Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Теперь листок фронтовой газеты передан третьему брату — Виктору. Пожелтевший, заботливо склеенный на сгибах светлыми полосками. Вверху напечатано: «Слава в веках герою-воину Евтею Гребенюку».

— Слава, — задумчиво повторяет Виктор, — подвиг…

«А что сейчас надо совершить, чтобы доказать, что ты сын героя?» — думает Виктор.

— Хлопцы, та чому ж мы мовчим! — К Виктору подошел смуглолицый паренек, весело посмотрел вокруг. — Заспиваймо.

И первым запел. Дружные, молодые голоса подхватили:

Играй, мой баян,
И скажи всем друзьям,
Отважным и смелым в бою,
Что, как подругу,
Мы Родину любим свою.

В другом конце вагона послышалась песня о партизане Железняке, и тут же, словно соревнуясь, вплелись новые голоса:

Вдарил шпорами под бока,
Эх, конь летит стрелою…

Летит поезд. Торопливо стучат колеса. Вихрится пыль за последним вагоном. А в памяти Виктора всплывает знойный день, картофельное поле, блестящие рельсы и черная грива дыма, застывшая на небе, — напоминание о военном эшелоне, который увез отца. И еще — горячая материнская рука. Ласковая, шершавая, в мозолях. Она гладит поникшую Витькину голову. Далекое, трудное детство…

* * *

Случилось так, что в тот час они все были дома. Мать пришла с поля — с утра нездоровилось, и бригадир отпустил.

Во дворе играли младшие сыновья Петр и Витя. Четырнадцатилетняя дочь Нина орудовала у печки. Только Николай куда-то уехал с колхозным шофером.

Из открытого настежь окна увидела Мария Андреевна бегущего по улице человека. Он кричал:

— Мария, ходи сюда!

Это был ее родственник Леонид Кулик, который работал на железнодорожной станции.

— На, читай, — радостно сказал он. — От Евтея Моисеевича.

Мария Андреевна, которую и люди-то давно уже считали вдовою, пошатнулась, будто кто-то толкнул ее.

— Не шути… Зачем рану бередишь?

Около безмолвно стояли ребятишки.

— Да читай же! — торопил Кулик. — Жив-здоров твой муженек. Кланяться велел. О детишках дюже беспокоится.

Мария Андреевна силилась разобрать строчки, торопливо набросанные карандашом, и не могла. Бумажка, словно осиновый лист на ветру, дрожала в загрубелых руках. Взгляд ее, затуманенный слезами, остановился на последней строке, подчеркнутой двумя жирными линиями: «Остаюсь любящий вас Евтей Гребенюк».

— Где он? Где?

Кулик неопределенно махнул рутой:

— Их из Крыма на другой фронт перебрасывают. Сказал, напишет.

— Ребята, погодите… Я скоро…

Напрасно Кулик ее уговаривал: есть ли смысл бежать три километра до станции под палящим июньским солнцем, когда неизвестно, будет ли эшелон, а может, уже ушел. Но Мария Андреевна ринулась в хату, набросила на голову серенький платок и побежала по улице. Ребятишки — за нею. Маленький Витя вскоре устал и заплакал. Мать схватила его на руки. За околицей чуть помешкала: бежать к станции или прямиком через поле, наперерез поезду, если он вдруг пойдет?

Они бежали гуськом. Босые ноги утопали в сухой пыли, путались в картофельной ботве. Виктор крепко держался за шею изнемогавшей матери. Сердце его замирало от радости — сейчас он увидит батьку! И тот, как перед войной, поднимет его высоко над головою, весело крикнет:

— К солнышку полетели!

Отца Витя помнил смутно. А вот такой же летний день запомнился хорошо. Отец пришел из правления колхоза, тихо произнес:

— Мужайся, Марийка. Война…

Через несколько дней он ушел перегонять колхозный скот, чтоб не оставить его фашистам. В последний раз прижал сына к груди.

— Не горюй, Витюлька. Скоро вернусь.

Но не вернулся и через год. Вскоре фашисты заняли село, и тут же в их избу пожаловал полицай:

— Собирайся, председательша!

Дети даже не сразу поняли, что это означало, а когда догадались, заголосили. Витя бросился к матери, но полицай оттолкнул его.

Двое суток держали в полиции мать, допытывались, где муж. Не добившись ответа, отпустили; все равно никуда не спрячется — детей полна хата, да, видать, еще один ожидается.

Узнали ребята все тяготы оккупации. Радостная жизнь сменилась муками, голодом, неведением. Где отец? Что с ним? До села дошли слухи, что под Таганрогом колхозное хозяйство, которое сопровождал Евтей Моисеевич, разбомбили немецкие самолеты. Мария Андреевна, убитая этой вестью, горько смотрела на детей. Прощаясь, Евтей Моисеевич прошептал ей на ухо: «Не унывай. Подавай сынка».

В горькую годину предстояло появиться ему на свет. Не придет Евтей, не рассмеется задорно, как прежде, не расцелует новорожденного… Вместо него в хату ввалился фашистский холуй Шквыря, бывший кулак. Витя хорошо запомнил его тяжелый и злобный взгляд, пьяный крик:

— А ну, марш из хаты, большевистские выкормыши! Скоро вам всем конец!

Потом жили они в свинарнике. Там родился четвертый братик, да вскоре умер… Горькое, страшное время! Но конец настал — конец оккупации. Ожил народ, стало легче дышать, хотя до полной победы было еще не близко.

Запомнил на всю жизнь Витя и тот день, когда со станции прибежал дядька Кулик и передал матери записку отца. Живой! И они побежали по картофельному полю к железной дороге, спешили застать эшелон, в котором находился отец. Витя отстал от матери. Петя и Нина схватили его за руки:

— Скорее, скорее же!

Нет, они не успели. Мать опустилась на землю, припала к рельсу щекой. На горизонте еще не растаяла черная грива дыма…

Только возвратившись домой, мать прочитала записку Евтея: «Здравствуйте, дорогие мои Марийка, Никола, Петро, Нина, Витя и самый маленький гражданин (не знаю кто — сынок или дочка)! Все нормально. Воюем. Когда нас разбомбили в Таганроге, пошел в горвоенкомат, попросился на фронт. Простите, родные, что оставил вас в трудный час на муки. Не знал, что так получится. Подробности потом. Ждите писем. Остаюсь любящий вас Евтей Гребенюк».

Впервые за эти годы мать улыбнулась, хотя по ее лицу текли слезы.

После той записки пришло письмо с крохотной фотокарточкой, но и на ней было заметно, что виски у Евтея Моисеевича побелели и что звание у него теперь «старший сержант». А уж орден Красной Звезды, медаль «За отвагу» и гвардейский значок — это Витек в первую очередь рассмотрел.

Но ненадолго в доме прижилась радость: скоро, очень скоро пришло извещение о гибели отца. Вместе с извещением командир роты прислал вырезку из газеты, наказ от боевых друзей Евтея и письмо, которое не успел он отправить. Старший брат Николай прочел завет однополчан: «Евтей Моисеевич геройски пал за нашу Отчизну. Сыны его, берегите светлую память об отце, хорошенько учитесь, трудитесь и боритесь с врагами, как ваш отец. И если Родина доверит вам оружие, крепко держите его в руках».

На всю жизнь врезались в память сыновьям и строки из отцова письма: «К вам, ребята, орлы мои, — особое слово. Маму берегите. Вы сами испытали немало, сами убедились, что несут народу враги. Растите крепкими, здоровыми, а главное, понятливыми. Со смыслом живите, с прямого пути не сворачивайте. С пульсом Родины, партии сверяйте биение своих сердец».

Шли годы. Дедов и отцов на боевых постах сменяли наследники. Наступил черед и Виктора Гребенюка сменить брата Петра.

2

Единственное, что огорчало молодого солдата, — не попал он служить в отцовскую часть. Но он еще не знал, как там чтут память его отца. Поэтому Виктор удивился, когда командир вызвал его и, пряча улыбку, многозначительно приказал:

— Получите документы и собирайтесь!

Оказалось, что однополчане отца отмечают юбилей части и на торжества приглашают его сына.

В части Виктора встретили радушно. На торжественном собрании он, смущенный и радостный, сидел в президиуме, волнуясь смотрел на боевое Знамя, под которым в грозные годы войны сражался отец: древко Знамени, казалось, и теперь хранит тепло отцовых рук — крепких рук кузнеца и воина…

2
{"b":"212217","o":1}