Как я могла поверить, что Эмили Ланкастер была воровкой? Согласиться с этим значило пересмотреть мое отношение ко всем жителям поселка Полумесяц, сомневаться в каждом и думать, что под маской приличия все мы на самом деле обманщики и лицемеры. Подозревать Эмили значило подозревать всех нас.

Я стояла в холле второго этажа и думала. Дверь в комнату для гостей, в которой спал Холмс, была приоткрыта, и казалось, в ней еще стоит запах масла и бензина, всегда его сопровождавший. Солнце освещало радиатор в конце коридора, где я прятала перчатку Джима Веллингтона. Оно проникало через окно, из которого я наблюдала за миссис Дэлтон, с обезумевшим видом обыскивавшей дом в ту самую ночь. А из заднего окна главного холла можно было видеть комнату Холмса, где он терпеливо проводил свои эксперименты с книгой.

Холмс знал о деньгах, и это явилось причиной его смерти. Но как давно он знал о том, что мисс Эмили выносит деньги из дома? Откуда он узнал, где она их прячет? Как я уже говорила, он не только воспользовался стратегической позицией, которую занимал в своей комнате над гаражом, но еще использовал ничейную землю в своих собственных целях. Может быть, как и Джордж Тэлбот, он нашел там золотую монету? Или же он по какой-то неизвестной причине следил за мисс Эмили и узнал, куда она ходит, а потом разработал план действий?

Я стояла у заднего окна и старалась все это хорошенько обдумать. И решила, что для того, чтобы выполнить этот план, ему вовсе не обязательно было убивать Эмили Ланкастер. Что бы он ни собирался сделать, насколько мне было тогда известно, это можно было осуществить, не убивая Эмили. И этот мой вывод был подтвержден несколькими минутами позже, когда я все еще стояла у окна. Женщина медленно пересекала ничейную землю со стороны Юклид-стрит. Высокая, худая женщина, похожая на служанку Тэлботов Лиззи. Она направлялась к дому Ланкастеров. В руках у нее была свернутая газета, и я видела даже на таком расстоянии, что она чувствует себя не очень уверенно. Она исчезла из виду, подойдя к дровяному сараю, но потом я снова увидела ее, когда она, все еще неуверенно, подходила к заднему крыльцу Ланкастеров.

Элен, видимо, не впустила ее. Мистер Ланкастер плохо чувствовал себя в то утро, и Элен, которая хорошо к нему относилась, обошлась с ней довольно грубо. Женщина стояла в неуверенности, потом приняла решение и направилась к нашему дому.

Все это меня очень заинтересовало, и я спустилась вниз, чтобы встретить ее, поскольку Мэри могла отправить ее обратно. Она удивилась, увидев меня.

— Вы кого-то ищете?

— Я хотела увидеть мисс Ланкастер, но старый джентльмен очень плох. Она не смогла меня принять.

— Может быть, я смогу вам помочь? Я большой друг мисс Маргарет.

Она осмотрела меня с ног до головы. В глазах ее светилась скорее осторожность, чем подозрение. Она развернула газету.

Я полагала, что это утренняя газета, где рассказывалось о том, что был найден труп неизвестного человека, которого сбила машина и уехала, а потом было приведено очень точное описание внешности Холмса. Но я ошиблась. Она показала мне одну из наших местных газет, в которой была опубликована фотография.

— Я только сегодня утром ее увидела, — сказала она. — Я застилала газетой дно ящика и увидела ее. Это мисс Эмили Ланкастер, как вы думаете?

Я посмотрела на фотографию. Это была воскресная газета, и фотография, о которой она говорила, была сделана в субботу, когда семья отправлялась на предварительное судебное заседание. Фотография была очень хорошей. Лицо мисс Маргарет закрывала вуаль, но Эмили, взволнованная происходящим, подняла вуаль и собиралась вытереть на глазах слезы. Вероятно, увидев фоторепортеров, она, держа платок в руке, на минуту замешкалась. Этого было достаточно. В результате получилась прекрасная фотография.

Я свернула газету и посмотрела в сторону кухни. В окне увидела Мэри, с интересом наблюдавшую за нами.

— Пойдемте в дом, — быстро сказала я. — Здесь очень жарко. Думаю, вы должны мне что-то рассказать.

— Совершенно верно, — ответила она и послушно пошла за мной в библиотеку. Оказавшись там, я закрыла двери.

— Во-первых, я отвечу на ваш вопрос. Это действительно Эмили Ланкастер. Думаю, вы знаете, что она… умерла.

Женщина утвердительно кивнула.

— Но она не говорила, что ее фамилия Ланкастер, когда снимала у меня комнату. О мертвых плохо не говорят, извините меня. Но если это мисс Ланкастер, то мне она сказала, что ее фамилия Мерриам и что она работает медсестрой. Оказывается, это не так. Меня беспокоит сундук. Не знаю, виновна ли она, но мне нужно зарабатывать на жизнь. И я не хочу неприятностей.

Я успокоила ее, как могла, и она рассказала мне следующее.

Примерно первого апреля она прочла в газете объявление, в котором говорилось, что медсестра ищет комнату; так как она жила на углу Юклид-стрит и Либерти-авеню, совсем близко от больницы, то сразу откликнулась.

Она жила здесь недавно, и женщина средних лет, назвавшаяся медсестрой, была ей незнакома. Женщина сказала, что постоянно ухаживает за инвалидом и у нее для себя остается очень мало времени.

— Но она сказала, — продолжала миссис Макмаллен, назвавшаяся этим именем, — что ей хотелось бы иметь такое место, которое она могла бы считать своим домом, даже если может находиться там всего час или два в день, когда ходит в библиотеку за книгами или просто на прогулку. Она сказала, что место ей подходит, и в качестве поручителя назвала мисс Эмили Ланкастер. В округе все знали Ланкастеров, хотя видели их редко. Мне показалось, что все нормально. Я позвонила по телефону и поговорила с мисс Ланкастер, которая сама подошла к телефону. Она очень хорошо отозвалась об этой женщине. Откуда я могла знать, что это один и тот же человек, мисс? И зачем ей это было нужно, не понимаю? Ведь она не была молодой женщиной. Вы понимаете, что я имею в виду.

— Да, — ответила я задумчиво. — Но все это очень любопытно. Кажется, у них работала однажды медсестра по фамилии Мерриам, но это было очень давно.

В конце концов мисс Мерриам сняла комнату, и все было прекрасно. Мисс Эмили, или мисс Мерриам, приходила почти каждый день. Обычно вначале она шла в библиотеку, а потом приходила в свою комнату. Несколько раз она оставалась там часа два или три. Но обычно проводила там меньше времени. Вскоре она привезла сундук для одежды, который всегда запирала на ключ и даже на висячий замок. Сундук не должен был запираться на висячий замой, ушки для замка были к нему приделаны потом.

— Это мне не очень нравилось. Но женщины такого возраста иногда бывают странными. Я никогда не заглядывала в сундук моей жилички. У меня были другие дела. Но она была довольно странной, и не только из-за сундука. Комнату я должна была убирать только в ее присутствии. В комнате было чисто, она была чистоплотной женщиной, но я могла там пылесосить только при ней. Ключа она мне не оставляла.

За все эти пять или почти пять месяцев хозяйка комнаты ни разу не усомнилась в подлинности имени своей квартирантки. Это показывает, какой необщительной была мисс Эмили. Она могла жить под чужим именем в своем районе, и никто не узнал ее. За покупками ходила Маргарет. Ее хорошо знали на Либерти-авеню. Но мисс Эмили оставалась на этой шумной и многолюдной улице неизвестной. Она была одинокой крупной женщиной средних лет, которую никто не знал и которая ходила в библиотеку и обратно с охапкой книг в руках.

Однако миссис Макмаллен еще не закончила свой рассказ.

— Я старалась понравиться ей, и мне казалось, что мне это удается. В начале этого месяца она стала нервничать, выглядела усталой. Я слышала, как она ходит по комнате, когда бывает там. Она запирала дверь, а потом… ходила по комнате, как будто бы не находила себе места. Вы меня понимаете, мисс?

Поэтому я не очень удивилась, когда однажды, недели две назад, она пришла ко мне и сказала, что ей очень нравилось здесь, но, возможно, ей придется уехать. Старушка, ее пациентка, отправляется в путешествие вокруг света и берет ее с собой. Я помню, как она принесла много буклетов, в которых рассказывалось о маршрутах различных пароходов. Она их читала, пока я убирала комнату. Они и сейчас там. Поэтому я и отдала сундук.