Томительно тянулось время, молчаливо стояли перед пограничниками высокие камыши, таящие в себе неизвестность предстоящих событий. Но вот они зашумели и захрустели под чьими-то ногами, послышался всплеск воды. Джульбарс натянул поводок, забеспокоился, но Зверев, подтащив его поближе к себе, приказал сидеть. Собака послушно села, навострив уши, и протянула морду в сторону приближающегося шума. Василий Терентьевич подумал сначала, что это высланный им дозор подходит к озеру, но слишком сильно трещали камыши и похоже было, что движется не один десяток людей.

Почему нет взрывов гранат? Неужели прозевали ребята? Макар Федоров, потрогав Василия Терентьевича за локоть, показал кивком головы вправо. Там над камышами мелькали тени, похожие на грудные мишени. Хренов насторожился и услышал, как фыркнула лошадь, свистнула в воздухе камча, а потом на небольшую поляну, выдавшуюся между кромкой камышей и тальниками, вывалила ватага бандитов.

— Не стрелять! — прошептал Хренов, поправив на себе ремни сабли и маузера. То же самое сделали Федоров и Зверев, поняв, что командир своими движениями приказал им подготовиться к бою. И тут гулко грохнули два взрыва, потрясшие все окрест: и камыши, и черные кусты, и саму ночь. Ошеломленные бандиты заметались по поляне, налетая друг на друга.

— Шашки к бою! За мной! — Хренов дал шпоры коню, и тот, не зная, как понять этот резкий приказ хозяина, вздыбился свечой, но, получив повторные шпоры, выпрыгнул из укрытия.

Василий Терентьевич, взлетев на пригорок, увидел, как из-за соседней сопки и от границы, сверкая сталью клинков, мчались на бандитов пограничники. Завязалась страшная схватка. Перемешались люди, лошади, перепуталось все. Кто-то выстрелил. Еще, еще. Пуля дзинькнула над головой Василия. Он прижался к гриве коня и, когда врезался в гущу всадников, увидел впереди себя Макара Федорова. Тот плашмя ударил саблей по спине бандита, приготовившегося выстрелить, выхватил у него карабин и принялся молотить прикладом по головам пришельцев, точно бил цепом по снопам пшеницы.

После нескольких ударов приклад карабина разлетелся в щепки, и тогда Макар, пустив злой матюк, взял в левую руку ствол, а в правую саблю и начал лупить бандитов.

— Бросай оружие или перебьем всех! — хрипло крикнул Василий и увидел, как один за другим бандиты поднимали вверх руки.

Василий Терентьевич, когда были обезоружены бандиты, осмотрел пограничников и не досчитался одного. Не было Петра Малыгина, весельчака и любимца заставы. Его нашли в камышах с пробитой головой и положили на поляне. На лице Петра, освещенного ярким лунным светом, не было ни одной морщинки. Парень недавно отметил свой восемнадцатый год рождения и лежал теперь бездыханный, закрыв глаза, точно крепко спал после тяжелого перехода, каких довелось ему совершить немало.

Петю похоронили, как героя, и посадили в память о нем несколько топольков на заставе. Вот они, эти теперь уже могучие деревья, и звали к себе подполковника запаса Хренова, прошагавшего после того боя тысячи верст по дозорным тропам Казахстана и Средней Азии, хлебнувшего всякого в грозные годы Великой Отечественной войны.

В семейном альбоме Василия Терентьевича хранится пожелтевшая от времени страница журнала «Пограничник», на которой помещен портрет офицера Хренова, награжденного орденом Красной Звезды и медалью «За оборону Ленинграда». На этой странице журнала есть слова:

И пограничники батальона майора Хренова поняли. Враг на их участке обороны не прошел. Многие остались навечно лежать у стен колыбели революции, у города Ленина, а Василия Терентьевича, израненного и обессилевшего, взяли в свои руки люди в белых халатах. Они вернули его в строй пограничников, дали ему силу. Разве может он уйти теперь с границы, сидеть где-то в тылу над речкой с удочкой и греть на солнце здоровое еще тело.

Он вернулся туда, где прошла его пограничная молодость, в небольшое село. Оно примечательно, пожалуй, только тем, что одна его улица упирается в сыпучие пески, а другая — в хлебные поля и сады. В летнюю пору, когда солнце стоит в зените, на село дышат барханы, и тогда ртутный столбик термометра прыгает за сорок. Ночью погоду строят горы, до подножия которых, как говорят аксакалы, часа два ишачьего хода. Хотя через село проходит асфальтированное шоссе, носятся по нему автобусы, но ишак у сельчан еще не перестал быть надежным средством сообщения: в песках он сильнее автомобиля. Вода здесь на вес золота, распределена до капли и течет строго по определенному плану, узаконенному двусторонними государственными конвенциями.

В первый же день, как прибыл Василий Терентьевич домой, зашел на заставу и заглянул в аллею стройных пирамидальных тополей. Это были для него не просто деревья, а живые друзья. Вот этот тополь вырастил инструктор службы собак Козырев. Настойчивый и энергичный был солдат. Он привез из дома щенка и вырастил из него быстрого и сильного Рекса, с помощью которого пограничники обезвредили много нарушителей границы. Когда собака стала стара и глуха, ее не убили, а держали на полной норме довольствия до самой смерти.

А вот и тополь Макара Федорова, посаженный в память о Пете Малыгине, сторонкой стоит крепкий, с буйной кроной карагач. Его вырастил Иван Зверев.

Так от дерева к дереву шагал Василий Терентьевич и рассказывал молодым пограничникам историю их заставы, вспоминал первых героев границы Советской республики. Затем он долго беседовал в канцелярии с начальником заставы и в заключение сказал:

— Вот ушел я в отставку, а сердце остается в строю. Вы уж не обижайте меня, старика. Когда потребуется, зовите на подмогу. Кость у меня еще крепкая, пригожусь.

…Встает солнце. Вместе с ним поднимается и Василий Терентьевич. Он убирает дворик, наводит порядок в своем саду, а ровно в девять спешит в сельскую библиотеку, которой взялся заведовать. А вечером его поглощают другие хлопоты. Надо побеседовать с людьми, напомнить о задачах по оказанию помощи пограничникам в охране государственной границы. Здесь, на переднем крае Родины, все часовые и у всех есть одна забота — не допустить безнаказанного нарушения родного рубежа. Коммунист Хренов постоянно напоминает об этом людям, воспитывает в них чувство высокой бдительности.

И они, жители приграничья, по первому зову солдат выходят на указанные тропы и преграждают путь лазутчикам. В первых рядах активистов села шагает Василий Терентьевич Хренов, офицер в отставке, но сердцем всегда в строю часовых переднего края нашей Родины.

С утра сегодня радостно было на душе у Катерины Захарко. Топила ли она печь, готовила ли поросятам корм или доила корову, все думала, как это им с Олей будут вручать медали. Медаль — правительственная награда, а награды выдаются героям… В ее голове никак не укладывалось: они — и вдруг герои.

Ну какие они с Олей герои?

Однако раздумывать особенно некогда. Еще вчера приезжали из сельсовета и предупредили, что сегодня в Салашинском клубе будет митинг, чтобы были готовы они с Олей ровно к четырем часам дня.

Шутка ли сказать — готовы!

С делами она управится, а вот как собраться, что надеть, чтоб и себе угодить и не хуже людей выглядеть.

Не часто приходилось Катерине справлять обновы.

У панов жила сызмальства, работала до черных зайцев в глазах, а что имела? Что вспомнить может она о тех временах?

Спала, как собачонка, под столом на матрасе из соломы. Хлеба вдоволь не ела, а об обновах и не думала.

Это теперь пошла мода обновы покупать. На базар вырядятся что в церковь — шерстяные платья, костюмы. Она и сама ходит косить в туфлях, которые раньше только на святки обували.