Он вполголоса напевает какую-то песенку. Останавливается. Прислушивается к беззаботным голосам детей — они играют за кустами орешника.

Сапер чуть ли не каждый день видит следы войны. Мины, бомбы, снаряды — сколько их еще осталось на полях сражений?! Иной раз такое бывает! Дошел слух, что в одном из сел Воронежской области фундамент дома выложен из немецких снарядов. Воронежский облвоенком сообщил об этом капитану Лебедеву. Вместе с лейтенантом Смоляным поехали в село. Так и есть! Дом стоит на реактивных снарядах с боеголовками, которые оснащены взрывчатым веществом повышенной мощности. Спрашивают хозяйку:

— Как же так получилось?

— А вот так. В огороде немцы стояли. Наши прогнали их. А спешили немцы так, что эти болванки с собой захватить забыли. В ящиках все оставили. Мы с племянником так все их перетаскали, а после, известно, — в дело. Где его было, другой материал-то достать?

Покачали головами саперы:

— Придется, мамаша, расставаться вам с избушкой. Разберем мы ее. Иначе невозможно подступиться к снарядам.

А хозяйка:

— Ломать не дам! Прожила двадцать лет. А теперь и до смерти немного осталось. Как-нибудь доживу.

Пришлось с необычной просьбой обратиться в облисполком, чтобы одинокой женщине новый дом поставили. А потом саперы несколько дней трудились…

А однажды нашли снаряды, которые пролежали в земле со времен гражданской войны. Они были запрятаны метрах в пяти от скрещения железных дорог. Деникин оставил здесь целый вагон снарядов при отступлении.

Сообщил саперам об этом местный старожил, но он точно не знал района «захоронения». Отправился на поиски боевой расчет из коммунистов и комсомольцев: лейтенант Смоляной, старший сержант Смирнов, ефрейтор Перевалов, рядовые Кодычигов, Аносов. Большую площадь пришлось обследовать. Искали долго. Мешала железная дорога. Да мог и старик напутать: вон сколько времени утекло! И все же обнаружили склад: несколько тысяч снарядов…

А ныне место саперов здесь. И палатки в глубине парка разбили. Отсюда завтра начнется поиск. Сегодня — выходной. Короткая передышка перед напряженной работой. И день выдался ясный. В парке полно народу.

Лейтенант тихонько мурлычет песню, рассматривает прохожих. Они веселы, и неизвестно им, для чего поселились в парке солдаты. Но вот кто-то потянул за рукав лейтенанта:

— Дяденька военный! А мы штучку одну нашли. Хочешь посмотреть?

Василий рассеянно взглянул на мальчонку, потом туда, куда тот показывал. Под деревом несколько ребятишек склонились над каким-то предметом. Лейтенант побледнел. А вдруг граната или взрыватель?

Медлить нельзя ни секунды. Но и пугать нельзя. Василий шагнул к ребятам, сказал, как можно спокойнее:

— Ребята, а у меня что-то есть! Показать?

— Ага! Покажите!

— Нет, сперва вы… Дайте-ка посмотреть.

— А пистолет покажешь? — Это спросил малыш с голубыми, как у сына, глазами. И как раз в его руке лейтенант заметил минный взрыватель. Он зажат в кулачке, а глазенки широко открыты. Не дать им потухнуть!

— Пистолет нельзя! Я покажу еще интереснее, — говорит лейтенант и выхватывает у ребенка взрыватель. Он видит, что чека уже вынута. Надо скорее бросить! Но рядом дети… Лейтенант успевает лишь спрятать свою руку за спину…

Он сам дошел до больницы. Ему сделали операцию.

— Трудно будет работать без пальца, — вздохнул доктор. — Да иначе не мог…

— И я иначе не мог, — вздохнул лейтенант.

Дома, увидев повязку на руке мужа, Тамара с беспокойством спросила:

— Что случилось?

— Заживет, — успокоил Василий. — Ты лучше покажи-ка мне Сашку.

А тот уже мчался к отцу. Голубые глаза его такие же, как и у того мальчика, светились радостью.

Этих солдат редко видят порознь. Один идет в караул — и другой просится, причем обязательно на тот же пост. Вместе в город уходят по увольнительной. И письма из дому читают вдвоем. Сядут где-нибудь в уголке и тихонько шелестят заветными листочками.

Они почти всегда вместе. Но никто больше них не спорит друг с другом. Как в известной песне: «… если один говорил из них «да», «нет» говорил другой». И внешне они разные. У Владимира Шемета — прямой, острый нос, у Геннадия Устинова — вздернутый, задиристый. У Володи взгляд немного суровый, сосредоточенный. У Геннадия глаза голубые с лукавинкой. У Володи вьющиеся каштановые волосы, у Геннадия белесым хохолком опускаются на крутой лоб.

Обычно Геннадий начинал «заводить» друга. Почесывая хохолок и склонив голову набок, хитро прищуривался:

— Что ты своей Десной расхвалился! Не душа у тебя, Володя, а гитара. Лиризма в ней, как у влюбленной девушки.

Карие глаза Владимира темнели.

— А я так понимаю, каждый человек свой край любит. И патриотизм с этого начинается.

Владимир, конечно, понимал, что Геннадий и сам знает это, а сказал лишь затем, чтобы затеять спор, но остановиться уже не мог:

— Да ты послушай, черствый человек, что умные люди говорят об отчем крае.

— Сейчас писателя на помощь призовешь?

— И призову! — Владимир вынул из кармана потрепанную, зачитанную книжку. — Вот, послушай! Этот человек назвал свою повесть «Зачарованная Десна». Понимаешь? Зачарованная! — повторил Шемет. Он был влюблен в зеленый черниговский край, раскинувшийся по берегам этой реки, на которой прошло его детство.

— Значит, зачарованная? Что ж, сказано хорошо, — соглашается вдруг Геннадий.

— На обе лопатки положил он тебя, Гена! — смеются солдаты.

— Положил, да не очень, — отвечает Геннадий. — Ты вот на Волге родился, а другой — на Амуре. Чем же эти реки провинились перед его возвышенной душой?

— Ничем. Каждый край по-своему красив и дорог нам. Но место, где ты родился…

— Опять за свое место! — не унимался Геннадий.

Геннадий хоть и сам заводил спор с товарищем, но обычно оказывался побежденным.

Другой излюбленной темой спора были рассуждения о возможности проявить геройство в мирные дни.

— На войне — другое дело. Был бы смел, а подвиг тебя найдет, — утверждал Геннадий Устинов. — Ну а сейчас? Разве что с крутого берега в реку…

При этих словах щеки Владимира заливала краска и он досадовал на себя за то, что однажды, разоткровенничавшись, рассказал другу о забавном случае из своей мальчишеской жизни. Однажды в жаркий день он с ребятами пошел на Десну купаться. Володя любил бывать на Десне по утрам, когда от голубого зеркала воды белесыми облачками поднимается туман. Любил наблюдать, как из-за реки выкатывается оранжевый солнечный шар и касается верхушки пирамидального тополя, одиноко и горделиво стоящего над обрывом. Здесь и остановились ребята. А место для купания здесь было опасное, и Володя предупредил об этом. Но мальчишкам ли бояться крутого берега? Они закричали:

— Испугался?! Эх ты!

Но Владимир был не робкого десятка. Сбросив одежду, он с разбега ринулся вниз головой и… едва выбрался: ударился головой о каменистое дно. По лицу текла кровь. Ребята испугались, а Володя торжествовал: не испугался высокого берега. На другой день товарищи взахлеб рассказали об этом учителю, а тот усмехнулся:

— Что же в этом героического? Лихачество! Люди на фронте, например, когда совершали подвиг, даже не думали, смотрят на них или нет, как это выглядит со стороны. Александр Матросов бросился на вражескую амбразуру не затем, чтобы красиво умереть. Он выручал товарищей, думал о них, о победе над врагом.

На всю жизнь запомнил эти слова Владимир Шемет. Об этом как-то рассказал и Геннадию. Но тот истолковал этот маленький эпизод по-своему: истинный героизм возможен только на войне. Ничего особенного он не видел и в том, что они летают на самолетах.