Получив приказание командира батареи, Гаджиев вместе с Павловым и краснофлотцем Широзией спустился в лощину, где, кроме старшины, находились Гараев, Талыбов и Наибов. Сейчас здесь было сравнительно безопасно. Пули пролетали где-то высоко над головой.

Гаджиев быстро разместил свою маленькую группу так, чтобы бойцы могли преградить путь танкам. Мамедов с Гараевым, Наибовым и Широзией расположились у спуска дороги в лощину. А Гаджиев с Павловым и Талыбовым залегли у выхода дороги на пригорок.

Старшина второй статьи Сергей Павлов отличался не менее богатырским сложением, чем Тапдыг Гараев. Широкое лицо Павлова освещалось мягким светом серых глаз, а маленький, немного вздернутый нос придавал ему, пожалуй, задорное выражение. Бригада морской пехоты, в которой он служил, стояла слева, по ту сторону дороги, но его отделение уже не в первый раз посылали на помощь зенитчикам, оказавшимся без пехотного прикрытия впереди.

За последние две недели Павлов несколько раз участвовал в рукопашных схватках и завоевал себе популярность на батарее. Ему всегда удавалось вовремя уничтожить отдельных вражеских автоматчиков, которые, пользуясь пересеченной местностью, просачивались к нам в тыл.

— Стоп! — скомандовал Гаджиев, когда они подобрались к обочине дороги. Лейтенант юркнул в воронку, которых и здесь было много. Сергей Павлов и Абас Талыбов последовали за ним.

Абас положил перед собой противотанковую гранату и невольно вспомнил, что им рассказывали о политруке Фильченкове и его матросах, — о том, как они остановили немецкие танки.

"Отдам жизнь, но не пропущу!" — повторял про себя Талыбов.

Глаза его лихорадочно горели, и это не ускользнуло от внимания лейтенанта.

— Абас!.. — сказал он. — Будь готов! Старайся под гусеницы…

Губы у Абаса зашевелились. Гаджиев не расслышал, но сердцем понял ответ бойца:

— Танки дальше не пройдут!

— Только не торопиться! — сказал Гаджиев. — Пока я не дам сигнала, не кидайте! Первым бросает Павлов.

Лейтенант внимательно следил за дорогой, ведущей в лощину. Он старался умерить свое волнение, но поймал себя на том, что зачем-то отложил в сторону связку гранат, которую держал в руке, и не глядя потянулся за другой.

— Вон он! — крикнул Павлов.

Не отрывая глаз от танка, Гаджиев крепко сжимал ручку гранаты в правой ладони. Он не раз видел танки вблизи, еще на полевых занятиях. Но сейчас все казалось совсем иным. Сероватая неуклюжая машина, извергая огонь, с оглушительным грохотом спускалась в лощину. Внезапно около танка рванулось пламя и появилось облако дыма. От взрыва дрогнула земля.

"Мамедов действует!" — пронеслось в сознании лейтенанта.

Он думал, что с этим танком покончено, но в ту же минуту, вопреки его ожиданиям, серое чудовище выскочило из дыма и двинулось вниз по дороге.

Вот оно приближается. Первый удар на него не подействовал. Вот его башня, длинный хобот его орудия. Уже виден крест… Танк идет… Он прошел мимо Мамедова и, наверно, все там перепахал. Дальше к орудиям его пропустить нельзя!..

— Приготовиться!

Но они и без команды были готовы ко всему. Они выполняли сейчас приказ собственного сердца.

Танк шел, стреляя на ходу. Его снаряды и пули крупнокалиберного пулемета с визгом пролетали над головой. Теперь Гаджиев совсем отчетливо видел и крест на башне и тяжелые, хлопающие гусеницы… Да, Фильченков бросился именно под такие гусеницы…

Гаджиев сделал знак, и связки гранат полетели под танк. Все трое припали к земле, стараясь как можно ниже упрятать головы.

Это был момент крайнего напряжения человеческих нервов. Гаджиев ждал. Удачно ли он кинул? И почему так томительно долго тянется время? Как неудобно он лег, стремясь распластаться, слиться с землей…

Но вот, наконец, раздался взрыв, вернее три взрыва, слившиеся в один, и плотная волна воздуха толкнула в спину. И тут же он услышал голос Павлова:

— Готово! Стал!..

Гаджиев еще не отдавал себе полного отчета в том, что произошло. Он только увидал застывший на месте танк, и ему показалось, что зловещий крест теперь перечеркивает вражескую машину. Не понимая, какой опасности он подвергается, лейтенант уже готов был броситься туда, но Павлов быстро ухватил его за руку.

— Товарищ лейтенант, — возбужденно говорил он, — сейчас вылезут… Берите на мушку. Давай и ты, друг, — обратился он к Абасу.

Над башней подбитого танка показалась голова, и немец, перемахнув через борт, скатился на землю. За ним другой.

— Стреляйте, товарищ лейтенант. Бей, Абас!.. Ты смотри, как засуетились-то… Не-ет… не уйдешь!.. — кричал Павлов.

В самый разгар стрельбы по экипажу неприятельской машины из-за бугра показался еще один танк.

Поровнявшись с подбитой машиной, он слегка повернул и двинулся прямо на засаду. Шум мотора, тяжелый лязг гусениц и треск пулемета — все эти звуки нарастали с каждой секундой. Внезапно Абас Талыбов вскочил на ноги. Он пробежал несколько шагов навстречу чудовищу, потом размахнулся и бросил в него связку гранат.

— Ложись, ложись скорее!.. — закричал Гаджиев. И только после этого Абас, будто опомнившись, кинулся плашмя на землю.

Когда рассеялся дым от взрыва, танк еще двигался. Одна его гусеница осталась цела, и его занесло, повернуло задом наперед. Наконец, он замер, вытянув орудие в сторону своих, словно зовя на помощь.

Абас опять вскочил и, подбежав к машине сзади, швырнул в нее бутылку с горючей смесью. Уже подползая обратно к Гаджиеву, он обернулся и увидел за спиной языки пламени, которые со всех сторон лизали застывший на месте танк. Старшина и лейтенант что-то кричали Абасу и, не отрываясь, строчили из автоматов по башне.

— Ну, спасибо, Абас, спасибо! — сказал Гаджиев и лежа пожал ему руку. — Вот это дело!..

Абас, казалось, потерял дар речи. Лицо его покрылось крупными каплями пота, а широко раскрытые глаза не мигая смотрели куда-то в сторону.

— Что с тобой? Ранен? — с тревогой спросил лейтенант и быстро осмотрел бойца. — Не видать что-то…

Абас опустил веки. На лице его появилась мимолетная улыбка. Насилу разжав обсохшие губы, он прошептал:

— Испугался немного, товарищ лейтенант. Тяжело, оказывается…

— Ничего, братишка. У тебя пойдет! — заметил со стороны Павлов. — Дальше будет легче!

Оба танка пылали ярким пламенем. Третий только успел подойти к лощине, как был подбит. Мамедов, Широзия, Гараев и Наибов на этот раз не сплоховали. Они дружно забросали вражескую машину связками гранат и бутылками с зажигательной жидкостью.

Напряжение боя не спадало. По всему участку шла ожесточенная перестрелка.

До того как показались вражеские танки, Мамедов еще имел возможность следить за действиями своих пулеметчиков и стрелков, которых он оставил на прежнем месте. Но за те пять-десять минут, пока шла борьба с танками, старшина забыл обо всем на свете. Первая машина вырвалась невредимой из-под их удара. Вторая обошла стороной. Но третью они встретили обдуманно и хладнокровно и не пропустили ее. Только когда над ней поднялся столб дыма, Мамедов несколько пришел в себя.

Он оглянулся на своих пулеметчиков и в ту же секунду увидел, что вражеская пехота хлынула в лощину. Пулеметчики и стрелки Мамедова косили ее ряды, но гитлеровцы, несмотря на большие потери, лезли вперед. По направлению атаки противника старшина понял, что немцы намерены пробиться в овраг и окружить батарею.

— Останешься за меня! — сказал он, обращаясь к Широзии, и стремглав бросился обратно к своему пулемету, который теперь, как назло, умолк.

"Вот черти, как напирают! Ну я им сейчас!.." — пронеслось у него в голове. Сделав последнюю перебежку, он, наконец, очутился у своего пулемета. Окровавленный пулеметчик бился в судорогах, наводчик лежал без движения, зажав в пальцах еще не начатую ленту. Мамедов осторожно разжал пальцы погибшего товарища, освободил конец ленты и привычным движением продел ее наконечник в поперечное окно приемника. Потом он два раза подал рукоятку вперед и, уверившись, что пулемет заряжен, ухватился обеими руками за ручки затыльника, поднял предохранитель и нажал на гашетку.