— Я ни за что не возьмусь разбудить его, — сказал Лоо, приблизив губы к его уху.

— И я тоже, — сказала старуха.

— Я пойду сам, если хотите, — сказал посланный. — К тому же час совета приближается: я только что видел, как принц Арима направлялся в залу Тысячи Циновок.

— Принц Д'Арима! — вскричал Лоо. — Он, который всегда опаздывает!

— Увы! — сказала служанка. — Успеем ли мы одеть нашего господина?

Лоо раздвинул перегородку и открыл узкий проход; потом он тихо вошел в комнату Нагато.

В этой комнате было свежо, и тонкий запах камфары и мускуса наполнял воздух.

— Господин, господин! — говорил вполголоса Лоо. — Пора, и потом там посланный.

— Посланный! — вскричал Нагато, поднимаясь на локти. — Какой он с виду?

— Он одет, как самурай: за кушаком у него сабли.

— Скорей впустите его! — сказал принц дрожащим голосом.

Лоо побежал позвать посланного, который распростерся на пороге комнаты.

— Подойди! — сказал Нагато.

Но так как посланный не мог двигаться в этой темноте, то Лоо отодвинул одну половинку ширмы. Полоса света ворвалась в комнату. Она осветила тонкую ткань циновки, разостланной на полу, и озарила на стене серебристого аиста с изогнутой шеей и распущенными крыльями.

Посланный приблизился к принцу и протянул ему тонкий сверток бумаги, закрытый шелковым лоскутком, потом вышел из комнаты, пятясь задом.

Нагато быстро развернул бумагу и прочел следующее:

«Ты пришел, знаменитый, я это знаю. Но к чему это безумие и эта тайна? Я не могу понять твоих поступков. Я получила серьезный выговор от моей государыни из-за тебя. Ты знаешь: я шла по саду, провожая ее до дворца, как вдруг увидела, что ты прислонился к дереву. Я не могла сдержать крик, и она обернулась и посмотрела по направлению моего взгляда.

— А! — сказала она. — Так это ты из-за Нагато так вскрикиваешь? Разве ты не могла, по крайней мере, удержаться и не делать меня свидетельницей твоего бесстыдства?

Потом она несколько раз оглядывалась на тебя. Гнев, сверкавший в ее глазах, наводил на меня страх. Я не посмею показаться ей завтра на глаза и отправляю к тебе это послание, чтоб упросить не возобновлять этих странных появлений, так как они влекут за собой гибельные для меня последствия. Увы! Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? И нужно ли тебе это говорить? — я стану твоей женой, когда ты захочешь… Но тебе нравится обожать меня, как богиню пагоды Тридцати трех тысяч трех сотен тридцати трех. Если б ты много раз не рисковал своей жизнью только для того, чтобы увидеть меня, я подумала бы, что ты шутишь надо мной. Умоляю тебя, не подвергай меня больше подобным выговорам, и не забывай, что я готова признать тебя моим господином, и что мое самое пламенное желание — жить подле тебя».

Нагато улыбнулся и медленно свернул послание. Он устремил взор на светлую полосу, которая падала из окна на пол, и глубоко задумался.

Молодой Лоо был сильно разочарован: он пробовал было читать через плечо своего господина, но послание было написано китайскими буквами, а он не знал этого языка. Он довольно хорошо понимал катакану, и даже был отчасти знаком с гираа-каной[2], но китайского письма он, к несчастью, не знал. Чтобы скрыть свою досаду, он подошел к окну и, приподняв один край шторы, посмотрел на улицу.

— А! — воскликнул он. — Принц Сатсума и принц Аки прибыли вместе; люди их свиты бросают друг на друга косые взгляды. А! Сатсума идет впереди. О! Вот и правитель идет по аллее; он смотрит сюда и смеется, видя, что свита принца Нагато стоит еще у дверей. Он еще не так засмеялся бы, если бы знал, что туалет моего господина еще не начинался.

— Пусть смеется, Лоо, а ты подойди сюда, — сказал принц, и, отвязав от пояса кисть и сверток бумаги, он написал наскоро несколько слов. — Беги к царю и отдай ему эту бумагу.

Лоо пустился со всех ног, с удовольствием опрокидывая всех, кто попадался ему на пути.

— А теперь, — сказал Ивакура, — одевайте меня живей.

Слуги засуетились, и скоро принц уже надел свои широкие панталоны, которые волочились по земле, так что казалось, будто их обладатель идет на коленях; потом ему надели пышное парадное пальто, отягченное вышитыми на рукавах знаками отличия. Знаки Нагато состояли из черной полосы над тремя шарами, которые составляли пирамиду.

Молодой человек, обыкновенно очень внимательный к своему наряду, не обратил никакого внимания на труд своих слуг; он даже не взглянул в зеркало, так хорошо вычищенное Лоо, когда ему надели на голову высокую остроконечную шапку, подвязав ее золотыми тесемками.

Как только туалет его был окончен, Нагато вышел из дворца; но он был так погружен в свои размышления, что вместо того, чтобы сесть в норимоно[3], которое ожидало его среди провожатых, он пошел пешком под палящим солнцем, волоча по песку свои огромные панталоны. Свита, испуганная этим нарушением этикета, последовала за ним в величайшем смятении, а шпионы, обязанные следить за поступками принца, поспешили доложить своим начальникам об этом необычайном событии.

Резиденция Осака была ограждена широкими и высокими стенами, прерывавшимися время от времени полукруглыми башнями; стены представляли огромный квадрат, в котором заключалось множество дворцов и обширных садов. С юго-запада крепость примыкала к городу; на севере река, которая протекает по Осаке, расширялась и образовывала у подножия стены огромный ров; на востоке ее омывала более узкая река. На верхах стен виднелся ряд столетних кедров с темной зеленью, которые простирали над зубцами свои плоские и горизонтальные ветви. Внутри, за рвом, втора стена заключала в себе парки и дворцы, предназначенные для государя и его семьи. Между этой стеной и валом находились помещения для чиновников и солдат. Третья стена окружала сам дворец сегуна, который возвышался на холме. Это было обширное здание, отличавшееся простотой и благородством постройки. Над ним там и сям возвышались четырехугольные башни с многоэтажными крышами. К наружным галереям поднимались мраморные лестницы, с легкими лакированными перилами, украшенные у основания двумя бронзовыми чудовищами или двумя большими фаянсовыми вазами. Площадка перед дворцом была усыпана гравием и белым песком, который блестел на солнце.

Посреди здания возвышалась четырехугольная широкая башня, очень высокая и великолепно украшенная. На ней было семь крыш с загнутыми кверху краями. На верхней крыше блестели две чудовищные золотые рыбы, которые были видны со всех концов города.

В этой-то части дворца, рядом с этой башней, и находилась зала Тысячи Циновок, где собирался совет.

Вельможи прибывали со всех сторон; они поднимались на холм и направлялись к портику дворца, за которым длинная галерея вела прямо в залу Тысячи Циновок.

Эта огромная, высокая зала была совсем без мебели. Подвижные перегородки, раздвигающиеся по желобкам, наполняли ее, и когда их сдвигали, то получались комнаты разных размеров. Но перегородки всегда были широко раздвинуты, так что получался красивый вид вдаль. Стенки у одних ширм были покрыты черным лаком с золотыми разводами, у других — красным лаком или сделаны из дерева жезери, жилки которого сами по себе образовывали красивые узоры.

Одна перегородка была раскрашена известным мастером, а обратная сторона ее была затянута белым шелком, расшитым крупными цветами. У другой — на матовом золотом фоне персиковое дерево в розовых цветах протягивало свои узловатые ветви, или просто по темному дереву были разбросаны в беспорядке белые, красные, черные кружки. Пол был покрыт белоснежными циновками с серебряными каймами.

Вельможи, в широких, волочившихся по земле панталонах, казалось, шли на коленях, а материя шуршала по циновкам, напоминая отдаленное журчание водопада. Впрочем, присутствующие благоговейно молчали. Гаттамоты, позднейшие дворяне, возникшие по воле правителя, сидели на корточках в самых отдаленных углах, тогда как самураи, старинные дворяне, владельцы поместий и вассалы принцев, проходили мимо этих новых вельмож, бросая на них презрительные взгляды; они довольно близко подходили к большой спущенной завесе, которая скрывала трон сегуна. Владыки земли, владетельные принцы, образовали большой полукруг перед троном, оставив свободное место для тринадцати членов совета.