По окончании войны возвратился обратно в Пограничную стражу и был одно время в Новороссийске.

С начала этой войны Ф.Ф.Тютчев находился в тылу, но это его не удовлетворяло, и по просьбе его он был прикомандирован к доблестному пехотному Орловскому полку, в рядах которого и заслужил Георгиевское оружие.

Когда же стали формировать из частей пограничной стражи Конный полк, Федор Федорович перешел туда и служил с великим отличием, пока недуг не свалил его.

Оправившись, он вновь поехал на поле брани, но пал, сраженный смертельно не в бою, а по причине болезни, развившейся вследствие ранения.

Подпоручик Лейб-гвардии Кексгольмского полка Алексей Александрович Павлов, потомственный дворянин, уроженец г. Варшавы, православный, родился 28 января 1892 г. По окончании Тифлисской гимназии, в 1910 г. поступил в Павловское военное училище, каковое и закончил в 1912 г. старшим портупей-юнкером с назначением в Лейб-гвардии Кексгольмский полк.

Георгиевское оружие подпоручиком Павловым было получено за славное дело, о котором он повествует так:

«Вечером 17 декабря 1914 г. я со своей ротой находился в полковом резерве, в составе своего батальона, при деревне Калень. Около 11 часов ночи мною было получено распоряжение выступить совместно с 5-й ротой на участок другого батальона нашего полка, где и поступить в распоряжение командира батальона, капитана Редзько. В лесу я перестроил роту рядами и, разведя шеренги по обочинам дороги, двинул ее вперед на открытое место. В нескольких сотнях шагов нам предстояло перевалить через бугор, освещенный заревом горевшего поблизости фольварка. Быстрым шагом, не дав противнику возможности направить на себя огонь, мы благополучно миновали бугор. Далее пришлось идти задами деревни Конопница, которую неприятельская артиллерия сильно обстреливала бомбами и шрапнелью. Вскоре я принужден был положить роту, так как выступившая с нами и шедшая впереди 5-я рота остановилась и легла. Здесь я передал командование младшему офицеру, а сам в сопровождении проводника отправился к командиру батальона, в распоряжение которого поступал. В батальоне я получил приказание идти дальше и атаковать окопы противника. Бегом продвинувшись на указанное место, я развернул три взвода в густую цепь, а четвертому приказал идти развернутым строем за серединой роты, и скомандовал «вперед». Едва рота двинулась с места, как противник открыл огонь. Зарево пожара ярким светом заливало открытое место, предоставляя неприятелю возможность следить за нашим передвижением. В это время я потерял проводника. Немцы развили ураганный огонь. Ослепленный сильным заревом, я двинулся на удачу, не видя перед собой противника и не зная даже приблизительно расстояние до него. Люди не отставали. Внезапно я очутился на какой-то насыпи и увидел перед собой внизу канаву, сообщающуюся с неприятельским окопом. Канава и окоп были заняты противником. В этот момент я был ранен пулей в кисть левой руки. Не теряя времени, я, крикнув «ура», бросился с шашкой на неприятеля, пытавшегося выбраться из канавы. Идя по насыпи, я сверху рубил сидящих в окопе немцев. В то же время бой разгорелся по всему фронту роты. Я видел, что немцы ослабели под нашим ударом: некоторые подымали уже руки вверх, но и их закалывали рассвирепевшие солдаты, остальные искали спасения в бегстве. Вскоре окоп был занят моей ротой. Я хотел начать преследование бежавших немцев, но внезапно почувствовал сильную боль в левом паху, вслед за тем упал в канаву и потерял сознание. Очнувшись и подняв голову, я услыхал немецкую команду «смотреть влево», а в нескольких шагах от себя увидел окоп, снова занятый неприятелем. Немцы находились в состоянии возбуждения и опьянения. Не выпуская из рук шашки, я осторожно пополз в обратную сторону. Вскоре впереди себя я увидел немецкого часового с винтовкой, который, приняв меня за своего, окликнул: «Камрад!» Я ему не ответил. Темнота спасла меня. Продолжая пробираться дальше, я подполз вплотную к часовому. Немец нагнулся ко мне. Воспользовавшись удобным моментом, я сильным ударом шашки ткнул его в горло. Он схватился руками за лицо, захрипел и упал. Покончив с часовым, я снова почувствовал слабость. Боль и потеря крови совершенно обессилили меня. Прислонившись к трупу врага, я впал в забытье и затрудняюсь сказать, сколько времени оставался в таком состоянии. Как я добрался до своих и что было потом, помню плохо.

Впоследствии я узнал, что наши разведчики наткнулись на меня и на заколотого мною немца и, приняв меня за мертвого, решили не брать тело мое с собою; к счастью я застонал и это меня спасло. Устроив носилки из развернутой шинели, они бережно донесли меня до перевязочного пункта, где мне оказали первую помощь».

90-го пехотного Онежского полка капитан Николай Андреевич Сытинский, уроженец Нюландской губернии, происходит из купеческой семьи, родился 4 августа 1871 г. Воспитывался в Гельсингфорской Александровской гимназии, а по окончании 5-и классов в 1888 г. поступил на военную службу вольноопределяющимся в 90-й пехотный Онежский полк. Из полка Николай Андреевич был командирован в Виленское пехотное юнкерское училище, по окончании выпущен подпрапорщиком в свой же полк.

Н.А.Сытинский участвовал в русско-японской войне, будучи штабс-капитаном. В 1911 г. произведен в капитаны, а теперь командует 11-й ротой, и за славный бой 26 августа 1914 г. пожалован орденом Святого Георгия 4 степени.

Капитан Сытинский, сроднившись со своим полком и отдав лучшие молодые силы строевой службе, вместе с тем нашел время и для литературы и написал ценный труд — историю Онежского полка. С большой старательностью добывал он из под вековой выли архивов сказания о славных подвигах героев-однополчан. По справедливой случайности ему самому ныне пришлось стать украшением в истории новейших дней, ибо за свои подвиги он награжден боевым отличием храбрых — орденом Святого Великомученика Георгия 4-й степени. В Высочайшем приказе о его подвиге говорится следующее: «По удостоению орденской Георгиевской думы присужден орден Святого Георгия 4-й степени капитану Николаю Сытинскому за то, что в бою 26-го августа 1914 года при взятии сильно укрепленной позиции захватил с боя два неприятельских пулемета».

Конечно, эта краткая официальная реляция не рисует той яркой картины, которая была на самом деле. И, не смотря на то, что капитан Сытинский красноречиво описывал в своем историческом труде подвиги однополчан, там, где касалось выяснения его личных подвигов, уходил в себя и становился крайне неразговорчивым. И поэтому только с большим трудом удалось установить некоторые подробности того славного дела, за которое ему была пожалована высокая боевая награда.

Обстоятельства этого дела следующие. Утром, на рассвете 26-го августа 1914 г. из штаба полка доставлено было приказание командиру 11 — й роты капитану Сытинскому выбить австрийцев, занявших опушку рощи и окопавшихся. Утро было слегка холодное, воздух чист и прозрачен, а потому противника было легко высмотреть. Время было тяжелое, последние несколько дней люди почти не спали, но тотчас, получив приказание, все подбодрились, сознавая всю серьезность наступавшего момента. Капитан Сытинский обратился с краткой речью к своей роте, причем речь его, как полкового историка, произвела глубокое впечатление на солдат. Тронулись вперед, поползли. Сначала противник не заметил, но потом открыл усиленный ружейный и даже артиллеристский огонь.

Дело разгорелось вовсю. Онежцы не останавливались, несмотря на сраженных сотоварищей. Доблестная рота делала свое великое дело спокойно, без замешательства. Пришла решительная минута, и тогда капитан Сытинский поднял роту и бросился в атаку на врага, идя сам в первых рядах.

Цель была близка, окопы уже заняты, всюду шел жестокий рукопашный бой, но в это время пуля поразила доблестного командира в правый бок. Несмотря на свою рану, он продолжал руководить атакой, и скоро блестящее дело было успешно завершено. Австрийцы были выбиты из окопов, и опушка леса осталась за нами. Тут Сытинский лишился сил и упал. Еще во время боя капитан Сытинский видел, как рядовой его роты Ермолаев захватил австрийский пулемет, из которого стрелял неприятельский офицер, хладнокровно нанося громадный вред атакующим. Ермолаев подбежал к самому пулемету, опрокинул его плечом, прикладом же своего ружья размозжил голову неприятеля и захватил эту «адскую шарманку», как ее часто называют солдаты.