солдаты, пораженные, обезумевшие от страха, толкались, давили друг друга в темноте, желая во что бы то ни стало света, хотя бы ночного, который казался им блестящим в сравнении с этой роковой тьмой.

Страшным натиском выбросило несколько человек из подземного хода; они упали под мечами солдат.

Среди этих криков неясно слышались слова:

— Пощадите! Мы сдаемся.

— Откройте, дайте нам выйти!

— Нет, — сказал Йокэ-Мура, — для таких негодяев, как вы, нет пощады. Я сказал вам, вы сами вырыли собственную могилу.

Генерал велел принести камней и земли, чтобы засыпать отверстие.

— Не делай этого, умоляю тебя! — сказал Фидэ-Йори, бледный от волнения. — Эти крики раздирают душу. Они говорят, что сдаются; сделаем их пленниками, этого довольно.

— Тебе нечего просить меня, государь, — сказал Йокэ-Мура. — Твои слова — приказание для меня. Эй, вы там! — прибавил он. — Перестаньте выть, вас милуют; вы можете выйти.

Крики усилились.

Выйти было невозможно. При ужасной давке задавило много народа. Трупы заложили отверстие. Они образовали плотный вал, увеличивающийся с каждой минутой. Все должны были погибнуть. Земля дрожала от их топота. Они давили друг друга, кусались, сабли их впивались им в бока. Их латы ломались вместе с их костями. Они умирали среди непроницаемой темноты, задыхаясь в слишком узком склепе.

Напрасно старались снаружи очистить отверстие.

— Какая ужасная вещь война! — вскричал потрясенный Фидэ-Йори, бросившись бежать.

Вскоре крики стали реже, потом водворилось полное молчание.

— Конечно, они все умерли, — сказал Йокэ-Мура. — Остается только закрыть могилу.

Пять тысяч человек погибло в этом подземелье длиною в несколько миль.

Гиэясе подходил сам с пятьюдесятью тысячами солдат к Сумиоси[20]; он был в нескольких милях. Он прибыл по морю, держась подальше от берегов, чтобы его не увидели войска Мосса-Нори, расположившиеся лагерем на побережье провинции Иссе.

Гиэясе быстро узнал все планы защиты, предпринятые генералами Фидэ-Йори, и старался расстроить все замыслы своих противников. Он дал им преградить остров Нипон и, пустившись по морю, опередил их линии и высадился между Осакой и Киото. Ему хотелось как можно скорее осадить Осаку, взятие которой положило бы конец войне. Несмотря на свою болезнь, он добрался сюда, чтобы быть в центре борьбы, так как его ослабевшие нервы не позволяли ему переносить лихорадочное ожидание известий. Это он выдумал вырыть подземный ход под городом и подо рвом, чтобы проникнуть в крепость: он знал, что силой ее не взять. Эта смелая попытка могла удаться. Потеря двух тысяч солдат, взятых в плен на острове Стрекозы, раздосадовала его; но зато его утешил успех генерала Гашизуки, овладевшего деревней по соседству с Осакой. Он с нетерпением ожидал исхода сражения, сидя в своей палатке и поглядывая на океан, на котором качались военные джонки. Море было очень бурно, свежий ветер дул с океана и поднимал высокие волны, вспенивая их острые гребни. Плохо приходилось маленьким судам, рыбачьим лодкам. А флот принца Нагато был как раз в море.

Он отправился из Сумиоси с намерением приблизиться к пункту, занятому врагом, чтобы выведать его силу и узнать, действительно ли Гиэяс дошел до этих мест. Нагато не хотел этому верить. Но поднялся сильный ветер.

— Поплывем к берегу живее! — вскричал Райдэн, глядя на горизонт, откуда поднимались, подобно горам, свинцовые облака.

— Ты думаешь, что мы не можем оставаться в море? — спросил принц.

— Если мы через час не уберемся отсюда, то не увидим больше земли.

— К счастью, ураган несется с океана, — сказал Ната, — и погонит нас прямо к берегу.

— Хорошо, — сказал Нагато, — тем более что мне не особенно нравится такой ход корабля. Разве это будет долго продолжаться?

— Без сомнения, — сказал Райдэн, — парус, конечно, нас немного поддержит, но мы попляшем.

— Ветер снесет меня, — говорил Лоо, наваливая на себя мотки веревок и цепей, чтобы стать тяжелее.

Поставили парус и пустились в бегство; барка прыгала, переваливалась с боку на бок; парус касался воды. Ни с какой стороны не было видно горизонта; всюду нагромождались ямы и горы, то появляясь, то исчезая; иногда волна вкатывалась в лодку и с глухим шумом падала на дно, точно мешок с камнями. Лоо был оглушен непрерывным воем ветра, обдававшего его лицо брызгами пены; на губах его опять появился тот противный соленый вкус, который он ощущал, когда чуть не утонул.

— Передай-ка мне ковш, — сказал Нато, — лодка полна воды.

Лоо поискал его с минуту.

— Я не нахожу его, — сказал он. — Ничего не вижу, ветер заворачивает мне ресницы в глаза.

Принц поднял сам ковш и подал его матросу.

— А что, мы еще далеко от берега? — спросил он.

Райдэн влез на скамейку и, держась за мачту, посмотрел поверх волн.

— Нет, господин, — сказал он, — мы быстро подвигаемся и через несколько минут приедем.

— А другие суда? — спросил Лоо. — Их не видно.

— Я их вижу, — сказал Райдэн. — Одни совсем близко к берегу, другие дальше нас.

— Где мы пристанем? — спросил принц. — Может быть, к земле врагов, потому что теперь Япония похожа на шахматную доску — белые квадратики принадлежат Фидэ-Йори, а красные Гиэясу.

— Лишь бы нас не бросило на скалы, а это ничего, — сказал Ната. — Правитель не обратит внимания на каких то несчастных матросов.

— Я-то не матрос, — сказал Лоо, показывая саблю. — Я вельможа.

Небо темнело на горизонте, слышались глухие раскаты.

— Это мой патрон заговорил, — сказал Райдэн. — Держи влево, Ната, — прибавил он, — мы прямо летим на гряду скал. Еще, еще! Берегись, принц! Держись, Лоо, крепче, теперь настала самая опасная минута.

В самом деле, буря свирепствовала изо всей силы, и возле берегов волны неистово прыгали и бросались, как бешеные, со своими пенящимися гребнями; потом они рассыпались водопадом. Другие, отхлынув, оставляли на берегу широкую полосу белой пены. Смельчаки быстро убрали парус, сняли мачту: оставалось только быть выброшенными морем. Но, казалось, эти огромные волны, ударявшиеся в лодку, разнесут ее в щепки; они разбивались об нее и одним прыжком перескакивали через нее. К счастью, дно становилось все мельче. Райдэн вдруг выскочил посреди бушевавших волн. Он стоял на дне. Изо всех сил он стал толкать барку. Ната тоже вышел и стал тянуть ее за цепь. Вскоре ее киль глубоко врезался в песок.

Пловцы быстро высадились на берег.

— Как страшно море! — сказал принц Нагато, выйдя на берег. — Как оно ревет, как будто рыдает! Какое отчаяние, какой ужас гоняет его? Можно подумать, что оно бежит от преследования страшного врага! Мы в самом деле спаслись от него каким-то чудом.

— К несчастью, от него не всегда уйдешь, — сказал Райдэн, — оно поглощает много моряков. Сколько моих товарищей погребено в его волнах! Я часто об этом думаю в бурю, и мне кажется, что в стоне и плаче моря я слышу голоса утопленников.