Георгиевский крест 2-й степени Морозов получил за дело 6 марта 1915 г., когда в бою под деревней Еднорожцы (Плоцкой губернии) 11 — я рота Лейб-гвардии Литовского полка получила приказание выбить немцев из окопов. Ротный командир, поручик Заремба-Ралевич поднялся, пошел делать распоряжения, но был ранен, и командование ротой временно перешло к Морозову. Он отправил на перевязочный пункт ротного командира, а затем, получив ножницы и ручные бомбы, по приказанию начальства атаковал окоп влево от леса, чтобы дать возможность 4-й роте взять немецкий окоп. Поддерживая все время связь с Лейб-гвардейским Петроградским полком, Морозов во главе 11 — й роты атаковал немецкий окоп и стал резать проволочные заграждения, после чего 4-я рота, поддержанная огнем 11 — й роты, захватила неприятельскую позицию и два пулемета.

Свою главную награду — Георгиевский крест 1 — й степени (Удостоверение адъютанта запасного батальона Лейб-гвардии Литовского полка от 25 ноября 1915 г. за № 17847) — Морозов получил за бой 19 мая 1915 г. при деревне Халупки Хатенецкие, около речки Шкло, правее Перемышля.

Отряду наших войск, в состав которого входил и Лейб-гвардии Литовский полк, было приказано взять занятую неприятелем австрийскую деревню, название которой Морозов не помнит. Место было совершенно открытое. Когда 3-й и 4-й батальоны Лейб-гвардии Литовского полка находились от противника на расстоянии 3000 шагов, по ним был открыт ураганный артиллеристский огонь, и в связи с незнанием местности, нашим батальонам пришлось остановиться.

Морозов с тремя нижними чинами вызвался добровольно в разведку, целью которой было выяснить расположение противника и обследовать проволочные заграждения, а также снять схему неприятельских окопов и узнать наиболее слабые места в расположении сил неприятеля, чтобы дать возможность нашим войскам атаковать их с наименьшими потерями. Ввиду того, что место было совершенно открытое, Морозову пришлось эти 3000 шагов проползти среди яровых хлебов, не имея возможности подняться, под угрозой быть немедленно убитым. Морозов оставил своих спутников за 200 шагов от неприятельского расположения, а сам подполз как раз к проволочному заграждению, находившемуся в 20 шагах от вражеского окопа.

Тут Морозов увидел, что вместо пяти рядов заграждения, как это казалось издали, был обмотан проволокой только один первый ряд, в то время как на горе, находившейся слева, против участка Таганрогского полка, было действительно 5 рядов колючей проволоки. Справа, между соседними неприятельскими окопами был прорыв, где торчали колья в 5 рядов, необмотанные проволокой.

Морозов снял схему, направление обоих окопов и убедился, что здесь были действительно германцы, а не австрийцы, как предполагали ранее. Германцы все это время поддерживали частый огонь по нашей цепи и, таким образом, Морозов находился в зоне обстрела. Когда он выполнил свою задачу и хотел возвращаться назад, уже наступили сумерки, немцы прекратили огонь и выставили секреты по углубленной дороге, проходившей вправо от Морозова шагах в 50-и. Секреты эти были расставлены один от другого примерно в 20 шагах, причем все они оказались в тылу от Морозова. Было тихо и ползти назад было очень трудно, так как приходилось лавировать между секретами, чтобы доставить к своим собранные разведкой важные сведения. В пяти шагах от Морозова прошла смена, и ему пришлось лежать без всякого движения, чтобы не выдать себя. В течение двух часов Морозов полз между секретами, находившимися от него в 10 шагах, выбирая моменты, когда немецкие солдаты двигались или разговаривали.

Миновав, таким образом, неприятельские секреты, Морозов присоединился к своим трем товарищам, находившимся в 200 шагах от неприятельских окопов. Когда они вчетвером поднялись и пошли по направлению к своей части, немцы их заметили и открыли по ним частый ружейный огонь, поэтому им пришлось залечь и снова ползком пробираться к нашему расположению. Все четверо оказались невредимы, только у Морозова была пробита фуражка. Когда сведения были доставлены ротному командиру и сообщены командиру полка, приказано было атаковать германский окоп, причем Морозова назначили идти в первой линии и указывать путь. Он провел роту по канаве без всяких потерь до расстояния 200 шагов от противника, где 11 — я рота развернулась и установила связь слева с Таганрогским полком, а справа — с 9-й ротой Лейб-гвардии Литовского полка. Одновременно оба полка поднялись и бросились в атаку, причем Морозов, зная место прорыва неприятельских окопов, ворвался в этот прорыв со своей ротой и фланговым огнем стал обстреливать противника слева, а 9-я рота — справа. Не ожидавший нападения противник оставил окопы и отошел на следующую оборонительную линию, находившуюся шагах в 700.

Но это был не последний подвиг Морозова. 5 сентября 1915 г. при реке Вилии завязался большой бой, во время которого Морозову, командовавшему полуротой, удалось отбить 2 пулемета и взять 7 пленных. Будучи ранен в левое плечо, Морозов энергично преследовал отступавшего неприятеля, пока не лишился сознания от потери большого количества крови.

Вместе с отбитыми им пулеметами Морозов был представлен командиру полка, который расцеловал его, благодарил за примерную и молодецкую службу, и обещал представить к следующей награде. Затем Морозов был отправлен в Петроград и помещен на лечение в лазарет.

Утром 5 декабря 1914 г. Государь прибыл в Новочеркасск, столицу Войска Донского. До завтрака Государь посетил два госпиталя.

В дворянском госпитале Государь подошел к раненому уряднику 52 Донского полка, Никите Устинову и спросил, где и как он ранен. Тот доложил: «В Карпатских горах. Уже мы в долину Венгрии спускались. Наша полусотня, с есаулом Иловайским, в атаку ходила на две роты. Нас было 43 человека. Мы их почесть всех перерубили. Тут под командиром лошадь убили, и я принял командование и пошел дальше. Только мы на окопы нарвались; под пулемет попали. Нас всех почесть перебили. Остались живыми четверо, да есаул Иловайский. Я, раненый, в план попался. Немцы меня кололи штыками, да офицер удержал своих, спас меня. Меня перевязали и отправили в госпиталь. А через пять дней наши пришли. Прогнали немцев, а меня сюда препроводили».

Государь поблагодарил казака, повесил ему Георгиевский крест и пожелал скорее поправиться.

25 января 1915 г., в воскресенье, Государь был у обедни, после чего обходил свой Казачий полк. Расспрашивал о подвигах, жаловал награды. Подойдя к красавцу уряднику 5-ой сотни Семену Маслову, Государь спросил, за что он получил первый Георгиевский крест.

— За атаку на эскадрон 13-го Уланского Прусского полка, Ваше Императорское Величество. — Как это было? — спросил Государь. — Это было, Ваше Императорское Величество, 29 октября 1914 года. Рано утром, мы, 11 человек вызвались охотниками произвести разведку. Был густой туман. Шли осторожно и наткнулись на немецкий разъезд. Но все-таки мы сомневались: они, или наши?

До них шагов двести, стоят кучей, а туман большой. Я послал казака узнать. Тот вернулся и говорит: «не сумлевайся, Семен, это немцы». Только мы это разговариваем, а туман-то открылся. Мы — в сторону, и по лощине, за пригорком, стали обходить немцев.

Навстречу попался жид. Мы его обыскали. Видим у него немецкая пропускная марка. «Ты ведь наш житель, так почему же тебя немцы так обожают, что даже марку дают пропускную?» Жид смутился. Дальше — больше. Упал на колени, говорит: «они меня послали узнать, сколько здесь войска стоит». Ну, мы тут, значит, его и зарубили.

Затем встречаем польского пана. Он сам бежит к нам. «Здесь, говорит, за леском, коней сто немецких стоит, а около них спешенные уланы». Видим, что дело начинается серьезное. Стали отходить, а за нами — немецкий эскадрон. Так дошли до деревни. Тут мы спешились, передали коней крестьянам-полякам. Те ничего, не бегут, держат лошадей. В деревне мы нашли наших пехотных солдат. Составилось нас 17 человек. Устроили засаду, залегли вдоль забора по халупам. Смотрим: немцы выслали разъезд из трех человек, а за ним по шоссе весь эскадрон идет.