Нет, это какое-то проклятье: коль на роду написано... Дважды обжегся, женоненавистником стал будь она неладна, эта эмансипация. Хватит, никаких отклонений: свобода так свобода. И вдруг встречаю женщину... Ум, обаяние, женственность...

Послушайте, Людмила Михайловна, мы ведь с вами взрослые люди — не дети. Зачем нам ссориться? И при чем тут эта ваша мифическая биоплазма? Вы же прекрасно понимаете, что три с половиной тысячи километров отделяет меня не от темы, а от вас. Ну неужели это не ясно? О господи... Будьте человеком. Ну, прошу вас...

Г. Л.»

«Что мне вам ответить, Геннадий Александрович? Я тоже обожглась однажды — вы знаете. Возможно, поэтому я и хочу — сама понимаю — невозможного. Но как говорил ваш любимый Шоу: «Если бы научала опытность, то камни лондонских мостовых были бы умнее самых мудрейших людей». Видно, так я и не научилась делить себя на части: богу богово, как вы говорите, а кесарю кесарево. У меня все богово: Извините меня.

Л. К.».

«г. Москва, журнал «Мысль и труд», писателю

тов. Лаврову Геннадию Александровичу.

Глубокоуважаемый Геннадий Александрович!

В прошлом месяце я поставил перед вами ряд вопросов. А именно: у меня есть ряд идей и изобретений, которые, как я понимаю, составляют большой народнохозяйственный интерес. Я считаю, что эти идеи и изобретения, часть из которых уже внедрена в народное хозяйство и приносит огромную (в миллионах рублей) прибыль стране, а другая часть хранится пока в виде авторских свидетельств, могут и должны, заинтересовать ваш журнал «Мысль и труд». Поэтому прошу вас переговорить с вашим начальством, и я готов выехать в Москву, чтобы продемонстрировать свои изобретения и идеи лично в редакции, перед Главным редактором. Для этого нужен официальный вызов из редакции.

С глубоким уважением!

В. Гринеев, инженер-изобретатель.

26.XII.73 г.

P. S. Если мне будет гарантирована публикация в вашем журнале, готов выехать, в Москву за собственный счет — в счет будущего гонорара».

«Алатау, Средне-Азиатский университет, лаборатория биофизики,.

Кореневой Людмиле Михайловне.

С днём рождения! Счастья вам — огромного, здоровья — столетнего... И всего остального. Лавров».

«Москва, редакция журнала «Мысль и труд»,

Лаврову Геннадию Александровичу.

Поражена, ошеломлена, потрясена. Но как вы узнали?! Камни лондонских мостовых, конечно, умнее. С Новым годом! Будьте счастливы. Ваша Л. К.».

«Людмила Михайловна, дорогая моя! Как я рад за вас — правда! Читали? «Достижения квантовой электроники также начинают широко применяться в медицине... Открываются широкие возможности применения лазеров в терапевтических целях». Это о вас? О применении эффекта «красного резонанса» в медицине? Сам министр здравоохранения СССР! Академик!! В самой «Правде»!!!

Несусь сломя голову в редакцию — Гоше Димову «статью под нос. Даешь репортаж в номер!

Ваш и только ваш — Г. Л.».

«г. Победный, Украинская, 27, т. Гринееву В. С.

Уважаемый Владислав Семенович!

Вы передо мной действительно поставили уйму вопросов. Пытаюсь ответить хотя бы на те, которые для меня бесспорны.

1. С глубоким уважением отношусь к вашему таланту изобретателя. Изобретательскими делами занимается журнал «Изобретатель и рационализатор».

2. Мое начальство знает, что первым идею биоплазмы высказали вы.

3. Остерегайтесь ложного знания: оно, опаснее невежества. (Впрочем, это до меня сказал уже Бернард Шоу.)

4. С новым годом! Здоровья вам и новых творческих успехов.

Г. Лавров. 1.1.74 г.».

«Срочная. Алатау. Средне-Азиатский университет.

Лаборатория биофизики. Людмиле Кореневой.

Вылетаю сегодня, пятого. Рейс 615. Забронируйте место в «Дарьотеле». Репортаж в номер о «красном резонансе». Лавров».

«Дорогой мой! Вернулась из аэропорта домой, я такая вдруг напала... Нет, не знаю, как назвать это, — полное безразличие, что ли... Лечь бы и лежать с закрытыми глазами, перебирая в памяти каждую минуту этих сумасшедших четырех дней!.. А с кресла на меня наивно-вопрошающим взглядом поглядывает твой... Генуля. Глупо, правда? Я, когда сталкиваюсь вот с такой же безотчетно-безоглядной женской слепотой ко всему на свете, кроме одного, удивлялась безмерно: ну до чего же женщины глупые существа! И вот — пожалуйста: сама такая же, оказывается. А твой Генуля смотрит на меня насмешливо: эх ты, нюня!..

Нет, но ведь это все надо было видеть собственными глазами! Возвращаемся мы из кафе после праздничного ужина, часов в десять вечера, а вахтер у входа в лабораторный корпус встает перед нами и вопрошает грозно: «А нет ли среди вас товарищ Кореневой?» — «Я, — говорю ему. — А в чем дело?» — «А дело в том, товарищ Коренева, что мне из-за вас уже телефон прямо оборвали — звонят и звонят. Езжайте немедленно в аэропорт и обратитесь в справочное бюро».

Знаешь, у меня мгновенно сердце в пятки: мама. Мама у меня сердечница, ужасная стенокардия. И даже не подумав, какая тут может быть связь между моей тревогой за маму и справочным бюро аэропорта, я выскочила на улицу, остановила такси и понеслась, ругая себя на чем свет, что так давно не писала родным, что вообще уже не была в Семиречье целую вечность. Представляешь мое потрясение, когда в ответ на жалобно-тоскливое: «Я — Коренева, из Средне-Азиатского университета», мне через стеклянный барьерчик подают гигантского рыжего медведя! «Из Москвы. Экипаж московского рейса доставил. Примите и наши поздравления с днем рождения». Это уже улыбающаяся сотрудница из справочного. И знаешь, она это сказала таким голосом (или это у меня такая обалдевшая была физиономия?), что стоявшие в очереди за мной пассажиры захлопали в ладоши. А у меня ноги словно приросли к полу — ни шагу не могу сделать: душат слезы, держу я твоего рыжего медведя и ничего, ровным счетом ничего не могу сказать — поблагодарить в ответ.

Не помню уж — сама отошла или меня отвели к креслу в зале ожидания... Пришла немного в себя, давай оглядывать медвежонка, а он такой славный, ну такой умильный!.. Не выдержала — поцеловала. Прямо на глазах у всей изумленной публики. И когда ехала домой — тоже все на нас с Генулей глаза таращили. Где ты только откопал такую прелесть? И вообще — как ты узнал о дне рождения? Теперь-то я знаю, а тогда... Даже в голову про телефон не пришло.

И вот, сидим мы с Дарьей, уже, наверное, второй час ночи, чай распиваем, Дарья, конечно, пирог по случаю моего рождения испекла, и Генуля третьим за нашим столом, и бутылочка Дарьиной яблочной наливки. И вдруг Дарья возьми да и огороши меня: «Значит, гость будет? Тот самый москвич? Ну и хорошо. А то ты у меня, Милочка, вся уж иссохлась».

Я, конечно, на нее накинулась — с чего вы взяли, да как не стыдно!.. А сама, чувствую, до ушей покраснела. И вот — словно накликала: день я сама не своя — жду телеграммы, второй, третий... Не веришь, Новый год дома просидела — никуда не пошла. Даже Дарья и та ушла к приятельнице. А я так и просидела в одиночестве. Но нет, не совсем уж в одиночестве: сначала со мной был Генуля и мы с ним беседовали... Смешно, правда? Как посмотрю на себя со стороны... Ну и пусть — смешно. Даже выпили с Генулей немного по-московскому Новому году. Я тебя в этой суматохе так и не спросила: а ты-то сам как встретил Новый год? Впрочем, в Москве это не проблема. А у нас, в Алатау... И вдруг, я уже совсем собралась спать, вваливаются Антон с Татьяной — были у кого-то в гостях, поехали домой и вспомнили обо мне. И я им очень благодарна, потому что одной все же, сам понимаешь, немного тоскливо в новогоднюю ночь.