Постояв немного на мостике, Гай спускается в машинное отделение. Лейтенант Тараев, мгновенно очутившись перед командиром, рапортует, но Гай не слышит: от сильного гула на какое-то мгновение наступает глухота. Но вот уши привыкают, и Босый спрашивает:
— Все в порядке?
— Все хорошо, товарищ капитан-лейтенант! — на красивом лице Тараева сияет счастливая улыбка. Молодец лейтенант, весело работает, машину знает и не белоручка. Чуть какая неисправность — сам будет копаться.
А ведь хотели обидеть парня. Подходил срок очередного звания. Гай сел было писать представление, как вдруг вызывают в штаб: «Отставить. Рано. Пусть сначала стиляжьи замашки бросит». Какие замашки? Просто человек хочет со вкусом одеваться. Гай убедил начальство, отстоял справедливость, не дал Тараева в обиду.
«Одобрил бы отец? — подумал он тогда. — Обязательно одобрил бы!»
Мысленно советоваться с отцом стало потребностью Гая: «А как бы поступил в таком случае отец?» Это помогает: сомнения отсеиваются, и приходит нужное решение.
Нет, Гай никогда не пользовался положением своего отца. Командир части, в которой он служит, откровенно признался мне: «Гай — сын генерала Босого? Ей-богу, не знал».
Вышло так, что отец и сын почти не жили вместе. Детские годы Гая не в счет. Сначала разлучила война. Затем учеба в суворовском, после в высшем военно-морском. Когда же стал офицером, попал не туда, где служил отец. Видятся они не часто, но уж если сойдутся во время отпуска, переговорят обо всем. Впрочем, рассказывает больше отец, у Гая жизнь небогата событиями. Мысленно он прошел с отцом по всем границам, по всем фронтам войны. Говорит отец не только о хорошем, но и не скрывает своих ошибок: «Зачем сыну спотыкаться на знакомом месте?»
— Ты идешь на корабль, — сказал ему отец, когда они свиделись после того, как Гай окончил училище. — А что такое корабль, знаешь? Машина, техника, оружие? Нет, братец мой, корабль — это прежде всего матрос. Запомни хорошенько!
Гай твердо запомнил: сила командира — в опоре на людей, на коммунистов, на комсомольцев. Без них он нуль, а вместе они своротят гору.
Вот сообща задумали сделать корабль отличным. Так и будет. Гай это знает по опыту прежнего корабля. Там он служил замполитом, был секретарем парторганизации. Подняли коммунисты матросов, и работа закипела. Люди засели за изучение техники, стали лучше помогать друг другу, строже относиться к себе, по-настоящему занялись спортом. И результаты пришли. Каждый месяц все на новых боевых постах появлялись красные звездочки, а настало время, и в каюте командира появился вымпел отличного корабля. Хороший был тогда на корабле командир — Владлен Иванович Трифонов. Многое перенял у него Гай, а главное — умение подойти к человеку, заметить в нем хорошее, увлечь его настоящим делом.
И на этом корабле люди не хуже.
Глубокого уважения заслуживают они. Но уважать людей — не значит говорить им только сладкие слова. Не надо бояться даже лучшему другу сказать правду, пусть самую горькую. Это тоже советовал отец. Гай и здесь не подвел его, он не вихляет, когда надо быть определенным. Есть у него друг. Плавали вместе. Гай советовал ему: изучай технику, не надейся на старый багаж. Не послушался, в результате — авария. На партийном собрании, где разбирался этот случай, Гай первым взял слово и сказал другу все, что думает. Слова его звучали резко, жестко. Вот за эту неподкупность, определенность, за то, что он не поступается принципами, коммунисты и избрали Гая в партийное бюро части.
Гай думает об отце. Он бесконечно благодарен ему за все хорошее, чему он научил, хотя бы за ту же любознательность. Отец всю жизнь учился: окончил Высшую пограничную школу, Высшие курсы политработников, академию. Как ни был занят, всегда находил время следить за книжными новинками. Приучил к книге и Гая. При встрече обязательно поинтересуется: «А ну, выкладывай, что прочел, как понял?» Сначала Гай читал, чтобы не огорчать отца, со временем втянулся, а теперь чтение вошло в привычку, стало жизненной потребностью.
Всплывают в памяти первые годы службы. Не все шло хорошо, часто спотыкался, а однажды так споткнулся, что появились сомнения: «Ту ли профессию выбрал?» Собраться с духом помогли товарищи, помог отец. «Человек, не умеющий мужественно пережить неудачи, не достоин уважения», — писал тогда отец. Правильно писал…
Капитан-лейтенант обходит боевые посты. Как ни придирчив он, нарушений службы не обнаруживает. Все идет как надо. Он уверен: корабль выполнит задачу, обеспечит надежную охрану границы.
Спускается ночь, ветреная, сырая. Море еще пуще бурлит и бросает на корабль волну за волной. Трудно морякам маленького сторожевика в такую погоду. Но у Гая от этого не портится настроение. Его радует сознание того, что сегодня, как и вчера, позавчера, фамилия Босых значится в боевом расчете дозорных рубежей страны, что вахту по охране родной границы, которую почти сорок лет нес отец, ныне несет он, его сын Гай, и он будет нести ее так же зорко и неутомимо.
Мы сидим с Павлом Ивановичем в его небольшом кабинете. За окном шумный, весенний город, живой, деятельный. Босый подходит к окну и долго, неотрывно глядит на залитый солнцем древний и вечно молодой город, с которым у него так много связано в жизни.
— Так говорите: «отцы и дети?» Вечная проблема? — переспрашивает он меня после долгого раздумья и затем решительно и убежденно продолжает: — Чепуха это, извините за резкость. Сия проблема существует лишь в головах салонных литераторов. И поют они с чужого голоса. Господа за океаном спят и видят, чтобы наши дети поссорились с отцами и пошли своей дорогой. Но ведь этого нет и никогда не будет. Дорога у нас одна — с партией.
Нет, не заметно, что этому человеку идет седьмой десяток. Он загорается, как юноша:
— Когда я слышу или читаю о так называемой «проблеме отцов и детей», мне хочется спросить ее авторов: вы что, слепцы? Скиньте с глаз пелену и посмотрите вокруг: на целине, в космосе, на полях, на границе, вон там, — Павел Иванович показывает на строительные краны, поднявшие над городом свои стрелы, — везде молодежь идет в одном строю с отцами и старшими братьями. Возьмите моих ребят, Гая, к примеру. Не потому, что он такой хороший, а потому, что случай, так сказать, характерный. Смешно даже говорить о каком-то противоречии. С ним мы не только сын и отец — добрые друзья и товарищи! Мы делаем одно дело, об одном думаем, к одному стремимся. И в одной партии состоим. В Коммунистической! Это же понимать надо!
Вдруг гневные огоньки в глазах Павла Ивановича затухают. Его взгляд теплеет, а в голосе слышатся нотки гордости:
— А что, Гай будто бы ничего парень?
Хороший, уважаемый у вас, Павел Иванович, сын, достойный своего отца. Пожелаем ему счастливого плавания!
Павел Ельчанинов
РАДИ ЖИЗНИ НА ЗЕМЛЕ
По следам подвига Григория Мезенцева и Федора Карюкина
В канун Дня пограничника воины границы пригласили Михаила Ивановича Самодаева, очевидца подвига Григория Мезенцева и Федора Карюкина, и с ним посетили места, где был совершен этот подвиг. Рассказ Михаила Ивановича и архивные документы помогли воссоздать картину мужества, отваги и самопожертвования пограничников во имя Родины.
Это произошло 11 марта 1930 года. Коммунисты Григорий Мезенцев и Федор Карюкин были уволены в запас. Сдав оружие на склад и уложив свои вещи в сани, они пошли попрощаться с боевыми друзьями. И вдруг на заставу ворвалась тревожная весть:
— На левом фланге участка появилась банда Толстоухова.
Не раздумывая, Мезенцев и Карюкин заняли свое место в строю.
Из канцелярии вышел начальник заставы Кленов. Он коротко разъяснил обстановку и добавил:
— Банда царского полковника Толстоухова очень жестока и коварна. В ней одни белые офицеры, которые вот уже пятнадцать лет не выпускают из рук оружия. Будьте осторожными, товарищи.