Принесли сакэ. Водворилось глубокое молчание, все взоры были обращены на принца.

— Я пришел поговорить с вами, товарищами моих удовольствий, — начал он. — Вы любите борьбу, вы храбры, сильны. Хотите остаться моими товарищами и драться под моим начальством с врагами Фидэ-Йори?

— Мы не прочь, конечно! — вскричали некоторые из рыбаков.

— Но что станется с нашими женами, детьми?

— Кто будет кормить их в наше отсутствие?

— Вы хорошо знаете, что из моих рук золото льется, как из фонтана. Я не дам вам покинуть ваш промысел и рисковать вашей жизнью, не заплатив за это щедрой рукой. Сколько рыбак зарабатывает в день?

— Когда как: если погода дурная и море безжалостно, то не получишь и одного итцибу[17]; а удачный лов приносит иногда почти полкобанга.

— Ну, хорошо, я буду платить вам полкобанга в день во время войны.

— Это слишком много! — раздалось со всех сторон. — Наша кровь не стоит таких денег.

— Я не отступлюсь, — сказал принц.

— Но подумай только! — вскричал Райдэн. — Нас много, и если ты всем нам будешь давать такую плату, сумма выйдет огромная.

— Я умею считать, — сказал, улыбаясь, принц. — Мне нужно двести человек: это составит сто кобангов в день, три тысячи кобангов в месяц, тридцать шесть тысяч кобангов в год!

Райдэн вытаращил глаза.

— Где ты возьмешь столько денег?

— Вы не имеете понятия о богатстве князей, — сказал Нагато, изумленный этим странным спором. — Я едва почувствую этот расход; будьте спокойны.

— Хорошо! Хорошо! В таком случае, мы согласны! — закричали рыбаки.

— За такую плату ты можешь искрошить нас в пятьдесят кусков, — сказал Райдэн, который все еще не пришел в себя от изумления.

— Вам будут угрожать большие опасности, — сказал принц, — вы должны выказывать неустрашимость и преданность.

— Кто борется с морем, тот не боится людей, — сказал один рыбак. — Мы привыкли к опасностям.

— Послушайте, — сказал Нагато. — Выберите из ваших судов пятьдесят лучших барок, самых крепких, не изменяйте их мирного вида и снабдите их всеми принадлежностями рыбной ловли. Будьте готовы пуститься в море по первому знаку.

— Ладно, — сказал Райдэн.

— Я дам вам оружие, — сказал принц, — но вы должны его тщательно спрятать; пусть у вас будет вид рыбаков, а не воинов.

— Отлично! Понимаем! — вскричал Райдэн, который стоял, скрестив руки, и внимательно слушал принца.

— На этот раз мне больше нечего вам приказывать, — сказал Нагато, — только не проговоритесь о наших условиях.

— Мы не станем рассказывать о них даже морским чайкам.

Принц развернул свой пояс и высыпал на пол кучу золота.

— Для присутствующих здесь служба начинается с сегодняшнего дня, и я отсчитаю каждому из вас по сто кобангов. Вы наберете среди своих товарищей количество людей, необходимых, чтобы пополнить маленький отряд; приглашайте наиболее храбрых и скромных.

— Моряки не болтливы, — сказал Райдэн.

— В особенности рыбаки: шум пугает рыб.

— Ну, Лоо, — сказал принц, — иди считать деньги.

Лоо подошел и начал распределять по кучкам маленькие золотые пластинки. Все рыбаки подходили по очереди и называли свои имена, а Нагато записывал их на длинном листе бумаги. Принц с удовольствием всматривался в наивные, смелые лица этих людей, продавших ему свою жизнь. Он говорил себе, что при дворе он редко встречал такой честный взгляд, какой светится здесь во всех глазах. У большей части этих людей тело было обнажено до пояса, и можно было видеть их сильные мускулы. Принимая деньги, они смеялись от радости.

Вскоре принц покинул чайный домик и пошел вверх по реке. Долго еще слышал он смех и голоса рыбаков, которые за рюмкой сакэ пели во все горло песню Дайногона-Оотомо. Лоо слышал ее в первый раз и, стараясь припомнить слова, напевал, шагая сзади принца: «Если б я не был человеком, я хотел бы быть бочонком».

Красавица Йодожими была вся в слезах. Она стояла, прислонившись к черной полированной перегородке, горестно протянув одну руку. Ее пальцы судорожно опирались о гладкую, блестящую стенку, а голова была закинута и слегка склонялась к плечу — и в слезах она не забывала о своей красоте. Ей скоро наступит сорок лет. Кто бы поверил этому? Так она прелестна! Ее большие глаза еще полны блеска, губы ее свежи, цвет лица чист, и ее черная коса, как змея, сползает до пола. Принцесса, по обыкновению, была одета великолепно: дорогой пояс охватывал ее стройную талию; ее платье было покрыто шитьем чудесной работы.

В нескольких шагах от нее стоял ее возлюбленный, генерал Гарунага, в полном вооружении, держа в руках хлыст из золотого ремня. Он внимательно рассматривал пол и старался выдавить слезу из глаз, но это ему не удавалось. По временам он испускал глубокие вздохи.

— Увы! Увы! — вскричала Йодожими. — Ты уедешь, забудешь меня, может быть, умрешь!

— Я могу умереть, — сказал генерал, — но не забыть тебя.

— Умереть! Да где у тебя сердце, чтобы говорить мне о смерти? Мужчины жестоки. Они клянутся быть вам преданными и потом бросают вас из-за пустяков.

— Я не виноват: война заставляет меня идти в Ямазиро с моими солдатами.

— А если бы я приказала тебе остаться?

— Я не послушаюсь тебя, принцесса.

— Ты дерзко сознаешься в этом. Ну, так я запрещаю тебе ехать.

— Хорошо, — сказал генерал, — я не в силах противиться твоей воле, но сегодня же вечером я распорю себе живот.

— Потому что я тебе надоела?

— Нет, потому что я буду обесчещен и не имею права пережить свое бесчестье.

— Ах, я безумная! — сказала вдова Таико-Самы, вытирая слезы. — Я говорю, как ребенок, советуя тебе сделать низость. Иди, не щади своей крови; если ты умрешь, я также умру. Как ты прекрасен в своем наряде! — прибавила она, милостиво оглядывая его. — Неужели это для врагов так наряжаются?

— Таков обычай, — сказал Гарунага. — Кроме того, стрелы отскакивают от этих роговых чешуек, недоступных сабельным ударам.

— Не говори так: мне кажется, что я нахожусь на поле сражения! — вскричала Йодожими. — Я вижу, как летают стрелы, слышу лязг железа. Что будет со мною в эти долгие, томительные дни?

— Ямазиро недалеко от Осаки, — сказал генерал, — я часто буду присылать тебе вести из лагеря.

— О, да, конечно. Присылай каждый день гонца.

— Пусть он каждый день приносит мне хоть слово от тебя. Прощай, прекраснейшая из принцесс.

— Прощай, храбрый воин. Да будет угодно Небу, чтобы мы поскорее увиделись.

Гарунага удалился, и когда он проходил по двору, Йодожими высунулась из окна, чтобы еще раз взглянуть на него. Паж, который держал лошадь воина, помогая ему влезть в седло, сообщил генералу, что во дворце распространились самые тревожные слухи. Авангард неприятельской армии показался в Сумиоси, следовательно, в нескольких милях от Осаки, так что войскам сегуна не удалось перегородить остров Нипон в ширину, как предполагалась.

Гарунага поспешил к своему отряду, который ожидал его за стенами замка, готовый к отъезду. Несколько всадников скакали ему навстречу. Сегун только что приехал в лагерь и звал Гарунагу.

— Не ходи в Ямазиро, — сказал он ему, как только тот явился, — спеши в Сумиоси и постарайся раздавить бунтовщиков, если они действительно укрепились в этом месте.

— Лечу, государь, — сказал Гарунага, — и клянусь победить.

Несколько минут спустя он покинул Осаку со своим отрядом. В то же время множество рыбачьих лодок, пользуясь приливом, вышли из гавани и направились в открытое море, подгоняемые сильным ветром. Это была флотилия Нагато. Принц один из первых узнал о появлении в Сумиоси солдат Гиэяса. Он немедленно решил пуститься в море и крейсировать около угрожаемых берегов.

На каждой барке было по четыре человека; в той, где сидел Нагато, было одним больше: это был Лоо. Он поймал несколько рыб и с наивной жестокостью смотрел, как они корчились в предсмертных судорогах. На руле сидел Райдэн.