Молодой человек пробудился в холодном липком поту. У него начался припадок удушья. Корчась на земле, он ловил ртом воздух и хрипел. Сознание гасло. На мгновение Филипу почудилось, что из-за куста показалось удивленное лицо индейца. Изнемогая от кашля, Филип закрыл глаза, а открыв их, никого не увидел.

Приступ длился около получаса. Когда он миновал, Филип Морган был мокрым как мышь. Его горло и легкие горели огнем. Он чувствовал себя беспомощным и одиноким.

— Да, у нас есть Библия, — сказал первый же индеец, которого он встретил в селении хассанемеситов.

Филип добрался до поселка на третий день путешествия. Молодого человека сразу же отвели в небольшое строение — оно служило домом молитвы. Там его представили невысокому индейцу средних лет с дружелюбными глазами, который говорил на ломаном английском. Филип рассказал о цели своего визита. Выслушав гостя, индеец пошел за Библией. После минутного отсутствия — все это время сердце Филипа учащенно билось — индеец вернулся с Библией, которую торжественно держал перед собой на открытых ладонях. Молодой человек положил мушкет и вещи на землю и не без робости прикоснулся к книге. Она была очень-очень старой. Какую-то долю секунды Филип внимательно разглядывал Библию: переплет, корешок, истрепанные края страниц. Затем с трепетом и надеждой открыл ее, перевернул страницу, другую, третью…

Лицо молодого человека вытянулось от разочарования. Титульный лист выглядел так:

Это была Библия на алгонкинском языке, переведенная и изданная Джоном Элиотом. Минуты две Филип мысленно пытался смириться с неудачей, а затем упавшим голосом объяснил индейцу, что он ищет другую Библию.

Индеец вопросительно взглянул на Филипа и, указав на него пальцем, спросил:

— Сын Элиота?

Филип покачал головой:

— Нет, сын Моргана.

— Ты помочь нам читать Библия? Учить нас?

— Я не знаю вашего языка, — ответил Филип. Внезапно ему вспомнились слова молодого наррагансета из резервации: «Здесь мало кто говорит по-латыни и по-гречески».

Лицо индейца приняло разочарованное выражение.

Жители поселка пригласили гостя разделить с ними трапезу, и Филип — в его мешочке с едой почти ничего не осталось — с радостью согласился. Хассанемеситы, так же, как и «молящиеся индейцы» с Великой Топи, были — несмотря на крайнюю бедность — сильны духом. Из разговора с хозяевами Филип понял, что в поселке много детей, причем за редким исключением все они неграмотны. Филип проникся глубоким сочувствием к этим людям. Что толку в Библии — пусть даже она написана на твоем родном языке, — если ты не можешь ее прочесть? Вечером того же дня, воспользовавшись помощью переводчика, он рассказал жителям поселка три притчи: о заблудшей овце, потерянной драхме и блудном сыне. Хассанемеситы оказались очень благодарными слушателями. Даже в Гарварде Филипу не доводилось встречать людей, внимавших столь жадно каждому его слову.

Не успел молодой человек завершить свой рассказ, как к нему подошла маленькая седовласая женщина и взяла его за руку двумя крохотными, похожими на сушеный чернослив, ручками. При помощи своей спутницы — скорее всего, дочери — она долго благодарила Филипа за то, что он познакомил их с этими притчами. Напоследок она сказала, что видела большую Библию на английском языке у «молящихся индейцев», живущих неподалеку, прямо за рекой, восточнее поселка хассанемеситов. Филип вежливо поблагодарил ее, однако решил про себя, что с него хватит приключений. Неудача подорвала его боевой дух. Он намеревался добраться до Великой Топи, взять свою лошадь и вернуться домой.

Приближение ночи тревожило молодого человека. Он лежал в темноте, боясь закрыть глаза, — ведь его вновь мог посетить вчерашний кошмар. Неожиданно ему вспомнились слова старой женщины. Она сказала, что видела Библию на английском языке. Недалеко отсюда. А что, если это Библия Морганов? Надо бы проверить. Раз уж он все равно здесь. Вот только что такое «недалеко» для старой индианки? Нужно уточнить. Если до поселка можно добраться за день, он попробует это сделать.

Утром выяснилось, что «недалеко» означает полдня пути. На сей раз Филипу предстояло идти лесной тропой. Она должна была вывести его к реке, на противоположном берегу которой и жили «молящиеся индейцы».

Филип полагал, что найти селение не составит труда. Однако через час тропинка превратилась в кроличью тропу, а потом и вовсе исчезла. Молодой человек продолжал продвигаться вперед, надеясь, что в конце концов снова выйдет на тропу. Он карабкался на валуны, продирался сквозь густой разросшийся кустарник, перебрался через маленький, заваленный буреломом ручей, ничем не напоминавший ту реку, о которой говорили индейцы. Но тропу так и не обнаружил.

Весь день он бесцельно брел по лесу. К вечеру, когда солнце начало неумолимо клониться к закату, он вышел к большому полю; в самом его центре стояло одинокое дерево с редкой листвой и толстыми ветвями, на которых покачивалось что-то, похожее на веревки. Измотанный долгим переходом, Филип решил отдохнуть под этим деревом, а заодно и посмотреть, что там, собственно говоря, висит.

Как только он подошел ближе, у него засосало под ложечкой. На дереве действительно болтались веревки. Такие толстые и прочные веревки поселенцы использовали, когда казнили преступников. Это было Дерево смерти. Филип слышал о нем. Здесь, на этом самом месте, повесили тридцать индейцев; их тела, почерневшие и обезображенные, не снимали несколько дней — для устрашения тех, кто собирается выступить против колонистов. После того как повешенных сняли, никто и не подумал отвязать веревки.

Филип почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Отдыхать под Деревом смерти он бы не стал ни при каких обстоятельствах. Оглядываясь по сторонам в поисках подходящего места для привала, он их и увидел. Они вышли из леса. Втроем.

— Аваунагусс! — закричал один из индейцев, указывая на него.

Филип застыл на месте словно изваяние. Бежать было бесполезно. Он не столь проворен, к тому же им ничего не стоило подстрелить его. Стараясь не терять самообладания, он настороженно следил за приближающимися индейцами. Двое из них были молоды, а третий — постарше: скорее всего, ему уже шел пятый десяток. Молодые индейцы имели при себе ножи и луки. Их товарищ держал в руках мушкет. Один из индейцев, молодой человек хмурого вида, остановился в отдалении, а его спутники вплотную подошли к Филипу.

— Аваун кин? — громко вопросил старший. Рядом с ним плечом к плечу стоял индеец с пером в волосах.

Филип смущенно пожал плечами.

— Я не знаю вашего языка, — сказал он. — Вы говорите по-английски?

— Туковекин? — крикнул индеец с пером, словно это могло помочь Филипу разобраться в сказанном.

— К сожалению, я вас не понимаю, — самым благожелательным тоном произнес Филип. — Я ищу поселок «молящихся индейцев». Вы не знаете, где он находится?

Индеец с мушкетом покачал головой и усмехнулся.

— Мат науавтау хеттемина!

Филип снова пожал плечами. Молодой индеец, наблюдавший за разговором со стороны, стоял, сложив на груди руки. Он не сводил с непрошеного гостя ненавидящих глаз.

— Куттокаш! — закричал индеец с пером и ударил Филипа по плечу.

Филип пошатнулся, но устоял на ногах.

— Я не желаю вам зла, — медленно выговорил он. — Позвольте мне продолжить мой путь.

Индеец с пером рывком сорвал с головы Филипа шляпу и с простодушным изумлением осмотрел ее. Затем нахлобучил шляпу на себя, предварительно вытащив из волос перо. Краснокожие засмеялись, даже хмурый индеец чуть улыбнулся бледной улыбкой.

Филип не предпринимал никаких попыток вернуть себе шляпу. «Пусть берет. Не погибать же из-за нее», — решил он.

Между тем индейцу в шляпе пришла в голову новая мысль. Он взял свое перо и воткнул его Филипу в волосы. Это вызвало очередной взрыв смеха. Филип не шелохнулся. Его щеки пылали от гнева.