В те далекие дни, когда двеллер только научился читать, а потом и радоваться знаниям и наслаждаться историями, которые находил в книгах Хранилища Всех Известных Знаний, рассказ Харагиса о том, как тот поднял восстание рабов и освободился от гоблинов, доставлял ему немалое утешение.

Джаг ел, погрузившись в стихи Харагиса, слегка раздраженный неверными ударениями и акцентами, что то и дело допускали ученики. Он убеждал себя, что не стоит слишком к ним придираться — когда-то он и сам страдал теми же недостатками. Время и контакт с другими языками исправят их ошибки.

И все же двеллер предпочел бы услышать слова Харагиса на его родном языке, полном раскатистых р и гортанных г, в которых слышался звон стали и грохот лат, сталкивающихся на поле боя. События, которые описывал Харагис, были настоящими, неприукрашенными, как бои в большей части томов, хранящихся в крыле Хральбомма. Люди в его стихах умирали в грязи, на руках у друзей или же в лапах жестоких гоблинов и других зловещих тварей.

Чувствуя, что не сможет больше проглотить ни кусочка, Джаг отодвинул тарелку и прислонился спиной к зубцам стены. Он посмотрел на запад, где солнце грозилось вот-вот прорваться сквозь темно-серые дождевые тучи, весь день закрывавшие небо. К счастью, пока им везло и дождя не было. Несколько стопок книг, которые уже были занесены в каталоги и готовы к перемещению в надежное место, были накрыты брезентом. Рядом наготове лежало еще несколько его больших кусков.

Двеллер закрыл глаза и погрузился в дремоту. Ему казалось, что если бы только он вспомнил какое-нибудь приятное событие, не затронутое разрушением последних нескольких дней, то непременно смог бы заснуть без кошмарных сновидений.

— Подмастерье.

Сначала Джаг решил, что это фокусы его воображения. Голос принадлежал Крафу, но волшебника не было видно с самого начала спасательной операции. Судя по всему, как понял двеллер, тот искал способы выяснить хоть что-то о нападении на Хранилище, но дело это требовало крайней осторожности. О существовании острова знали очень немногие маги, и все они были старинные к-друзья Библиотеки — или, по крайней мере, поправил себя Джаг, так считалось до недавних событий.

— Подмастерье, — сказал волшебник уже более резко, — ты спишь?

Под стеной стоял Краф в мантии и остроконечной шляпе и хмуро взирал на двеллера.

— Ты проснулся?

Пока толком не понимая, что происходит, Джаг вдруг испугался, что что-то случилось с Великим магистром. Он сел, свесив ноги со стены, и заметил, что присутствие волшебника привлекло внимание всех, кто оказался неподалеку.

— С Великим магистром что-то случилось? — встревоженно спросил он.

— О! — Двеллер моргнул. Потом он глянул на Библиотеку и увидел, что работа там шла как обычно. Если бы что-то случилось с Великим магистром Фонарщиком, то порядок явно был бы нарушен. Джаг снова посмотрел на волшебника. — Тогда что вы хотите?

— Поговорить с тобой, — отозвался Краф.

— О чем?

— Я не собираюсь сообщать о своих делах всем и каждому, — почти прошипел уже донельзя раздраженный волшебник.

Эти слова еще больше заинтересовали слушателей; кое-кто даже подался вперед, чтобы лучше было слышно. К Крафу, надо заметить, библиотекари относились не лучше, чем к Джагу.

С презрительным высокомерием тот повернулся к окружавшим его библиотекарям, гномам, эльфам и морякам, и посох у него в руке вспыхнул ярко-зеленым светом. Зеваки тотчас же поспешили вернуться к своим собственным разговорам, еде или работе.

Двеллер в молчаливой нерешительности сидел на стене; он не представлял себе, зачем волшебнику могло понадобиться с ним побеседовать.

— Ну же, подмастерье, — нетерпеливо воскликнул Краф.

— Я сейчас спущусь. — Джаг зашевелился, готовясь перелезть через край и спуститься по стене.

— Оставайся на месте. Я к тебе поднимусь.

Джаг посмотрел на Крафа. Стена была высотой в полтора десятка футов, влезать на нее и спускаться обратно приходилось с помощью еле заметных упоров, которые образовались из-за неровно сидящих камней и трещин в цементе, и это было нелегко даже для эльфов. Из две л л еров мало кто был на такое способен, кроме самых молодых и ловких; Джагу было тяжело подниматься по ней с грузом, пусть даже он нес всего лишь книгу. Что будет делать волшебник, он не представлял.

Краф помахал перед собой посохом, и в воздухе возник ряд гладких сверкающих поверхностей, отстоящих друг от друга на равные промежутки. Эти полупрозрачные поверхности напоминали светящиеся призраки ступеней, и по такой вот лестнице волшебник без труда поднялся наверх.

Пока он шествовал по созданной его магией лестнице, все во дворе взирали на это зрелище с открытыми то ли от изумления, то ли от недовольства ртами.

Двеллер понимал их чувства — использование магии лишний раз напомнило о недавно постигшей их трагедии и подчеркнуло, насколько волшебники отличаются от всех остальных: им-то никогда было не постичь магических искусств.

Краф на мгновение остановился наверху стены, будто не замечая провожавшие его взгляды. Он снова взмахнул посохом, и с другой стороны стены тоже возникли сияющие ступени, спускавшиеся к цветочным садам внизу.

— Следуй со мной, подмастерье, — сказал волшебник и пошел вниз по волшебным ступеням; его каблуки вышибали из них сверкающие искры. — Я хочу поговорить с тобой наедине.

Джаг поглядел вслед волшебнику, спускавшемуся по магическим ступеням на другую сторону стены, окружавшей двор Библиотеки, и тревога проникла во все его поры, как светлячковый сок в заевшем замке. Глянув на Крафа, двеллер с естественной боязнью как магов, так и всего магического тоскливо подумал, что непременно закончит день жабой, прыгающей по тропинкам цветников Библиотеки.

Он поднялся, чувствуя, как дрожат его ноги, взял дневник и пенал с письменными принадлежностями и осторожно поставил ногу на слабо видимые мерцающие ступени. Поверхность их оказалась на удивление твердой, и он рискнул ступить на верхнюю всем весом.

— Идем же, подмастерье, — нетерпеливо окликнул его Краф, уже наполовину спустившийся вниз.

Джаг собрал все свое мужество.

— Хотелось бы знать, что все это значит, — сказал он, со стыдом заметив, что как он ни старался заставить свой голос звучать уверенно, тот слегка срывался.

— И мне тоже. — Добравшись до земли, волшебник шагнул на тропинку между цветущими кустами, которые были выше даже его остроконечной шляпы.

Цветники вокруг северной, восточной и западной стен Библиотеки были разбиты не просто для услаждения взора. Шипы и толстые ветки цветущих кустов не позволяли лошадям и другим животным подойти слишком близко.

С внешней стороны сады вообще были практически непроходимы — деревья, лозы и кусты росли так близко, что сплетались в единую изгородь. Ухаживали за садами эльфийские стражники, направляя их рост как трудом своих рук, так и специальными магическими заклинаниями.

Для прогулок библиотекарей и гостей Хранилища Всех Известных Знаний была открыта внутренняя треть садов, которой зарастать не позволяли. Сады там были украшены скамьями из искривленных деревьев, фонтанами и бассейнами, вытекавшими из природных источников и резервуаров со стекавшей с гор водой, а также копиями статуй с сотни разных площадей в разных городах и странах, когда-то существовавших на материке до Переворота.

Двеллер добрался до подножия магических ступеней и почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки. Когда он оглянулся, то увидел, что мерцающие ступени исчезли. Пути назад не было.

— Я поговорил с твоим другом, подмастерье, — сказал Краф, не оборачиваясь. Он шел, сложив руки за спиной и держа посох под мышкой, и только изредка поглядывал на Джага, покачивая при этом шляпой.

Вот так вот походя волшебник подчеркнул, что в библиотеке у двеллера друзей не было, и Джага это задело. Краф явно имел в виду Рейшо. Молодой моряк вернулся в Рассветные Пустоши только этим утром, и обратно в Библиотеку его не ждали до следующего дня.