— Скажи мне, где ты. Я приеду, дорогой…

Что-то мешало назвать свое местонахождение. Как будто предостерегал какой-то первородный инстинкт. Он боялся ее. Только сейчас окончательно это понял. И звонить не следовало. А все же он любил ее. Звук ее голоса грел, лишал воли, свидетельствовал об участии.

— Карлотта, я много думал над тем, что произошло — это безумно опасно, у нас ничего не получится. Я хочу пойти в полицию. Если в этом участвует Дарелл, он поймет и поможет.

— Джонни, не смей этого делать! Ты что же хочешь всех нас погубить?!

— Вот почему мне и нужно увидеть тебя, любовь моя. Поставить точки над «и».

— Я приеду. Скажи куда.

Он помедлил и сказал:

— Маунт Вернон. Напротив железнодорожного вокзала.

Все. Пути назад нет.

— Жди меня, — промолвила она. — Я осторожно. Нельзя допустить слежки, понимаешь? Жди меня.

— Да, Карлотта. — Его охватило чувство абсолютной незащищенности. Ничего не говори Хустино. Приезжай одна!

— Конечно. Только так.

Она положила трубку и повернула голову, чтобы встретиться с язвительным взглядом Хустино.

— Ну, ты все слышал.

— Дерьмо! Я был прав. Он предаст нас. И ты сглупила, разговаривая так долго. Полиция наверняка подслушивает.

— Вряд ли она зашла так далеко, — бросила Карлотта. — Да я ничего особенного не сказала.

— Полиция рассчитывает, что ты сообщишь о его звонке. И ты это сделаешь.

— А как это обставить, Хустино?

— Скажешь, что звонил в жутком состоянии, почти в истерике, и говорил о вещах, тебе абсолютно не понятных — дескать, совершил нечто ужасное и никогда не вернусь. Выскажи предположенип, что он мучается угрызениями совести и может покончить с собой.

Карлотта изобразила подобие улыбки:

— Хорошо. Очень хорошо.

— Значит, ты хочешь, чтобы я поехал за ним?

— И немедленно! — сказала она.

Хустино разразился отрывистым лающим смехом.

— Прекрасно, дорогая, что мы понимаем друг друга. Но ты знаешь, во что это тебе выльется.

— О, да.

— Как я захочу?

— А разве бывает по-иному? — улыбнулась она.

— Попробуем что-нибудь новенькое, — подчернуто произнес он.

Казалось, в Хустино взыграло желание и он готов овладеть ею прямо сейчас.

— Заметано?

— Да.

Карлотте было известно это «новенькое». В отсутствие Дункана Хустино приходил к ней и заставлял предаваться такому разврату, о котором она лишь читала или ненароком от кого-нибудь слышала. Методично приучал к боли и жестокости, называя извращения проявлением страсти. Такова была часть платы за его послушание. А вот когда он сыграет свою незаменимую роль и изгнанники снова обретут власть на родине, уж она с ним расквитается!..

Дарелл заканчивал прослушивание телефонного разговора. Возле окна снятой комнаты с полевым биноклем в руках стоял Берни Келз, парень невысокого роста, темнокожий, с умными карими глазами и густой копной черных волос. Бинокль давал не очень четкое изображение тонувшего в тени интерьера кабинета Генерала, зато безошибочно различались находившиеся в нем Карлотта Кортес и Хустино.

— Хороша бабенка, — причмокнул языком Барни.

Дарелл вслушивался в нерешительный голос Дункана, свидетельствовавший о переполнявших его страхах, зафиксированных техникой на магнитной ленте. Развеялись последний сомнения: Дункан — предатель. Но вместе с тем он ведь старый друг. Разве скинешь со счетов годы знакомтсва, проведенные вместе и тесно объединявшие их. Долгие ничем не омраченные беседы на философские и прочие темы в Йельском университете. В разные периоды жизни обычно находится человек, с которым ты идешь в ногу, и никто не может его заменить, ибо он неотъемлемая частичка самого себя.

Однако ничего не попишешь — придется отбросить воспоминания и резануть по живому. Государственная измена — самое страшное преступление. И в данном случае жалость неуместна, а сантименты гибельны.

Зазвонил телефон, и Йенсен, оставшийся в особняке Моррисонов, сообщил, что из красной двери на той стороне улицы вышел мужчина спортивного склада.

— Начинается, — констатировал Дарелл.

— Это Хустино, — уверенно сказал Барни Келз.

— В кабинете Генерала его больше нет.

— Барни, жми за ним следом!

— Не засвечиваться?

— Хустино отправился убирать Дункана. Хотя дамочка обещала сама приехать, но обманула и послала заплечных дел мастера — это логично. Им не нужен майор — живой свидетель.

— Идиот несчастный! — заключил Барни, влезая в пальто. — Мне надо предовратить…

— А нам необходим живой свидетель. Постарайся не оплошать. Хустино не должен подозревать, что за ним следят. Он хитрее тебя, Барни. Гораздо больше опыта. Так что не подкачай! Посади ему на хвост кого-нибудь другого, он от него уйдет и успокоится. Тогда вступай в дело ты. Ясно?

— Так точно, Сэм.

— Чего бы ни пришлось предпринять, не теряй головы.

Дарелл преобразился, движения приобрели иной темп. Он сразу забыл, что еще недавно страшно хотел спать. За несколько минут задами обогнул квартал и через калитку в заборе зашел к одиннадцатому номеру с тыльной стороны. В кухне ждал Кеннет Йенсен. Упитанный парень был явно взволнован.

— Он узнала одного из них! — выпалил он.

— Плежер?

— Девушка что надо! Она находилась у окна и только что увидела Хустино. Он вышел из дома Кортесов.

— Понятно.

— Она говорит — это один из тех, что были на Пайни Ноб.

— Великолепно! — Дарелл вздохнул с облегчением, схватил трубку одного из телефонов на кухонном столе и поднял глаза на Йенсена: — Где Гарри Фрич?

— Спит наверху. Здорово его тряхануло. Старик…

— Не такой уж он старик, — разозлился вдруг Дарелл, сам не зная почему. — Иди, подними его.

Йенсен побежал наверх.

Еще через две минуты по приказу Дарелла к железнородожной станции в Майнт Вернон направились три машины, по два человека в каждой. В Дарелле взыграл охотничий азарт. Джонни Дункан достаточно осведомлен и должен немало рассказать такого, что приведет операцию к заключительному этапу. Если хоть чуть-чуть повезет, они поймают добычу, захлопнут ловушку, найдут бомбы и на том закончат охоту.

Он бросил трубку и пошел по крутой лестнице, перешагивая через ступеньку. Было бы лучше самому поехать в Маунт Вернон, да никак невозможно. Придется положиться на подчиненных, отойти в сторонку и ждать — вдруг еще грянет гром среди ясного неба. В гостиной Дарелл посомтрел в окно: много бы дал, лишь бы узнать, что сейчас происходит, о чем говорят в доме Кортесов.

Появилась Плежер, вся в волнении. Ее крепко держал за руку Фрич.

— О, мистер Сэм, я узнала его — того высокого, тощего, что на Пайни Ноб выстрелил в папашу…

Взглянув на нее, Дарелл улыбнулся:

— Ты уверена, Плежер?

— Такое не перепутаешь, мистер Сэм. Очень даже уверена.

— Молодчина, Плежер. — Еще одно звено разорванной цепочки встало на свое место. — Ты очень помогла.

Она радостно хмыкнула и попыталась освободиться от цепкой хватки.

— Пускай этот тип отвалит от меня. Обращается со мной, как преступницей или вроде того.

— Все в порядке, Гарри, — ровно сказал Дарелл.

— Она и соврать может, — заявил Фрич.

— Ну что ж. Все станет ясно, когда поговорим с Дунканом.

Плежер застыла от этих слов, устремив на Дарелла широко раскрытые глаза.

— Вы нашли его? Вы знаете, где Джонни?

— Думаем, что да.

— Но вы не причините ему зла…

— С ним будет все хорошо. Верь мне.

— Я верю, мистер Сэм. Вам я верю. Но этот вот мне не нравится! — Она резко вывернулась из рук Фрича и бросилась к Дареллу.

Тот обнял ее за плечи и обратил внимание на незнакомое платье. Сайдони такого не присылала.

— Вы уверены, что Джонни не причинят вреда? А?! — снова, в какой уже раз воскликнула она.

— Для тебя это все еще важно?

— Ну, не так, как прежде. Когда я думала, что у нас любовь и мы верны друг другу. Но если он женат и обманывал меня, я все-равно не хочу, чтобы ему было плохо.