У Анны же были только ближайшие родственники. Ее мать время от времени упоминала дорогую тетушку, или умершую тетушку, или ужасную тетушку – но этим все и ограничивалось.

Ее отец недавно оборвал все связи со своими уэльскими родственниками. Он говорил, что все Поттеры и Джоунсы похожи друг на друга в своей заурядности. Дон пользовался любой отговоркой, чтобы не знаться с ними. Он не любил ни одну из своих сестер и не одобрял то, как они воспитывают своих детей или внуков.

– Отец хотел, чтобы все мы разъехались по своим домам и перестали загаживать его дом, – продолжила Мирна.

– Это в духе твоего отца.

– Хм. Да. Но когда я заикнулась о его коллекции из гольф-клуба, он ничего не ответил. Ты же знаешь моего отца. Если бы все было в порядке, он обязательно прошелся бы насчет моего «тупого умничанья». В общем, мама что-то от нас скрывает. Поэтому мы все ходили на цыпочках… Я даже старалась быть женственной, чтобы порадовать папу. Ну, большую часть времени я проводила на кухне. Делала бутерброды. И мы все делали вид, что все в порядке. Как-то так получилось, что упоминание о папиной болезни превратилась в табу, хотя именно из-за нее мы все и собрались. Ну разве не смешно?

– Да, – согласилась Анна. – Вам надо было сесть всем вместе, как взрослым людям, и обсудить эту проблему.

Мирна долго смеялась.

– Я думала, что ты знаешь мою семью. Папа вечно нудит об эмоциях Грима.

– Ну, возможно, это только потому, что он не умеет выражать свои собственные.

– Нет. Он просто думает, что чувства Грима каким-то странным образом связаны с его сексуальностью.

Анну беспокоило, что Грим – гомосексуалист. Он был единственным мужчиной в ее жизни, который по-настоящему потерял от нее голову. Он бегал за ней все эти годы – с тринадцати до тридцати. Его страсть придавала Анне уверенности в себе. Она чувствовала себя роковой женщиной – по крайней мере, для одного мужчины. Так было до тех пор, пока в прошлом году Грим не объявил о своей гомосексуальности. И после этого Анна почувствовала себя каким-то идолом гомосексуализма, этакой провинциальной Джуди Гарланд[46].

Ее посетила мысль, что, если бы она не дала Гриму от ворот поворот, то сейчас они были бы уже женаты и у них было бы двое детей. Они были бы счастливы. До тех пор, пока в один прекрасный день во время их поездки в торговый центр садоводства он вдруг не признался бы ей, что все это время он был геем. Плоская грудь Анны заставила его поверить в то, что вообще-то она была мужчиной. Как же они объяснят все это своим четырем детишкам?

– Почему бы тебе не вернуться сегодня? – предложила Анна. Если бы Мирны не было дома, переезд на квартиру Себастьяна прошел бы менее болезненно для всех них.

– ТЫ шутишь? Чтоб я рисковала жизнью и разъезжала на метро в такую темень! – По словам Мирны, проблема общественного транспорта состояла в его доступности для широких масс.

– Между прочим, звонил твой отец, – сообщила Мирна.

– Да, он помогает мне переезжать.

Слова Анны повисли в воздухе. Они были почти видимыми.

– Что он помогает тебе делать? – переспросила Мирна, хотя, разумеется, все отлично слышала.

– Нууу… Я как раз собиралась тебе рассказать. Все это произошло, пока тебя не было. Мне предложили пожить полгода в отличной квартире в Челси. Фактически бесплатно. Один из друзей Шона искал человека для присмотра за своей кошкой. Целая квартира, – добавила Анна. – Одна спальня и…

– Ну-ну, – удивленно протянула Мирна.

– Квартира действительно очень милая. Тебе понравится.

Откуда это нелепое чувство вины, будто у нее тайный роман? Этак она докатится до того, что предложит Мирне забрать себе половину ее посуды.

– У Себастьяна в Нью-Йорке будет практически все, что нужно для жизни, так что я оставлю тебе свою посуду, – сказала она.

– У Себастьяна?..

– И если ты не возражаешь, то Том хотел бы переехать сюда, в мою комнату.

– Конечно, нет проблем, – ответила Мирна таким тоном, будто Анна бросала ее в ужасной ситуации на произвол судьбы. – Себастьян? – снова спросила она недоуменно, как будто никогда не знала, что такие аристократические имена действительно существуют.

– Он такой красивый – даже трудно себе представить. Как и все его друзья.

– Так, значит, Том не переезжает вместе с тобой? К тебе и ко всем твоим новым и «красивым» друзьям.

– Ему никто и не предлагал.

– Он что, недостаточно красив?

Было очевидно, что сегодня Мирна еще не виделась с Томом. Иначе он уже сказал бы ей, что переселяется в комнату Анны. Он объяснил бы ей, что они разошлись почти полюбовно. Что их пути разошлись. И что Анна, без всяких сомнений, скоро начнет спать с Шоном.

Когда-нибудь Том тоже найдет свое счастье.

Может быть, Том найдет свое счастье с Мирной?

От этой мысли Анне стало как-то не по себе. Она решила сменить тему.

– Вообще-то, м-м… я переезжаю сегодня вечером. Да. Он оставил кошку… – Она твердо намеревалась довести дело до конца.

– А ты вообще собиралась поставить меня в известность? – Мирна покачала головой. Она снова погрузилась в свою детскую книжку – с еще большим самозабвением. Можно было подумать, что в ней скрывается ответ на все ее вопросы. Кэти никогда бы не предала Кловер подобным образом.

– Конечно, собиралась. Просто мне нужно переехать прямо сейчас, вот и все.

Неужели Мирна не понимает, что Анна больше не может жить так и дальше, – делить с ней кухню, мужчину и микроволновку? Скрепя сердце слушать любимые радиопередачи Мирны для меньшинств. Усаживаясь перед телевизором, спрашивать у Мирны, не хочет ли она сесть с другой стороны. Ей никогда не нравилось, как Мирна загружает посудомоечную машину. Полный хаос. Ножи лежали там, где должны стоять стаканы.

– Ну, мой отец будет доволен, – сказала наконец Мирна, пытаясь рассмеяться.

– Почему?

– Ну, я наконец-то начну жить с мужчиной. Хотя, естественно, он предпочел бы, чтобы я жила с ним во грехе. Он сказал бы, что это более по-женски. Может быть, я буду врать и притворяться, что Том – мой бойфренд. И брать его с собой на семейные обеды. Насколько я знаю своего отца, он обязательно найдет какой-нибудь недостаток – даже в Томе.

– Да. Он скажет, что Том слишком обыкновенный.

– А Том далеко не обыкновенный.

– Как бы там ни было, я все равно буду часто заходить. Если ты меня впустишь, – добавила Анна со смехом. Она знала, что эта квартира, с оборванными обоями, с двуспальными кроватями как из борделя, – впустит кого угодно.

– Да, можешь приходить сюда, чтобы переспать с Томом, – задумчиво проговорила Мирна. – И поужинать.

– Да, – неуверенно сказала Анна. – Я хочу сказать, что все останется по-прежнему, разве что теперь у меня будет ванна-джакузи и чистые ковры.

Но она покривила душой. На самом деле Анна надеялась, что с переездом в квартиру Себастьяна изменится вся ее жизнь. Она даже надеялась завести себе новых друзей, которые гармонировали бы с ее кремовым диваном.

– А еще корзинка под яйца, – добавила она уже более серьезно. – И автомат для льда.

«И Шон», – подумала она. Окунувшись в жизнь Шона, она сможет позабыть о своей собственной жизни.

– Ну, я полагаю, что все рано или поздно меняется, – сказала Мирна.

– Да.

– Хотя я никогда не могла понять, почему все обязательно должно меняться.

– Да, весело было вдвоем, – сказала Анна, понимая, что им никогда не было так же «весело», как должно быть соседкам по квартире. Например, они никогда вместе не делали аэробику, лежа перед телевизором, и никогда не обсуждали, лакомясь мороженым, проблемы карьеры.

Для Мирны веселье заключалось в том, что она валялась в постели, утешая себя тем, что «все могло бы быть гораздо хуже». Она часто радовалась, что ей, например, не приходится скрываться от полиции в каком-нибудь бомбейском борделе или быть в заложниках в Ливане.