А в это время Анна изучала лицо матери и думала о том, что Барбара живет во лжи, притворяясь, как будто ничего вокруг не изменилось с пятидесятых годов.

Анна втайне подыгрывала этой лжи, притворяясь, что у нее нет никаких современных проблем современной женщины, таких, как, например, карьера и секс. Она притворялась до сегодняшнего дня. Как правильно сказал Шон, она больше не могла ограждать свою мать от реальности Она не несла ответственности за этот мир и не могла больше жертвовать своей личностью в угоду отжившим представлениям Барбары. От этого страдали они обе.

– Знаешь, я мечтала об этом, – сказала Барбара, рассматривая картинку с миской ярких разноцветных овощей. – Ты и я. Мать и дочь. Сидим вот так, бок о бок. – Она произнесла выражение «мать и дочь» так, словно Анна могла уже позабыть о том, кем они приходятся друг другу. – И обмениваемся рецептами супов.

Анна редко видела свою мать такой оживленной. Но так дальше не могло продолжаться: они обе делали вид, что на дворе – семидесятые года, а мир вокруг них напоминает рекламу жидкости для мытья посуды.

Анне необходимо было выбрать правильный момент, чтобы сказать матери, что она чувствует на самом деле. Но почему это так тяжело было сделать? Вероятно, потому, что ее мать ненавидела разговоры о таких вещах, которые она называла «прозой жизни». По ее словам, все эти разговоры лишь смущали ее и затрагивали «неприличные темы».

Они не разговаривали по душам уже много лет. С тех самых пор, как Барбара задумала уйти от Дона. В тот самый день она излила всю душу. И, видимо, от ее души уже не осталось ничего. Ведь Барбаре понадобилось прожить в браке целых десять лет, чтобы зачать. Десять долгих лет (а теперь шепотом) секса с Доном.

Это произошло в 1980 году, когда Барбара собралась уходить от мужа. И если бы не Анна, то она бы ушла. Она уже собрала чемоданы, и они стояли наготове у двери. В тот день она отменила доставку молока.

В доме стояла тишина, и не было никаких звуков, обычно исходящих от Дона. Тринадцатилетняя Анна уговорила свою мать сесть. Она уговорила мать объяснить ей, что происходит. Анна даже выложила на тарелку несколько штучек печенья. Она разложила печенье «Бритиш Вэраити» веером на тарелке, пока ее мать все говорила и говорила.

Обливаясь слезами, которые капали у нее с подбородка, Барбара спокойно во всем исповедовалась. Она даже рассказала, почему Анна была единственным ребенком в семье после двенадцати лет супружеской жизни. Барбара и Дон на протяжении шести лет пытались завести ребенка и только после этого решились обратиться к врачу.

Во времена Барбары рождения ребенка было принято ждать. Однако все ее подруги уже начали рожать. Она выглядела более женственной, чем ее подруги. Барбара всегда следила за своей внешностью. И тем не менее все ее подруги уже были увешаны детьми самых разных возрастов, а у них с Доном все еще не было детей – ни одного.

У них ничего не получалось. Пока они все еще пользовались своими собственными силами.

Во времена Барбары начали производить машины, рассчитанные на многодетные семьи. Все стало выпускаться в больших фасовках для многодетных семей – чипсы, печенье. В то время не было волшебных таблеток. Или Барбара не знала о таких таблетках, так как ей никто и никогда их не прописывал. Ее врач посоветовал ей не сдаваться и продолжать попытки забеременеть, как бы намекая на то, что до сих пор она не прикладывала для этого достаточно усилий. Конечно, он осмотрел ее. Но только для того, чтобы убедиться, что у нее нет никакого серьезного заболевания.

– У вас идиопатическое бесплодие, – сказал он.

– Мы что, неправильно что-то делаем?

– Да нет же, – рассмеялся он. – Это означает то, что вы оба физически здоровы. Просто современной медицине пока неизвестно, почему вы до сих пор не забеременели. Открою вам маленький секрет, как зачать ребенка… – сказал он, наклоняясь к ней и трогая ее за коленку.

– Да-да, – сказала она в нетерпении.

– Нужно чаще заниматься сексом.

Она смутилась. В те дни только комик Бенни Хилл мог шутить про секс, а все остальные только тихонько посмеивались над его шутками. Никто не разговаривал на эту тему откровенно, сохраняя при этом серьезное выражение лица. На любую другую тему – пожалуйста, но только не про секс. В ее дни было не принято кричать о сексе во все услышанье.

Во времена Барбары женщины соревновались между собой. Анне этого не понять. Соревнование заключалось в том, кто больше нарожает детей. Ожесточенное соперничество. Сейчас все совершенно иначе – сейчас женщины рассказывают друг другу о своих месячных, иногда даже по центральным каналам телевидения.

В те времена если у вас не было, по крайней мере, двоих детей, на вас смотрели с подозрением. Дети были превыше всего. Дети, которые хныкали, капризничали, ябедничали, смеялись. Дети были повсюду: в супермаркете, в автобусе и в других местах, где и так было не протолкнуться. Тогда все было совсем не так, как сейчас. В те дни дети были частью общества, и, судя по всему, ни у кого не возникало проблем с их зачатием. За исключением Барбары. Она хотела только одного – родить ребенка. «Неужели это так много?» – нередко спрашивала она про себя.

В течение десяти долгих лет, не теряя надежды, Дон и Барбара продолжали усердно трудиться над зачатием. Во времена Барбары доктора не прописывали специальных таблеток В те моменты, когда Барбара была на грани срыва, она часто думала: а может быть, она – по ошибке природы – мужчина? Что касается Дона, то он уже смирился с мыслью, что им не суждено иметь детей. Хоть он и не был религиозным человеком, бездетность казалась ему своего рода карой за то, что в прошлой жизни он совершил что-то плохое. Что посеешь, то и пожнешь. «Ладно, Барбара, на нет и суда нет», – говорил он. Кроме этого, его утешала политика.

А Барбара к тому времени уже растеряла многих друзей, перессорившись со всеми. Да, уж эта «застенчивая малышка Барбара». Но всякому терпению приходит конец. И ее терпение лопнуло – внезапно и бурно.

Вместо того чтобы открывать двери перед беременными женщинами и пропускать их вперед, Барбара взяла себе за правило делать наоборот – с силой захлопывать дверь перед самым их носом. Будь у нее специальная булавка, она бродила бы по Лондону и протыкала бы живот каждой беременной женщине, попадавшейся ей на пути.

Когда Анна предложила ей печенье «Джэмми Доджер», она рассмеялась сквозь слезы.

– Я возьму одну, – сказала она, выбирая самую простую. Ей нравилось следить за своей фигурой.

Если бы только доктор оказался прав. Если бы только проблема заключалась лишь в количестве секса. Потому что сексом они занимались более чем достаточно. «Или, может, прекратить уже заниматься сексом?» – стала думать она.

На самом деле, Барбара никогда не получала удовольствия от секса, но ей каждый раз приходилось им заниматься – скрепя сердце. Подневольность этой процедуры вкупе с тем, что Барбара не любила двигаться, – все это, вероятно, препятствовало продвижению сперматозоидов к яйцеклетке. Дона это тоже особо не возбуждало. Спустя какое-то время даже он, мужчина, разочаровался в идее частого секса.

Иногда Барбара удивлялась: как вообще получилось, что у нее появилась Анна? Родилась Анна, и, конечно же, после этого все изменилось. Дон переехал из спальни в свободную комнату. На этом его миссия была окончена. Они отдалялись друг от друга все больше и больше, так как большую часть своего детства Анна спала вместе с матерью. Там она была в большей безопасности.

Барбара всегда боялась, что дочь в любой момент может заболеть и умереть. Анна была такой крошечной. Пять фунтов. Даже в ясельном возрасте она все еще оставалась очень худенькой с хрупкими тонкими косточками. Но для Барбары и Дона решение спать врозь оказалось неверным решением. Это плохо сказалось бы на любом браке. Дон, по крайней мере, мог сам удовлетворять свои потребности и заниматься политикой. Получив полную свободу, он быстренько и легко приспособился к своей новой роли. В то время как у Барбары кроме ее дочери ничего больше не было.