Продолжало оставаться напряженным положение на советско-турецкой границе. Антинародное турецкое правительство выжидало лишь благоприятного момента и соответствующего указания от фашистской Германии, чтобы вступить в войну на стороне немцев.

Во многих документах министерства иностранных дел Германии, попавших впоследствии в руки советских органов, очень убедительно раскрывается двойственная политика тогдашнего турецкого правительства. Оно официально заверяло Советский Союз о своих миролюбивых намерениях, а в то же время вело тайные переговоры с гитлеровской кликой об участии в войне против СССР. Намечались районы военных действий, определялись размеры поставок оружия и боеприпасов для турецкой армии. Турецкие генералы и офицеры, дипломаты и так называемые "общественные деятели" часто ездили в Германию, их там помпезно принимали, организовывали встречи с официальными лицами.

Турецкая реакционная печать открыто пропагандировала захватнические планы турецких империалистов, выступала с провокационными заявлениями против работников Советской колонии в Турции. Административные органы Турции создавали невыносимые условия для работы советских дипломатов.

Такова была обстановка, когда немецкие фашисты начали новое наступление на советско-германском фронте. На этот раз они ставили целью прорваться в район Сталинграда, далее через Саратов, Куйбышев обойти Москву с востока, отрезать ее от волжского и уральского тыла и захватом Москвы закончить войну. Вспомогательный удар, с целью отвлечения резервов Советской Армии, наносился на юге.

В Крыму немцам удалось снова занять Керчь. Положение Севастополя стало исключительно тяжелым. Севастопольцы готовились к новым жестоким боям, полные решимости умереть, но не сдать город врагу.

Началом третьего наступления фашистов на Севастополь принято считать рассвет 7 июня 1942 года, хотя вражеская авиация начала подготовку к этому штурму значительно раньше. Массированные налеты на город возобновились еще в конце мая.

Метеорологические условия этого времени года были очень выгодны для гитлеровцев и крайне неблагоприятны для севастопольцев. Короткие июньские ночи сильно затрудняли подвоз морем боеприпасов и резервов, усложнилась эвакуация раненых. Тихоходные транспорты не успевали в течение ночи подойти к городу, произвести выгрузку и погрузку и уйти затемно, как это делалось зимой. Оставаться же в бухтах днем крупным кораблям было очень опасно. Противник господствовал в воздухе и бомбил каждое судно.

Единственный наш аэродром на Херсонесском полуострове постоянно обстреливался артиллерийским огнем противника и подвергался систематическим налетам авиации. Были дни, когда на него падало несколько сот бомб и снарядов крупнокалиберной артиллерии. Летное поле так «вспахивалось», что становилось непригодным для взлета и посадок. Аэродромные команды, героически работавшие под огнем врага, не успевали готовить посадочные площадки. К середине июня немецкие самолеты буквально «висели» над Севастополем, атакуя даже одиночных людей, не говоря об автомобилях и повозках. Днем появляться за городом на открытых местах было невозможно даже небольшой группе бойцов. Однажды начальник полевого госпиталя разрешил днем поездку в город одной санитарной машине. Когда автомобиль появился на Сапун-горе, на него налетели фашистские истребители и принялись обстреливать на бреющем полете. Машина остановилась: мотор вышел из строя. Медсестра и санитарка стали выносить из кузова раненых и прятать их в канаве, но налетели бомбардировщики и с небольшой высоты зверски разбомбили автомобиль. Раненые и медперсонал погибли.

Совершенно естественно, что в таких условиях надежно прикрывать наши корабли с воздуха было физически невозможно, и они подвергались ожесточенным бомбежкам. Так, лидер «Ташкент», шедший из Севастополя в один из портов Кавказа, в течение дня отбил атаки 96 фашистских самолетов, которые сбросили в общей сложности свыше 400 бомб и выпустили 10 торпед.

Трудности снабжения осажденного города вынудили командующего Черноморским флотом применить для доставки горючего и боезапаса подводные лодки. Однако использование подводных лодок для этой цели не решало вопроса снабжения гарнизона и населения Севастополя.

Противник наращивал силу ударов. Только с 12 по 23 июня на территорию города гитлеровцы сбросили 16800 крупных фугасных авиабомб, 51 тысячу «зажигалок» и выпустили десятки тысяч артиллерийских снарядов. Город горел. Тушить пожары было просто невозможно: не хватало ни сил, ни средств.

Практически руины Севастополя уже не имели почти никакой ценности, и к середине июня многие зенитные точки были переведены ближе к фронту или к причалам. Борьба с воздушным противником изменилась по своим формам и методам. Если, например, в бухтах не было кораблей, то уже мало кто обращал внимание на истребители врага, носившиеся над разрушенными зданиями на небольших высотах. Зенитчики берегли боеприпасы, доставка которых затруднялась с каждым днем, и стреляли главным образом по бомбардировщикам.

Фронт постепенно приближался к окраинам города. Все чаще бои завязывались на огневых позициях стационарных береговых и зенитных батарей. Артиллеристам приходилось не только стрелять из орудий по дальним целям, но и оборонять свои позиции ручным оружием. Батарея береговой обороны, укомплектованная моряками с крейсера "Червона Украина", 9 июня оказалась под огнем вражеских автоматчиков, просочившихся в расположение огневой позиции. Матросы, старшины и офицеры вступили в неравный бой с врагом. Били из орудий прямой наводкой по танкам и пехоте, а когда вышли из строя все орудия, стреляли из винтовок и пулеметов, отбивали фашистских автоматчиков гранатами, кололи штыками, ножами. Погиб командир батареи лейтенант Павлов. В командование вступил помощник командира старший лейтенант Ханин. Оставшиеся в живых моряки заняли круговую оборону, продержались еще свыше суток, уничтожив более роты фашистов, а затем вызвали на себя огонь наших батарей и, после того как немцы были разметены тяжелыми снарядами, выбрались из блиндажа, забрали документы убитых и прорвались к своим.

Такие примеры массового героизма и исключительной стойкости были обычным, повседневным явлением среди защитников Севастополя. Легендарные советские богатыри сражались за Родину, за партию, за Севастополь до последнего патрона, до последнего вздоха, с величайшей самоотверженностью отстаивали каждый метр священной севастопольской земли. Их героизм и презрение к смерти наводили ужас на врага. Командиры немецких частей доносили своим начальникам, что в плен попадаются только тяжело раненые и на допросах упорно молчат. В одном из документов гитлеровцы писали: "Неприятель защищал штольни весьма упорно и в ряде случаев взрывал их вместе с собой". В том же документе о действиях стрелков, окопавшихся в индивидуальных стрелковых ячейках, говорилось: "Каждый боец, даже предоставленный самому себе, защищается упорно и ожесточенно до самопожертвования".

Эти признания врага, предназначенные не для широкой публики, а для внутренней информации офицерского состава, очень характерны.

Теряя каждый день тысячи солдат и офицеров убитыми и ранеными, десятки танков, орудий, самолетов, гитлеровцы медленно продвигались вперед и, наконец, прорвались на улицы Севастополя. Защищать его было уже нецелесообразно. Города фактически не стало. 3 июля 1942 года по приказу Верховного Главнокомандования Севастополь был оставлен нашими войсками.

Доблестные защитники города-героя и на этот раз спутали и расстроили все планы гитлеровской ставки. Газета «Правда» 4 июля 1942 года писала, что железная стойкость доблестных советских воинов, защищавших Севастополь, была одной из главных причин, сорвавших "весеннее наступление", с таким шумом возвещенное хвастуном Гитлером.

Немцы смогли использовать свою сильно потрепанную крымскую армию для боев на юге только к осени 1942 года. Немецкий 8-й авиационный корпус, понесший под Севастополем огромные потери, появился под Сталинградом после доукомплектования также лишь осенью 1942 года.