— Ну не симпатичный ли молодой человек? — спросила Эмми.

Кэл почесал подбородок.

— Похоже, не очень-то он заботится о твоей новой подружке… Интересно, она живет в этом Стоун Хаусе совсем одна или нет…

Из Тауэр Рок он в нерешительности ехал по дороге и уже было направился к горной цепи. Но передумал и развернулся в противоположную сторону. У Барта на самом деле было слишком много дел, чтобы навещать Кристину Вилз. Особенно, если учитывать то, что ей почти всегда удавалось вывести его из себя своими высокомерными городскими манерами.

Он до сих пор помнил тот ноябрьский день, когда она впервые появилась в Джошуа Три Нэшнел Монумент. Он увидел ее в приемной для посетителей, и первое, что ему бросилось в глаза, это копна рыжевато-каштановых волос и огромные глаза на слишком бледном худом лице — карие и блестящие, как у молодого оленя.

Она тогда сказала:

— Я Кристина Вилз. Я получила письмо от мистера Скиннера с сообщением о том, что моим двоюродным дядей Спердженом Гринафом мне оставлена в наследство частная собственность.

Барт ликовал. Их служба давно пыталась выкупить все частные владения в пределах Монумента. В период до 1936 года, когда Монумент только организовывали, чтобы сохранить особенно красивую и интересную часть калифорнийской пустыни, были оформлены купчие на несколько частных участков и шахт. С тех пор большинство из них были покинуты, а многие уже куплены их организацией.

Сперджен Гринаф, старая пустынная крыса, упрямо отказывался продать свою землю. Раньше у него была скотина, которую он пас на общественных полях, даже не заботясь получить на это разрешение. Ходили слухи, что во время действия сухого закона у него процветала контрабандная торговля спиртным, но обыск его тридцати акров не подтвердил их.

Около восемнадцати месяцев назад лесники нашли старика мертвым в его каменном доме. Он сжимал старое ружье. Врач сказал, что смерть наступила от сердечной недостаточности, и Барт очень удивился, узнав, что старому хитрецу было девяносто семь лет.

Фрэнк Скиннер, человек, ответственный за связи с частными владельцами, приходил в ярость от повторяющихся отказов старика продать свою землю. Не раз Сперджен выгонял его из дома, ругаясь и угрожая вслед ружьем.

Скиннер надеялся, что теперь не возникнет никаких проблем с выкупом земли у штата, поскольку никто не знал ни о каких родственниках покойного. Но в банке из-под табака на каминной полке в доме Сперджена было найдено собственноручно написанное им, заверенное при свидетелях и бесспорно имеющее юридическую законность, завещание.

Барт тогда улыбнулся молодой миссис Вилз.

— Скиннера сегодня нет, но возможно, я смогу помочь вам, мэм. Если мы обо всем договоримся, он сможет составить бумаги и послать их по почте, чтобы вам не ездить сюда лишний раз. — Его энтузиазм мгновенно исчез, когда он увидел выражение ее лица. — Вы ведь планируете продать нам свою собственность, да?

— О нет, — ответила она твердо. — Я собираюсь здесь жить. Если это возможно, я бы хотела посмотреть дом, пожалуйста.

Барт, которому поручили показать ей дом Гринафа, изо всех сил старался отбить у нее охоту жить там.

— Дому больше шестидесяти лет, — говорил он, умело ведя машину по колдобинам дороги, — старик Сперджен построил его сам, возможно, дом скоро развалится.

— Я ищу тишину и покой, а не роскошь.

— Там нет ни электричества, ни телефона.

На какое-то мгновение ему показалось, что наследница испугалась. Но она сказала невозмутимо:

— Электричество можно провести.

— Нет, мэм. Провода будут пересекать землю Монумента, а это запрещено.

После небольшой паузы она пожала плечами:

— Дядя Сперджен жил ведь здесь.

— Надеюсь, в доме не обосновались крысы, — с сарказмом заметил Барт.

Она искоса посмотрела на него, и Барт решил изменить тактику.

— Зима на носу, а там нет центрального отопления. У нас бывает очень холодно.

На сей раз она посмотрела на него с нескрываемым недоверием. В солнечный денек начала ноября на свежем бодрящем воздухе его заявление, видимо, прозвучало для нее странно.

— Но ведь здесь же пустыня, — возразила она.

— Да, мэм. Но это высокогорная пустыня, у нас бывают большие перепады температур, даже иногда снег. Место Гринафа находится на высоте в триста шестьдесят футов над уровнем моря.

К глубокому разочарованию Барта, Стоун Хаус с его чудной планировкой выглядел невероятно чарующе и приветливо. Над западными холмами, как бредущие белые овечки, по небу плыли маленькие облака; на юге спокойно простиралась широкая долина. Казалось, можно вглядываться в безграничные просторы пустыни вечно.

Несмотря на возраст и тяжелый характер, Сперджен Гринаф, как и многие закоренелые холостяки, вел свое домашнее хозяйство очень аккуратно. Стоун Хаус остался крепким, его не повредили ни термиты, ни пустынные крысы. Внутри были четыре аккуратные комнаты, и даже белые стены были чисты. Толстый слой пыли лежал на удобной мебели, но не было ничего похожего на въедливую сальную грязь от коррозийного смога Лос-Анджелеса.

Кристина была очарована. Она осмотрела кухню с керосиновой плитой и старомодным деревянным холодильником; спальню и старинную ванную комнату с душем и вырезанной из камня ванной; гостиную и выходящую из нее длинную узкую комнату с многочисленными окнами на северную сторону, которая, как она решила, будет отличным местом для ее студии.

Барт стоял рядом и сурово молчал. Но про себя он думал, что зима с перевозкой дров и керосина, возможно, необходимостью размораживать замерзшую воду, длинные холодные вечера без телевизора и общества соседей сделают свое дело, и ее энтузиазм, наверняка, скоро угаснет. Несколько месяцев такой жизни — и она будет рада продать дом и уехать к городским удобствам и комфорту. К тому же новая хозяйка выглядела изможденной и не очень сильной, и он, чувствуя моральный долг, должен будет время от времени навещать ее.

Теперь, проехав мимо лагеря Тауэр Рок, Барт раздраженно думал, что, вопреки его надеждам, зима была слишком мягкой. Снег был только в январе, и всего несколько дней заморозков. А Кристина Вилз оказалась очень решительной женщиной и быстро приспособилась к трудностям. Неохотно, но ему пришлось признать, что за исключением двух-трех случаев, ей не нужны были его официальные визиты вежливости.

Но те печальные, как у оленя, глаза притягивали Барта помимо воли, ему казалось — он очень хотел в этом убедиться, — что ее смех должен звучать как песня жаворонка. Но Кристина никогда не смеялась…

Рев работающего мотора и звук прокручивающихся колес неожиданно привлек его внимание. Какой-то идиот проигнорировал объяснения придерживаться дорожных указателей, и теперь его «кадиллак» застрял в песке. В мрачном настроении Барт поехал на выручку.

Кристина отнесла рукопись в дом и бесцельно осмотрелась вокруг. Нужно было многое сделать по дому; прежде всего, помыть окна, из которых открывался чудесный вид на море полевых цветов. Ее губы скривились в каком-то подобии улыбки. Окна здесь будут всегда: завтра, на следующей неделе, в следующем месяце. Но цветы были не вечны, и наслаждаться ими надо было сейчас. К тому же, разве доктор не прописал ей занятия на свежем воздухе? И разве она не мечтала о таких прогулках по утрам?

Она захлопнула дверь с каким-то легким, радостным ощущением. Ей всегда была ненавистна домашняя работа, этот ужасный вечный бег белки в колесе. И оказалось просто благословением господним, что дела по дому в пустыне были менее утомительны и гораздо легче, чем в городе. Позвав Горниста, она пошла по берегу высохшего русла. Собака следовала за ней по пятам.

Когда в мае первые крохотные цветочки появились из песка, Кристина купила в главном офисе Монумента книгу Эдмунда Джегера о диких цветах. Теперь она могла различить эриофиллу, изумрудную филярию, золотистую ментезелию, которую иногда называют сверкающей звездой, белую лайю и прекрасные маленькие голубые и лимонно-желтые цветки, которые ужасно, как скунс, пахли, если их надломить. А вот эти цветы с только что раскрывшимися бутонами были ей неизвестны, и она решила посмотреть их название в книге, когда вернется домой.