После того как она обнаружила, что неопрятный парень, следящий за ней, не полицейский, к ней прикрепили двух бебиситтеров в каждую смену и предоставили в ее распоряжение машину, чтобы избавить от поездки в автобусе. Она видела, как все они поджидают ее: два полисмена и «плохой парень», которого они хотели оставить на улице в надежде, что он поможет им схватить Марлоу. По крайней мере раз в день она видела Свэнна. Но ни разу — Майкла.
Эбби была озадачена, сбита с толку. Она не могла понять, почему Майкл так неожиданно исчез из ее жизни, тем более после своего признания в любви памятной ночью в ее квартире. Эбби забыла, как сама же твердила, что больше не должна встречаться с Майклом. Но то были пустые слова: на самом деле ей не хватало Майкла, она не переставала вспоминать о нем.
Однако что же все-таки он задумал, почему исчез? Разве не мог он прийти к ней и сказать: «Эбби, может быть, нам лучше дать друг другу время подумать?» А может быть, несмотря на их чувства, его поглотила работа? Майкл исполнял свои обязанности на улицах точно так же, как она — в своих лечебных палатах. Они оба не могли просто так оставить работу и уйти домой. Она понимала и уважала такую преданность. Но все же это не повод, чтобы внезапно исчезнуть.
Что же касается Майкла, он старался предельно нагрузить себя в течение пяти дней, после того как расстался с Эбби. Весь участок держал пари: сколько еще времени потребуется ему, чтобы сорваться. Никто, однако, не сомневался, кто станет жертвой срыва. Все посвященные в события, это знали.
Когда Майкл был уже близок к срыву, темнокожий детектив пригласил его после смены в «Участок».
В тот вечер, в четверг, бар походил на сумасшедший дом. Майкл и Свэнн пробились сквозь толпу к старому столику в глубине зала, где они могли бы спокойно поговорить и выпить чего-нибудь крепкого. Майкл взял тройную порцию виски, понимая, что даже эта доза не поможет ему забыться. Майкл ненавидел ложь, а он должен лгать Эбби, что сверхсерьезные дела не дают возможности видеть ее. Но ничего не могло быть хуже, чем представлять ее переживания и не помочь ей, — таковы были условия, в которые его поставил лейтенант Кэпшоу.
Замеченный Эбби «хвост» был вычислен оперативниками почти сразу. Бывший заключенный оказался тощим неряшливым парнем с рябой кожей и пристрастием к поножовщине. До сих пор он не общался ни с кем, кроме жалкой официантки в местной грязной забегаловке. Магнассон проповедовал терпение, а у Майкла оно давно уже иссякло.
— Ты словно потерял свои с таким трудом заработанные нашивки сегодня вечером[10],— заметил Свэнн, отрываясь от своей кружки пива.
Майкл с досадой отмахнулся от дружеской иронии шефа.
— Магнассон нуждается в узде, — сказал сержант Вивиано.
— Меня не интересует, как его воспитывала мамочка, — сказал Свэнн, — но он остается человеком, у которого есть разработанный план действий. Мы всего лишь держим линию обороны.
— У меня нет настроения для таких отвлеченных рассуждений, Свэнн, ты это должен понять.
— Если тебе так скверно спустя всего пять дней, то сделай для нас небольшое одолжение. В ту самую минуту, когда все это кончится, хватай ее и женись раньше, чем она сообразит, во что ты ее вовлек, — ответил лейтенант.
— Мне скверно не потому, что я не с ней, это от того, что я не знаю, в каком она состоянии.
— С ней все в порядке, можешь мне верить.
Майкл выпил еще немного виски и подумал о нескольких томительных прошедших днях, полных тревоги и здорово измотавших его нервы…
От него потребовалось все его мужество и опыт, чтобы преодолеть напряженность, возникшую между ним и уличными бандами. Но больше всего Майкл боялся упустить «нехорошего парня», который, как говорил Магнассон, находится под его контролем.
Он тосковал без Эбби.
Если она находится в безопасности, думал он, то все его старания будут иметь какой-то смысл. Но если она в той или иной степени пострадает из-за фанатичной самоуверенности Магнассона, то он, Майкл, дает клятву: этот прилизанный кабинетный хвастун из Агентства заплатит дорогой ценой за случившееся.
— Все, что я хочу сказать, лейтенант, — объяснил Майкл, — лучше этому Магнассону завершить дело как можно скорее. Тут я с ним полностью согласен.
— Мужчин надо стрелять! — заявила Эбби, несказанно удивив своих коллег-врачей такой, не свойственной ей агрессивностью. Ее даже не остановило, что среди присутствующих находилась Фиби Торнер, жена полицейского.
Все объяснялось просто: по своему автоответчику Эбби получила сообщение от Майкла, что он должен отменить их субботние развлечения. Когда она сама позвонила ему, чтобы спросить, в чем дело, его не оказалось на месте.
— Приятно видеть тебя в таком хорошем настроении, — нашелся кто-то из шутников.
Эбби задумалась. Поведение Майкла было необъяснимо. Эта зловещая неизвестность убивала Эбби. Во всем происходящем было что-то такое подозрительное, угрожающее… Какие-то темные тучи собирались над ее головой.
— Уж не о Майкле Вивиано ты говорила? — спросила Фиби, когда они остались вдвоем за обедом.
Эбби не собиралась обсуждать свою личную жизнь, но когда она взглянула в добрые усталые глаза женщины намного старше ее, она была рада поделиться с ней своими сомнениями.
— Ты знаешь Майкла? — словно походя спросила Эбби.
— Конечно. Он настоящий мужчина. В чем он провинился перед тобой?
Эбби не знала, с чего начать. В ней столько накопилось всего… Но о многом она не имела права говорить даже Фиби. Но если не ей, то кому еще могла она раскрыть свою душу?
Наконец Эбби решилась.
— Он назначил мне свидание на завтра. Ничего особенного в этом нет.
— Я слышала от Ральфа, — сказала Фиби, — что вы вдвоем стали предметом разговоров в участке. Док и Серж. Они говорят, что Майкл превратился в твоего постоянного Белого рыцаря.
У Эбби замерло сердце. Господи, неужели их тайну так быстро разгадали?
— А что ты сама думаешь о нем? — спросила Фиби.
— Он чертовски пугает меня, — ответила Эбби с натянутой улыбкой.
Фиби дала понять, что разделяет ее чувство, чем крайне поразила Эбби.
— Майкл возвел свою преданность работе в культ. — В ее голосе слышалось уважение. — Он, как, впрочем, и многие полицейские, одержим своей профессией. И у тебя то же самое с медициной, так что ты должна хорошо понимать Майкла. Большинство женщин лишены этого дара сопереживания, имея дело со своими… — Фиби запнулась. Она едва не сказала «мужьями» и смущенно замолчала, уткнувшись в тарелку с салатом.
— А что для тебя самое трудное в отношениях с Ральфом? — спросила Эбби, так и не притронувшись к цыпленку.
Фиби ответила не сразу.
— Ты ведь знаешь, я никогда не была фанатиком своей профессии медсестры. Но поскольку большая часть моей сознательной жизни связана с работой в «неотложной помощи», я могу понять сокровенные черты характера полицейских. Чаще всего их супружество омрачает духовное одиночество, многие из копов сетуют, что не могут довериться своим женам, а только своим коллегам-полицейским, потому что они каждый день рискуют, играют со смертью. Но поскольку я тоже сталкиваюсь с человеческими страданиями, гримасами жизни, такими же, как Ральф, постольку он никогда не сомневался во мне: откровенно рассказывал о самых невероятных, порою ужасных случаях, которые с ним происходили.
— Теперь я понимаю, что жена Майкла была, была…
— Вряд ли ты можешь это представить, Эбби. Я не знаю, что она думала, когда решила стать женой Майкла. Может быть, она была так наивна, представляя, что выходит замуж за человека, который охраняет собравшихся любителей искусства у входа в театр и задерживает карманников. Став его женой, она запретила ему рассказывать дома о своей работе полисмена: «Никаких грязных историй с улицы». Подавленное настроение мужа, а это бывало часто, выводило ее из себя. — Фиби грустно улыбнулась, вспоминая эту невеселую историю. — Бедный Майкл. Я не представляю, как он терпел все это, мирился с эгоизмом своей жены. Она, поддавшись своему малодушию, оставила его и ушла к дантисту. Уверена, что с ним-то она вполне счастлива теперь, обсуждая кариесы зубов и способы протезирования.