— Тот, кто ошибается при выборе человека на важный пост, сам совершает смертельную ошибку. И он больше не достоин быть тем, кому можно доверить охранять трон.

Именно поэтому этот недостойный слуга должен быть по праву лишен незаслуженных им почестей и наград, которые получил в прошлом, равно как и поста, занимаемого им и кроме того его следует должным образом наказать за ошибки, со вершенные им при неправильном, использовании власти.

И хотя его офицеры и начали громко протестовать, Чуко Янь не изменил ни одного из этих своих высказываний, добавленных к рапорту, который он подписал «первый министр» и отправил затем императору.

Сначала император возражал. Однако Чуко Янь был непоколебим в своем решении и настаивал, что он больше не соответствует своему посту, так как совершил фатальную ошибку, избрав Ма Су своим главнокомандующим. Император почтил такую искренность, которая, как говорят, чаще встречалась в былые дни, когда люди имели более чистые души, поэтому, хотя он и принял отставку Чуко Яня с поста первого министра, тем не менее оставил его во главе армии, со всеми прежними правами и обязанностями. И все продолжали высоко отзываться о Чуко Яне как о мудром и уважаемом человеке.

И вот тогда-то Дремлющему Дракону и посвятили песню, где было сказано о нем:

«Дремлющий дракон» — эти слова прозвучали в темной комнате с таким шипением, словно сам дракон произнес их.

Однако дракон мирно спал на столе, полузакрыв глаза. Он был точно таким, как на мече Чуко Яня. Хотя цветом тот скорее походил на серебристого, потому что был выгравирован на стальном клинке, в то время как этот дракон сверкал солнечными бликами не хуже императорского Желтого Дракона, как на знамени Сына Неба.

Сын Неба! Как же много времени прошло с тех пор, как в Китае правил последний император. Ким, едва касаясь, провел пальцем по телу желтого дракона. Кусочки сошлись так плотно, что он едва мог видеть места, где те соединялись. Картинка-загадка завершена.

Драконы… мальчик внимательно осмотрел свернувшегося кольцами серебристого дракона на крышке коробочки, синего на ее дне, красного и желтого по краям. Что если они — Сиг, Рэс, Арти — тоже видели в сновидениях драконов?

Но больше всего его притягивал к себе Шуи Мин Лунь. Ким снова ощутил ту слабость, которая охватила все тело, когда он скакал вместе с Ма Су и Вень Пенем, а потом возвращался с картой и рапортом. Он снова познал страх, от которого сохло во рту, когда руки становились потными, держась за рукоять вложенного в ножны меча, когда он стоял рядом с министром и наблюдал за Ссумой и его офицерами, скакавшими к городской стене.

Не оправдывайтесь, смело принимайте на себя вину за ошибки сделанных вами выбора и действий — этому он научился у Чуко Яня. И вся та длинная фраза, сказанная министром, слово за слово пришла ему на память.

А что делал Ким все эти дни после переезда сюда, когда начал ходить в новую школу? Чувствуя себя потерянным и одиноким, он винил во всем этом школу — она оказалась слишком большой, здесь училось слишком много незнакомых ему людей, а также родителей — за то, что они переехали… винил всех, кроме самого себя. Никто не станет ходить за ним, просить его, Кима Стивенса, стать другом. Он может продолжать упорствовать в этой ошибке, думая, что он прав, как думал и Ма Су, — или же постараться последовать тропой Дремлющего Дракона.

Чуко Янь использовал силу своего ума и одержал вместо поражения триумфальную победу. Перед будущим можно предстать разными путями: как Чуко или как Ма Су. И теперь мальчик точно знал, какой путь он выберет для себя. Внезапно, всего на несколько мгновений, он снова стал Мути; сложив руки вместе, что показалось правильным и соответствующим этому моменту, он почтительно поклонился желтому дракону.

— Тысяча, тысяча благодарностей, великий и уважаемый бог, — произнес он на гонконгском наречии, которым не пользовался уже долгое время. — То, что ты милостиво указал своему недостойному слуге правильную дорогу, — великая честь. И теперь он продолжит идти по верному пути, — и во второй раз мальчик поклонился дракону, как это бы сделал Мути.

А потом Ким взял портфель и вышел из темной комнаты. Сколько же времени он провел в этом странном сновидении? Час… два? Мама, наверное, уже тревожится. Ким вспомнил как незадолго перед этим приключением она следила за ним с унынием в глазах. Она и отец спрашивали его о школе, понравилась ли она ему. И несколько раз мама предлагала, чтобы он пригласил кого-нибудь из своих школьных приятелей к себе домой, как в старой школе приходил с Джеймсом Фонгом и Сэмом Льюисом. А он не знал, что ответить ей, чтобы она не догадалась, как это все ему ненавистно. Ну, а теперь, после того, как он увидел Чуко Яня, он посмотрит прямо в глаза любому страху. И хотя он не играет на лютне и не поет перед лицом врага, он сделает то, что должен сделать.

Ким пробежал по темным комнатам и, выбравшись наружу из окна кухни, закрыл его за собой. Потом остановился на крыльце. Эта картинка-загадка! Если кто-нибудь явится, чтобы снести дом, что же станет с головоломкой? Ее нужно убрать отсюда!

Но ему не хотелось возвращаться за ней одному. Сиг, Рэс и Арти — они все собирали по одной из ее картинок. Ему следует сперва поговорить с ними, спросить, что нужно сделать. Так что давай двигай к дому Сига, сказал он себе, возможно, они все еще там…

Ким бросил взгляд на наручные часы, подарок ко дню рождения, сделанный ему два месяца назад. Без двадцати пять! Но ведь он вышел из автобуса только в четыре пятнадцать… он пробыл в доме лишь около получаса!

Но ведь в его сновидении прошли дни, а в реальном времени — только полчаса. Все равно, без двадцати пять — тоже позже обычного. И теперь, ради всего на свете, он не хочет тревожить мать.

С мальчиками он увидится и позже. Ведь так будет лучше, подумал Ким, он позвонит им и спросит, что делать. Если они подойдут к трубке, вот тогда и решат насчет головоломки, может даже, заберут ее все вместе после школы завтра. Ким быстро побежал по улице, и портфель глухо бился о его ногу, а мальчику больше всего хотелось схватить телефонную трубку и сделать эти звонки. В каком-то отношении это будет первой битвой в его личной войне, первой для него возможностью доказать, что он следует примеру Чуко Яня.

Но когда Ким пришел домой, мать сама разговаривала по телефону. Она сидела на краю дивана, прислушиваясь, потом улыбнулась и махнула рукой в сторону кухни, где, как он знал, его дожидаются пирожные и молоко. Мальчик повесил пиджак и шапку в платяной шкаф, а на нижнюю ступеньку лестничного марша поставил портфель, чтобы забрать его позже в свою комнату. Однако в этот раз он не взял с собой на кухню библиотечную книгу, чтобы читать ее во время еды. Ему предстояло поразмыслить над кое-чем, что было намного более волнующим, чем все то, что он мог бы прочитать, в этом он не сомневался.

На тарелке лежали два шоколадных пирожных с орехами, да и остальное на кухне пахло вкусно. Потом он вспомнил о распродаже печенья в церкви. Мама, наверное, пообещала сделать для этой акции много разных штучек. Он увидел две коробки с пирожками и две огромных кастрюли, накрытые фольгой. Никто не умеет печь так, как мама. Мальчик надкусил край первого пирожного, решив, что больше не будет его есть.

— Ну, — в дверях кухни появилась мама, — как дела в школе, Ким?

— Все в порядке. Могу я пригласить нескольких мальчиков, чтобы они пришли ко мне после ужина? Они живут поблизости… Сиг, он на Эшфорде, а Рэс и Арти еще ближе…

— Школьная вечеринка, будете вместе выполнять домашнее задание, так?