Он положил сигару в пепельницу, аккуратно стряхнув образовавшийся на ней пепел, затем опустил руку в карман пиджака и что-то достал.

— В таком случае я отдам тебе сейчас. Хотел подождать и сделать это в каком-нибудь романтическом месте, среди полыни и горделивых жаб.

Он открыл футляр, сверкнул блеск серебра. Хейл взял ожерелье большим и указательным пальцами.

— Это сделал мой приятель из Такско; он приехал буквально перед моим отъездом, настоящий мастер. Меня познакомил с ним один художник, который был там прошлой зимой.

Хейл протянул ожерелье, и Кристина автоматически потянулась к этой прелестной вещице.

Ожерелье состояло из трех тоненьких прекрасно сделанных полумесяцев, отражающих свет изумительным блеском. Чуть касаясь, она провела пальцами по этому произведению искусства.

— Это невероятно. Он больше, чем мастер… он художник, — изумленно произнесла она, затем легонько отвела его руку. — Ты сегодня не совсем учтив, Хейл: соблазнительно, но бестактно.

Он раскрыл ладонь Кристины и положил в нее ожерелье.

— Я не старался быть учтивым — только убедительным. И не подкупаю тебя, Тина; я лишь хотел сказать то, что я думаю о тебе и что мои мысли так же прекрасны, как и это ожерелье. Я не возьму его назад. Оно было твоим с того момента, как я его увидел.

Он с нежностью взял ее тонкую загорелую руку.

— Я Хейл Филлипс, Тина. И я такой, какой есть. Мое поведение говорит о том, чего я хочу, я лишь несколько приукрашиваю это. Тебе будет хорошо, нам обоим… — он замолчал, и блеск его светло-карих глаз немного угас. — Но я не потерплю поражения во второй раз. Я не прощу, ты меня еще не знаешь, Тина.

«Это была очень тревожная речь, — думала Тина, возвращаясь в Стоун Хаус. Что бы он ни имел в виду, но это прозвучало несколько угрожающе».

Развернув тисненую обертку, она полюбовалась ожерельем и завернула его так же аккуратно, как это делал Хейл. Она почувствовала какую-то фальшь во всем этом, и ее всю взбудоражило гадкое видение, порожденное еще не совсем здоровым воображением и просыпающейся чувственностью.

Открыв вечером дверь платяного шкафа, Кристина ощутила приятное волнение. Приехав в пустыню, она носила только джинсы, блузки и кроссовки. И будучи практически затворницей, она вдруг обеими ногами сделала скачок в светскую жизнь: ланч с Хокинсами, приезд Хейла, а сегодня вечером ужин с приятным путешественником.

Она выбрала цвета весенней зелени вышитое шведское хлопчатобумажное платье с продолговатой горловиной, которое подчеркивало ее рыжевато-каштановые волосы и глубину карих глаз. Еще она захватила вязаный жакет на случай прохладного вечера.

При свете керосиновой лампы, которая находилась над туалетным столиком, Кристина наложила тени, подвела брови и подкрасила ресницы. Легким движением кисти она постаралась скрыть впадины под глазами и слишком выступающие скулы.

Она немного отошла от зеркала и, наклонив голову, с удовлетворением оценила себя. Платье, которое шесть месяцев назад придавало мертвенной бледности лица зеленоватый оттенок, сейчас прекрасно подчеркивало ее здоровый загар.

Кристина повертела в руках серебряное ожерелье, затем открыла ящик стола и заглянула в свою коробочку с украшениями. Она достала гарнитур из гравированного мексиканского жадеита: кольцо, кулончик и сережки. Дэвид купил его у Хейла в магазине на пятую годовщину их свадьбы. Их зеленый цвет был очень насыщенным в сравнении с нежным цветом платья.

Горнист наблюдал за ней. Он был удивлен ее необычными сборами. Почуяв запах духов, чихнул. Кристина погладила его.

— Будь хорошим мальчиком, я скоро вернусь.

Она взяла белый кошелек и, закрывая дверь, услышала его жалобное подвывание.

«Бедный пес, — подумала она, садясь в машину, — второй раз за день остается один, а ведь он больше всего боится того, что его снова бросят».

Мексиканский ресторан Мигуэля находился как раз напротив большой заводной черепахи, которая была здесь известна как «черепаха мирт», которая ползала среди цветов и кустарников парков Джошуа Три.

Когда Кристина приехала, у парапета уже стояло несколько машин. Среди них она увидела белый «фольксваген» и поняла, что Антонио уже здесь. Он ждал напротив здания и встретил ее с нескрываемым восхищением.

— Я не предполагал, что вы можете быть еще более привлекательны. Я обворожен и покорен вашей красотой, — сказал Антонио.

Кристина слегка наклонила голову в знак благодарности на столь расточительный комплимент. Несомненно, это была традиционная латинская галантность. Забавно слышать одно и то же все время.

Антонио тоже выглядел по-другому. Он сменил свой походный костюм на хорошо сидящие серые слаксы и темный пиджак. Его белая рубашка и черный широкий галстук снова напомнили ей героев сражений с быками. Он предложил руку и открыл дверь ресторана.

От светильников из мягкой стали и свечей, которые стояли на столе под красным стеклом, ресторан казался уютным. Стены, обтянутые черным вельветом, были подсвечены и разукрашены на мотивы сражения кабальеро, которых если не чертами, то стилем напоминал Антонио. Откуда-то доносилась мягкая ностальгическая музыка.

— Вы хотели бы сделать свой заказ или позволите сделать выбор мне для нас обоих? — спросила темноволосая официантка в яркой блузке.

— Пожалуйста.

Кристина безразлично слушала быстрый обмен фразами между ним и приятной полной девушкой, которая принесла меню.

Официантка подала блюдо с чипсами из черепашьего мяса и пиалы с горячим соусом и японским перцем, затем открыла пиво.

Они подняли стаканы и выпили.

— Хорошо, — сказала Кристина.

— Рад, что вам нравится. — Антонио прикурил темную мексиканскую сигарету и взглянул через дым на Кристину. — Я восхищен вашими украшениями. Они мексиканские, не так ли?

Кристина кивнула, потрогав кулончик.

— Мы купили их в магазине Хейла Филлипса в Беверли Хилз. Он специализируется на латиноамериканском импорте. У него великолепные вещи, но очень высокие цены. Я говорила мужу, что это слишком дорого, но он понял, как они мне понравились.

Она замолчала, увидев вопрошающе приподнятые брови Антонио.

— Ваш муж?..

Кристина почувствовала, как дурацкая краска заливает ее щеки. Она представилась ему незамужней потому, что объяснения всегда были для нее болезненны. К тому же она думала, что видит его первый и последний раз.

— Я вдова, — ответила она низким голосом, — мой муж умер почти год назад.

Его глаза сразу же потеплели.

— О, я понимаю, извините, что затронул больную тему.

— Все прошло.

Она была немного удивлена, что это действительно оказалось именно так. Мысли о Дэвиде еще напоминали ей о большой потере, но ужасное, пронзающее сердце горе уже не так мучило последние месяцы.

Кристина снова коснулась кулончика.

— Первый раз, когда я одела это после его смерти, первый раз, когда я вообще куда-то с кем-то вышла.

«Странно, — подумала она, — все, казалось бы, становится на свои места».

— Хейл Филлипс — мы трое были очень хорошими друзьями — приехал вчера увидеться со мной, — она загадочно улыбнулась. — Знаете, я никак не ожидала, что он сюда приедет. Жизнь в пустыне — это не в его духе.

— Любопытство, наверное, — сказал Антонио, и его глаза сначала расширились в холодном размышлении, но сразу потеплели. — Желание восстановить вашу дружбу? Что может быть более ясным. А между прочим, что значит «жизнь в пустыне»? Я думаю, что пустыня — это очень многое, включая очень разных людей.

Разговор стал более отвлеченным, когда началась беседа о пустыне, о Мексике, о развалинах оставшихся здесь древних поселений. Кристина нашла Антонио интересным собеседником, обладающим талантом рассказчика. Наслаждаясь вкусом мексиканских блюд, которые она до этого ни разу не пробовала, Кристина рассказывала ему, как приехала жить в Стоун Хаус, о своей работе и, наконец, о мифической человеческой кости и исчезновении Фрэда Бегли.

— Как-то не думаешь о таких вещах, которые происходят здесь, в Калифорнии, так близко от больших городов, хотя, если заглянуть в прошлое, раньше это случалось чаще.