Я перекинул через плечо ремень из полиэстера и вставил в замок тонкий металлический язычок, нажал до щелчка фиксатора и схватывания. Расслабился. Над крышей начал вращаться несущий винт. Пилот нацепил чёрные очки-светофильтры.

Через минуту вертолёт уже был в воздухе. Жак Мерсье не отличался разговорчивостью. Иногда включал переговорное устройство и выходил на связь с диспетчерскими службами, уточнял погодные условия. Помалкивал и я, глядя на сверкающие в лучах солнца волны под нами и редкие судёнышки.

Пилот состоял на службе у человека, владевшего островком, на который мы летели. Не знаю, какие инструкции он получил на мой счёт. Вероятно, пунктов в инструкциях было не много. Возможно только один: не болтать. Лицо у него спокойное и даже немного сонное. Лицо человека, умудрённого разнообразным жизненным опытом и уже махнувшего рукой на амбиции, по-настоящему озабоченного лишь тем, как прожить оставшиеся дни — без суеты и спешки, не отказывая себе в доступных удовольствиях. Над приборной доской был закреплён блок «GPS-карта», сейчас выключенный.

— Что, им не пользуетесь? — спросил я, указав на прибор.

— Хорошо изучил маршрут. Возникают неясности — обращаюсь.

— Скоро долетим?

Часы он носил на правом запястье. Не выпуская ручку управления, скользнув коротким взглядом по циферблату, сообщил:

— Минут через двадцать.

— Вы давно в этих местах? — осторожно полюбопытствовал я.

Допускал, что Мерсье не ответит.

— Больше тридцати лет, сказал он.

— Был лётчиком здешних авиалиний. Думал, выйду на пенсию — вернусь в Европу… Но остался. Летать хочется. Привык. Работа не трудная. И зарплата… Всё устраивает.

Заявленные двадцать минут ещё не истекли, а на горизонте показался остров. Чем ближе он становился, тем отчетливеё был виден густой зелёный покров.

На подлете глубокая синева океана, частично обусловленная красками неба, сменялась болеё светлыми тонами, вплоть до белизны в прибрежных водах. Эта белизна окаймляла весь остров, сплошь лесистый, за исключением ржаво-жёлтых пляжей.

Сверху клочок суши походил на толстую рыбину с разинутой пастью.

На северо-восточной оконечности я заметил строения с белыми крышами и два причала, к которым вели длинные мостки-настилы. У причалов несколько посудин.

В противоположной стороне пара ветряков на высоких опорах, с огромными лениво движущимися лопастями.

Жак Мерсье пошёл на снижение.

Где-то внизу размещалась площадка я пока не видел её. Она вынырнула неожиданно, у самой кромки леса, на берегу. Ровный асфальтовый прямоугольник. Разумеется, я не ожидал на ней обнаружить толпу встречающих, но внизу не было никого.

Может — к лучшему.

Вертолёт Жак посадил аккуратно и мягко. Наверное, в свое время на местных линиях он считался одним из лучших пилотов.

— С прибытием, — сказал Мерсье.

— И вас, — кивнул я, осматриваясь. Смолк двигатель. Смолкли жужжание и свист винтов. Улеглась пыль.

Ступив на асфальт, я осмотрелся.

Тихо плескались волны. Покрикивали чайки над волнами. И вкрадчиво шелестели ветви пальм.

Тут пахло водорослями, горячим песком.

От вертолёта исходили ароматы иного, техногенного происхождения.

В тени ангара из гофрированного алюминия разлеглась собака чёрной масти. Вертолёта не испугалась совершенно. Значит, со щенячьих лет приучена. Увидев пилота, раза два ударила хвостом по земле. Увидев меня — зевнула. Подойти и обнюхать, залаять ей было явно лень.

— Вставай, лежебока, — упрекнул Жак.

— Приведи кого-нибудь. Коробки таскать я один не собираюсь. А в них и твой корм.

На слово «корм» псина отреагировала. Встала, потянулась, разминая сначала передние, а потом задние лапы. Во время этой гимнастики я разглядел, что псина кобель.

Вторично зевнув, пес куда-то потрусил. Неужели понял задание, полученное от пилота?

Я повесил ремень сумки на плечо. Искренне порадовался её скромному весу — в дороге я всегда налегке.

Пилот вынул из кабины длинную коробку, туго перетянутую упаковочным капроновым шпагатом:

— Идёмте.

Он направился к лесу по тенистой асфальтированной дорожке. Я шёл следом, чувствуя, как на коже выступает испарина. Бедный организм. Ему ещё предстоит акклиматизация.

Дорожка привела к домику среди пальм. Чуть дальше, за деревьями, виднелись ещё дома. Все они были одноэтажными, в архитектурном отношении — типичными для райских, тёплых уголков Земли. Перед тем как подняться на крыльцо, обтянутое сеткой от насекомых, Жак Мерсье тихо поговорил с двумя аборигенами в бермудах и майках, они подошли в сопровождении псины.

Аборигены отправились к «аэродрому», выгружать покупки. А мы вошли в домик.

Из мебели — только самое необходимое. Сквозь щели горизонтальных жалюзи били закатные лучи и расчерчивали карту острова, пришпиленную к стене, скорее всего, больше для вида, чем для практических нужд.

Так сказать — этюд в багровых тонах. Ещё один штрих.

На стене висели две картины одинаковых размеров, на одной — трёхмачтовый корабль с высоченной кормовой надстройкой, в штормовых, кипящих волнах кренящийся под ветром, на другой — неброский пейзаж с речкой, где-то в средних широтах.

На мой взгляд, содержание картин было контрастным.

— Ужин в семь, — предупредил Жак. — Я зайду за вами.

Я уже развесил и разложил вещички в шкафу, а времени до ужина оставалось ещё много.

Решил прогуляться к берегу, воздухом подышать, на закатные волны посмотреть.

Направление выбрал так, чтобы выйти к воде не возле «аэродрома».

К своему удивлению обнаружил кусок набережной, как в городе, с хорошим асфальтом, с парапетом. Она извивалась вдоль кромки леса, повторяя изгибы линии берега. Обрывистый край был выложен диким серым камнем.

Излишество для островка в тропиках. Хозяин ностальгию лечит? Денег куры не клюют?

Видимо, это здешний Бродвей, излюбленное место гуляний. Пройдясь туда и обратно, я встретил несколько человек — европейцев, совершающих моцион, и велосипедиста на горном велосипеде. Я всем говорил «добрый вечер». Мне отвечали тем же, но вступать в разговор не спешили. Посматривали с любопытством и настороженно. Все пожилые. Думаю, новые люди на островке появляются нечасто.

Солнце погрузилось в пурпурно-золотые волны.

Шоу окончено. Малиновый занавес в полнеба.

К себе я вернулся, немного опоздав. Электроэнергию тут экономили, и было темновато — я не сразу нашёл домик. Жак меня ждал на крыльце. Укорять не стал, лишь поторопил, вставая:

— Идёмте.

Предстоял ужин в компании человека, владеющего островом.

Я прибыл сюда вроде бы не по своей воле, получив индивидуальное приглашение. Хотя, если честно, приложил определённые усилия, чтобы добиться его…

Такой же скромный домик, как тот, которым пользовался я.

На веранде, за накрытым столом, я увидел красиво стареющего мужчину — загорелого, с удлинённым аристократическим лицом, с длинными седыми волосами. Рядом сидел юноша лет двадцати. Белые рубашки, черные брюки. Назвав гостя, пилот также коротко представил хозяев:

— Доктор Конрад… Его сын Томас… Я пойду, с вашего позволения.

— Спасибо, Жак…

Доктор Конрад повернулся ко мне. — Вам следует подкрепить силы после долгих перелётов. Рыба ещё не остыла. Присаживайтесь.

Он позвал служанку, из местных.

Что ж, я действительно проголодался и ужинал с аппетитом.

Говорил, в основном, доктор Конрад:

— Я читал ваши статьи о животных, читал о ваших страстных выступлениях в их защиту. Мне кажется, вы тот человек, которому я могу доверять. Завтра мы совершим экскурсию по заповеднику. Я покажу вам лабораторию. Вы увидите своими глазами то, о чём я прошу вас написать. Вопрос деликатный… В ходе исследований я исчерпал средства. Моя лаборатория нуждается в инвестициях. Но я не хочу оказаться в зависимости от нечистоплотных дельцов. Надеюсь, вы лучше нас разбираетесь в том, что представляют собой все эти многочисленные фонды и кто стоит за ними…