— Я ее не хочу! — негромко, но решительно ответила Нэн.
— Ты должна ее взять! — так же настойчиво ответил он.
Нэн видела, что спорить с ним бесполезно. Хорошо, она возьмет ее и спрячет на дне платяного шкафа.
Но закончив для Краба отчет о прочитанной книге, Нэн не сдержалась, забралась в шкаф, достала сверток и развернула свитер, в который была укутана гостиница. Модель ее одновременно пугала и притягивала. Наконец, почти вопреки желанию, она поставила ее на столик у кровати. Если бы только она не казалась такой реальной!
Ей хотелось от нее спрятаться. Но она обнаружила, что не может. Позже, уже лежа в кровати, сонная, она отвернулась. Нэн хорошо знала, что гостиница здесь, но она не будет на нее смотреть!
ДЖЕНТЛЬМЕНЫ
— Нэн!
Вначале голос доносился издалека, приглушенно.
— Нэн!
Она открыла глаза и села в кровати. Но это не ее кровать. В сером полусвете потолок сильно наклонен в одну сторону, и в этой стене, почти на уровне пола, маленькое оконце.
— Нэн! — В дверь рядом с постелью сильно застучали.
Должно быть, она проспала. Это ее зовет Эмми и… Нэн выбралась из-под одеяла и негромко ахнула, когда коснулась голыми ногами ледяных досок пола.
— Иду, — отозвалась она. Схватила первую нижнюю юбку, надела через голову и крепко завязала поверх рубашки, которую носила днем и ночью — в качестве пижамы. Потом вторая нижняя юбка, более плотная, и наконец шерстяное платье. Сначала она забралась в платье и только потом вытащила из-под кровати толстые шерстяные носки, которые связала сама, и сунула ноги в тяжелые неуклюжие башмаки.
Вода, которую она на ночь оставила в миске, у края затянулась ледком, а дыхание вырывалось белым паром. Нэн протерла лицо краем мокрой тряпки, расчесала волосы и заколола под чепцом. Остается передник. Завязывая его, она спускалась по узкой лестнице к теплу кухни.
Кук была раздражена: у них три гостя пережидают непогоду. Нэн придется тащить большие тяжелые медные кувшины с горячей водой — от них ноют плечи, — а потом относить леди горячий шоколад. Только бы тетя Пруденс не узнала о ее опоздании! Неужели ей так повезет?
— Ты едва не опоздала, девчонка!
Кук гремела посудой, как всегда, когда сердится. Нэн даже не пыталась извиняться. Кук все равно не станет слушать. Эмми скорчила рожу и предупредительно покачала головой. Тети Пруденс не видно. Хоть в этом повезло.
Эмми уже налила горячую воду из большого котла в кувшины. Нэн знала, чего та ожидает за свою помощь: порцию бекона из завтрака Нэн. Эмми всегда в чем-то опережает ее.
— Оленихе и Единорогу, — без всякой необходимости сказала Кук, просто чтобы показать, что здесь командует она.
Нэн кивнула. Пар от воды в кувшинах обжигал пальцы. Она покрепче ухватилась за ручки и пошла наверх по кривой лестнице, которой пользовались слуги.
В «Благородном олене» есть пять номеров, где можно остановиться на ночь. В старину в них останавливались по несколько человек. Сейчас у джентри другие обычаи. Конечно, слуга каждого джентльмена спит на полу на матраце, а в номере леди ночует ее служанка.
Как бы осторожно ни шла Нэн, немного воды переливается через край кувшина. Придется потом ее подтирать. Она поставила по кувшину у каждой двери с рисунком (нарисованы были застывшая олениха и скачущий единорог), постучала и вернулась в кухню, только услышав раздраженный ответ изнутри.
Кук суетилась у подноса с лучшим фарфором, ставила чашки, блюдца и кастрюльку с шоколадом. Но еще не наливала горячий напиток.
— Пока это еще не нужно, — она говорила скорее сама с собой, чем обращалась к девушкам. — Ни одна мисс не раскроет глаза, пока солнце не поднимется высоко. Не глазей на меня, девчонка, — обратилась она к Нэн. — Хозяйка ждет свой чай с хлебом в маленькой гостиной. Нарежь хлеб потоньше, никаких ломтей, какие едят пахари.
Нэн вытерла руки о край фартука и взяла белую буханку. Белый хлеб предназначен только для гостей и для тети Пруденс. Нэн слегка нервничала. Легко отрезать ломоть чуть шире или уже, чем нужно. В любом случае ее ждет выговор. И нужно помнить, что ее ждет не тетя Пруденс, а хозяйка Сэмпсон.
Не каждая женщина сумеет управлять такой большой гостиницей, как «Благородный олень». Госпожа Сэмпсон унаследовала ее от своего отца, Сэма, и превратила в хорошее место для ночевки. Когда дворяне едут в Рей или из него, обязательно останавливаются здесь.
Нэн положила три куска хлеба на тарелку с таким же рисунком, что и чашка с шоколадом, добавила кусочек масла, которое сама сбила два дня назад, еще поставила блюдце с вишневым джемом и чайную ложечку. Чай госпожа заварит себе сама, она держит его под замком в коробке.
Неся поднос со всей осторожностью, на какую способна, Нэн пошла по коридору. Ничего хуже, чем выронить поднос и разбить фарфор, с ней случиться не может. Хоть она и дочь сестры хозяйки, но горько пожалеет о своей ошибке.
Тетя Пруденс двадцать раз в день говорит, как ей повезло, что она может жить в «Благородном олене» — после того что случилось в Тилсворте. Нэн плотно поджала губы и постаралась не вспоминать.
Но сделать это было нелегко. Она снова видела высоко взметнувшийся огонь, слышала крики мужчин, которые выводили животных из амбара. Потом занялся дом — и теперь от него ничего не осталось, кроме ямы от погреба, вокруг которой растет шиповник, словно скрывая уродство. Папа — он той ночью сильно простудил легкие. И умер меньше чем через неделю. Мама — они с Руфью вернулись к бабушке, а земля — Джон ее продал. Он сказал, что не собирается рисковать и кончить жизнь так же, как папа.
Джон ругал папу, и мама сказала, что больше не хочет его видеть. И все потому что папа соблюдал закон и не хотел помогать «джентльменам», позволяя им ночью пользоваться своими лошадьми.
Джон говорил, что нет вреда в том, что действуешь вопреки плохому закону, эти законы слишком тяжелы для бедняков. Если и есть те, кто действует незаконно — вроде «джентльменов», которые доставляют товар, доступный по цене бедным людям, — то они делают добро.
Но папа — он говорил, что закон есть закон. Вначале он приютил подстреленного налогового агента, которого оставили умирать. «Джентльмены»-контрабандисты прикололи к двери предупреждение. Но когда им понадобились лошади, папа сказал «Нет». Джон говорил, что они считают, будто папа доносит королевским людям. И поэтому Тилсворт подожгли, а ко всем Мэллори, кроме Джона, те, кто поддерживает контрабандистов, стали относиться как к предателям.
Тетя Пруденс — она старшая мамина сестра и никогда не была замужем. Говорят, она решила никакому мужчине не позволять управлять собой и «Благородным оленем», который оставил ей отец. Она приняла Нэн, сказала, что та уже достаточно большая, чтобы быть полезной, но следила, чтобы племянница отрабатывала свой хлеб.
Нэн постучала в дверь и вошла, поставила поднос на стол и сделала реверанс. Тетя Пруденс взглянула на серебряные часы, которые висели у нее на поясе.
— Ты опоздала. Опоздание — это растрата времени, а время — деньги.
Нэн знала, что отвечать не следует. Это она поняла очень быстро после появления здесь. Тетя Пруденс критично разглядывала хлеб.
— По крайней мере нарезала правильно. — Говорила она таким тоном, словно ей не хотелось это признавать. — Ладно, можешь идти… У тебя должно быть много работы.
Нэн снова присела.
— Да, госпожа.
— Так займись ею.
Нэн торопливо направилась на кухню. Если не вернется вовремя, Эмми съест всю ее порцию бекона.
— И вот он держит полный кулак жира и никакого пони!
Громкий смех заполнял кухню. Перед огнем спиной к нему стоял Джошуа, старший конюх; он раздвинул полы своего жакета, чтобы согреть заднюю часть кожаных брюк. Кук, с гораздо более любезным выражением, наливала ему кубок, а Эмми сидела на стуле, ела с тарелки на коленях и слушала, широко раскрыв глаза.
Но когда Нэн вошла, Джошуа неожиданно перестал смеяться. Он недовольно посмотрел на нее, хотя продолжал широко улыбаться.